Мечи легиона - Гарри Тертлдав

Принцесса отнеслась к беде Виридовикса очень серьезно, как будто разбирая историческую коллизию.

— Думаю, неправильно смешивать то, что называется «заниматься любовью», и настоящую любовь. Нет более быстрого пути к сердцу женщины, чем тот, что начинается у нее между ног. Но есть куда более надежные и верные.

— О, она мудра, — сказал Виридовикс, обдумав слова Алипии. Он повернулся к Марку и внезапно обрел пьяно-торжественный вид. — Она настоящее сокровище. Береги ее.

— Хочешь, чтоб я уложил его в постель, Скавр? — Горгид появился рядом с трибуном, как всегда в тот момент, когда был нужен.

— Ладно, так и быть, пойду с тобой. — Некоторое время Виридовикс беседовал сам с собой, потом с большим уважением поклонился Алипии. -Госпожа, я, пожалуй, удалюсь! Позор мне, что я был болваном и бросил темное пятно на ваш свадебный день.

— Глупости, — ответила Алипия твердо. — Печаль нужно разделять с друзьями, как и радость. К сожалению, это не всегда получается. Я помню… — Ее голос стал мягким и тихим, а глаза затуманились. Марк обнял ее за талию. Она вздрогнула и снова пришла в себя. — Не бойся, милый. Со мной все в порядке, правда.

Она говорила тихо, но с той же решительностью, с которой разговаривала с Виридовиксом. Увидев, что Скавр все еще тревожится, она добавила:

— Мы в самом деле подходим друг другу. Вот ты и доказал это. Ведь ты сразу замечаешь, когда я становлюсь печальной. А вот тебе доказательство от меня. — Она поцеловала его, что вызвало громкие одобрительные крики у пирующих. — Ну вот. Теперь ты веришь мне?

Самым лучшим ответом, который у него нашелся, был ответный поцелуй. Кажется, это был самый правильный ответ.

Гости еще распевали пьяные песни в темноте за стенами уединенного дворца — личных апартаментов императорской семьи. Но никто не следовал за Марком и Алипией в само здание, за исключением Туризина и Алании. Однако императорская чета тут же направилась в свои покои.

Трибун широко раскрыл дверь в комнату, отведенную им с Алипией, -здесь молодоженам предстояло жить до отъезда в поместья, пожалованные Императором, 3апотевший кувшинчик вина покоился в чаше колотого льда, рядом лежал один-единственный бокал (общий для жениха и невесты). Шелковые одеяла и мягкие меха устилали постель. Масляный светильник горел на ночном столике у кровати.

Вдруг Алипия взвизгнула:

— Что ты делаешь? Отпусти!

Марк поставил ее на ноги, но уже в самой комнате. Улыбаясь, он сказал:

— Всю свадьбу я честно следовал видессианским обычаям. И не жаловался, делал все, как положено. Но уж от этого римского обычая я отступать не собираюсь. Невесту нужно перенести через порог на руках.

— О… Ну ладно. Но ты мог бы предупредить меня заранее.

— Прости. — Он выглядел таким сокрушенным и виноватым, что Алипия прыснула. Марк вздохнул с облегчением и закрыл дверь на замок и засов, после чего тоже рассмеялся.

— Что это, муж мой? — спросила Алипия. Она произнесла эти слова с гордостью обладания. — Или, что будет более правильным, дважды доказанный муж мой?

— Знаешь, — сказал Марк, — я только что подумал, что в первый раз закрываю за нами дверь и не боюсь, что кто-нибудь в нее вломится.

— Благодарение Фосу, — тут же отозвалась Алипия. Ее смешок прозвучал немного нервно. — Но эта дверь, заметь, еще и более крепкая.

— Ты права. Можно, я не буду обсуждать достоинства нашей двери всю ночь?

— Можно. — Она бросила беглый взгляд на кувшин. — Хочешь немного вина? Оно очень неплохое, но еще один бокал — и я засну.

— Нет, — сурово ответил Марк. — Я и так выпил изрядно.

Он снял с головы душистый свадебный венок и хотел уже отбросить его в сторону.

— Не делай этого! — воскликнула Алипия. — Венки нужно повесить на края кровати на счастье.

Она сама повесила венки на угловые шишечки кровати. Трибун шагнул вперед и нежно коснулся ее лица. Она обняла его, прошептав:

— О Марк, мы прошли через все испытания. Я так люблю тебя.

У него было еще мгновение ответить: «И я тебя», прежде чем их губы встретились. Толстые церемониальные халаты мешали объятию почти так же, как в прошлом доспехи.

— Скорее, — сказала Алипия, когда он начал снимать халат.

— Здесь довольно холодно. Если ты лежишь в постели один, конечно.

Когда он сбросил одежду с плеч, Алипия вдруг нахмурилась.

— Этот шрам новый. — Она провела пальцем по длинному шраму на его груди.

— Это та рана, которую я получил в Машизе. Могло быть хуже, но Горгид исцелил меня.

— Помню, ты рассказывал об этом. Ты был ранен в грудь — честная рана. Но похоже, мне нужно снова привыкать к твоему телу, милый.

— У тебя будет для этого много лет.

Она еще крепче прижала его к себе.

— Да. О да.

Он потуши светильник.

Гай Филипп шагал по площади Паламы, шлепая по лужам.

— Дело к весне. Снега, похоже, больше не будет.

Марк купил у лоточника маленького жареного спрута, съел его и теперь облизывал пальцы.

— Как бы мне хотелось убедить тебя поехать с нами на запад!

— Мы с тобой сто раз обсуждали это, — терпеливо ответил старший центурион. — Ты хочешь жить в своем поместье, отлично. Это твое дело. Что касается меня, то я вырос в селе — и удрал оттуда так быстро, как только смог.

— Все будет совсем иначе, — запротестовал Скавр. — Ты получишь большой кусок собственной хорошей земли, где сможешь делать все, что угодно. Это тебе не тот крошечный клочок, где можно помереть с голоду, как было в Риме.

— Ну что ж, в таком случае я помру там от скуки. Ну уж нет. Я предпочитаю заниматься своим делом. Гавр предоставил мне неплохой дом в столице. Обучать пехотинцев — это работа, которую я действительно хорошо выполняю. И не бойся, латынь я не забуду. Со мной в городе остается немало римлян.

Это было правдой. Хотя большинство легионеров с радостью согласились получить от Марка наделы земли, примерно пятьдесят солдат и офицеров предпочли служить Императору и дальше. Туризин был рад оставить их у себя. Он желал создать в видессианской армии легион по римскому образцу, и ему необходимы были для этого римляне старой выучки.

— Кроме того, мы нужны Империи, — добавил Гай Филипп. — Вы там быстро утратите боевые качества, поглощенные сбором урожая, скотиной и пацаньем, которое будет отвлекать вас от тренировок. Вы станете крестьянами и не сможете передать свое искусство сыновьям. Римская боевая наука будет потеряна для вас навсегда. Пусть же это учение переймут имперцы. И хорошенько запомнят его — а под моим руководством они запомнят его навеки, можешь не сомневаться. Я не писака, как Горгид. Какую еще память я могу оставить по себе? Какой памятник старшее центуриону лучше, чем хорошо обученная армия?