Великий магистр - Октавиан Стампас

— Что это? — испуганно спросила Юдифь, чувствуя смутную тревогу.

— Ваш приют, — мрачно отозвался граф Норфолк. Он спешился и помог ей сойти с лошади. Затем он постучал условленным способом в ворота. Юдифь дрожала от холода и страха. Посмотрев на нее, Норфолк сбросил с плеч свой белый плащ с красным восьмиконечным крестом и укрыл им роковую красавицу.

— Кто там? — окошко раскрылось и в нем показалось львиноподобное лицо в капюшоне.

— Это я! — произнес Норфолк. — Тот, кто приходил сюда три дня назад. Я привез вам больную.

Ворота заскрежетали. Страшная догадка мелькнула в прекрасной головке Юдифи.

— Не-ее-ет!! — закричала она, биясь в крепких руках графа Норфолка, и крик ее был похож на тот, который раздавался из горла Чекко Кавальканти. Теперь уже другие руки ухватили ее и понесли куда-то в темноту. Ворота лепрозория захлопнулись.

— Ну вот и все! — хмуро произнес Бизоль, когда к нему присоединился граф Норфолк. — Но поверь мне, Грей, чувствую я себя довольно гадко!

Норфолк посмотрел на него, ничего не ответил и с силой стегнул лошадь.

Уже три дня, как за спиной Людвига фон Зегенгейма остался Иерусалим, а он продолжал мчаться вперед, не давая передышки ни себе, ни коню, не разбирая дороги, словно лишь в скорости было теперь его спасение; но так продолжалось не всегда, порою, ему лишь казалось, что он несется вместе с ветром вперед, но вот — наступал момент, — и он сбрасывал с себя пелену, и, очнувшись, с изумлением оглядывался вокруг: кругом было необозримое поле, или деревья, или поросшие кустарником склоны горы, а лошадь его стояла возле озерца и жадно пила воду. Следом за ним ехал Иштван, но он боялся приблизиться к рыцарю, который не узнавал его и прогонял прочь. Но на четвертый день Людвиг вконец обессиленный свалился с седла и могучий венгр, подстегивая коня, помчался к нему, спрыгнул на землю, подхватил тело Людвига, приподняв его голову. Он влил в его пересохшие губы воды из фляжки. Зегенгейм открыл глаза, воспаленным взглядом посмотрел на Иштвана.

Вечером, возле костра, когда пламя усыпляло его взор, он думал о пройденной жизни, вспоминал те счастливые дни, что были в ней, любовь, радость победы над врагом, минуты вдохновения и благостного тепла; но в памяти всплывали и иные дни, когда он терпел боль, страдания, горе… Людвиг не жалел, что прожил жизнь именно так, а не иначе; он чувствовал, что его земной круг подходит к концу и наступает час, когда он должен предстать перед Всевышним, который строго спросит его за все. Но имеет ли он право сейчас, когда его муки достигли предела, когда ни один человек не в силах справиться с ними, продлевать свою земную юдоль?.. Лишь только рассвет начал подниматься над горными хребтами, Людвиг осторожно поднялся со своего ложа, переступил через спящего рядом Иштвана и направился к вырисовывающемуся из темноты высокому склону, накренившемуся над темным озером. Какая-то чужая, враждебная природе его духа сила толкала его туда. Он поднялся на вершину этого склона и посмотрел вниз, где далеко внизу чернел омут. Если сделать вперед еще один шаг, — пусть он будет случайным, и полететь вниз, то никто и никогда не узнает, как он умер и где покоится его тело… Никто, кроме Того, Кто видит и знает все. В тяжелом раздумье застыл Людвиг фон Зегенгейм перед этим последним шагом. Мучительные колебания разрывали его сердце.

— Граф! — позвал сзади Иштван. Верный оруженосец поднялся на вершину вслед за своим рыцарем и стоял теперь за его спиной. — Не делайте этого.

И Зегенгейм вновь очнулся, сбросил с себя наваждение. Он отступил назад, повернулся, и, коснувшись благодарно плеча Иштвана, спотыкаясь, побрел прочь… Через некоторое время, напившись свежей родниковой воды, они снова мчались вперед, навстречу неведомой судьбе. Позади оставались разрушенные в боях селения, выжженные пастбища, древняя земля, истерзанная людской ненавистью и злобой. Они вышли к берегам Мертвого моря, обогнули его, миновали крепость Керак, где Людвиг фон Зегенгейм достиг одного из своих высших триумфов. Там, куда они попали, сосредоточились войска принца Евстафия; здесь начиналась новая война, — еще одна, бессмысленная и беспощадная… Напротив стоял лагерем принц Санджар, в очередной раз приведший сельджуков в Палестину.

— Граф, дальше нельзя! — предупредили Зегенгейма на передовых постах. — Если вы продолжите путь, то прямиком попадете в лапы проклятых турок. Сегодня в их лагере наблюдалось оживление, никак готовят какую-то пакость. Будьте начеку!

Людвиг молча кивнул головой. Он двинулся дальше, приторочив к седлу второе копье; следом за ним неотступно ехал его оруженосец. Они возвращались в привычную им стихию…

Когда перед ними заблестели цепи сельджуков, построившихся в боевые ряды, чтобы ринуться на еще не подготовленные к бою войска принца Евстафия, Людвиг фон Зегенгейм достал свой рожок и, поднеся его ко рту, протрубил рыцарский сигнал, призывающий противника принять вызов.

— …Кто этот безумец? — спросил принц Санджар, всматриваясь в выросшую на холме фигуру тамплиера в белом плаще с красным восьмиконечным крестом, требующего поединка.

— Кажется, я знаю! — произнес, прищурившись, стоявший рядом с ним Умар Рахмон. — Это наш старый знакомый — Людвиг фон Зегенгейм. Помните?

— Из Ордена тамплиеров! — вздрогнул принц Санджар, хорошо помнивший уроки Керака и Син-аль-Набра. — Ну что же, Умар! Вот вам и случай отомстить за все ваши промахи… Не упустите своей удачи на сей раз!

Умар Рахмон взглянул на своего повелителя и согласно наклонил голову. Он надвинул шлем и взял в руки копье.

— Я брошу к вашим ногам его доспехи! — грозно пообещал он и, настегивая лошадь, помчался навстречу Людвигу фон Зегенгейму. Два старых противника сошлись в смертельном поединке, ломая копья и выхватывая мечи… Принц Санджар, наблюдая за боем, приподнялся на стременах. Несколько минут его взор неотступно следил за сражающимися. Наконец, он издал огорчительный вздох и щелкнул пальцами. Тело Умара Рахмона неподвижно лежало на земле, а Людвиг фон Зегенгейм вновь садился в седло и подносил к губам свой рожок. И призывные звуки опять разнеслись над цепями сельджуков. Санджар махнул рукой, подзывая к себе одного из своих воинов.

— Ты! — выкрикнул он. — Вперед!

Новый поединок разгорелся на холме. Прошло немного времени, и еще один сельджук остался лежать рядом с Рахмоном. А Санджар уже посылал в бой третьего воина… И в этот раз Людвиг фон Зегенгейм остался непобежденным.

— Он что — заколдован? — в изумлении спросил Санджар у окружающих. — Кто теперь?

Четвертый, пятый и шестой сельджук пали мертвыми под мечом Людвига, а он оставался в седле и продолжал трубить в рыцарский рожок. Казалось, тамплиер обладает неиссякаемой силой и победить его невозможно.

— О, Аллах, если бы этот рыцарь был в моем стане! — прошептал Санджар, наблюдая, как гибнут его воины. Уже двенадцатый, посланный им сельджук, пал на холме, а звуки рожка все разносились над полем. Не хочет ли он перебить все мое войско?

Но чуда не произошло. Едва от стана отделился тринадцатый сельджук, как звуки рожка внезапно смолкли. Людвиг фон Зегенгейм покачнулся в седле, меч выпал из его руки… Он наклонился на бок и соскользнул на землю. Сердце благородного рыцаря остановилось. Принц Санджар первым ринулся на холм, настегивая лошадь. Спешившись, он подбежал к этому непобедимому человеку, голову которого держал на своих коленях плачущий Иштван. Принц Санджар молча встал рядом, держа в руках снятый шлем; сельджуки обступили их, дивясь на мертвого тамплиера, пораженные его красотой, смелостью и силой.

— Похороните его с высшими почестями, достойными мужества этого рыцаря! — громко произнес Санджар, обращаясь ко всем, и голос его зазвенел над местом гибели тамплиера.

Когда граф Норфолк и Бизоль де Сент-Омер, свершив свой справедливый суд над Юдифью вернулись в Тампль, ночь еще цепко держала в своих объятиях Иерусалим. Около ворот их встретил Христофулос.

— Вы выяснили, где живет тот человек? — спросил Норфолк.

— Да, — ответил грек.

— Едемте к нему. Он смертельно опасен для мессира.

— Нам нет нужды этого делать, — возразил Христофулос.

— Почему?

— Потому что он находится здесь, в покоях де Пейна. Они беседуют вот уже два часа.

Рыцари спрыгнули с коней, оба они схватились за мечи.

— Думаю, что гадину надо приколоть на месте! — выразил свое мнение Бизоль. И все трое поспешили внутрь. Но возле дверей мессира дорогу им преградил Раймонд, сидевший на небольшом стульчике.

— Он просил никого не пускать! — произнес Раймонд, глаза которого слипались от усталости. — Я не знаю, что происходит. Сначала один посетитель, затем второй… А ночь уже на исходе. Мне все это не нравится, сеньоры!

— Ну что же, — произнес Норфолк, раздумывая. — Давайте подождем развития событий, — и он занял одно из стоящих возле стены кресел.