Жестокая охота - Виталий Гладкий

В одну из таких ночей, на исходе ноября, в охотничьем зимовье, срубленном на берегу реки Аян, притоке Колымы, и началась эта история.

Неказистая на вид бревенчатая избушка по крышу утонула в сугробе, и только длинный черный ствол дымоходной трубы с тонкой, призрачной струйкой дыма да узкая тропинка, протоптанная к темному прямоугольнику двери, указывали на то, что внутри находится живая человеческая душа.

В избушке было жарко. Небольшая железная печка-“буржуйка” накалилась докрасна; на ней с краешку стояла кастрюля с остатками незамысловатого ужина и рядом мирно ворковал чайник. По другую сторону от входа, напротив печки, лежали аккуратно сложенные в поленницу дрова, а на них — унты и меховые рукавицы для просушки. Здесь же висели видавший виды полушубок и малокалиберная винтовка. Чуть поодаль, у стены под крохотным оконцем, стояли нары, на которых лежал полосатый тюфяк, застеленный грубошерстным солдатским одеялом. Был в избушке и стол, сколоченный на скорую руку из сучковатых досок, по которым лишь вскользь прошелся рубанок. Посреди стола, на залитом стеарином чурбане, стояла толстая свеча.

Возле стола сидел охотник-промысловик Алексей Малютин, коренастый мужчина лет сорока пяти, белобрысый, немного конопатый, с чисто русским круглым и широкоскулым лицом. Хмуря светлые кустистые брови, словно выгоревшие на солнцепеке, он снимал с белок шкурки, ловко орудуя перочинным ножом, острым как бритва.

Уже больше двух недель Алексей белковал на отведенных ему охотничьих угодьях. В этом году белки было мало, и, чтобы добыть десяток серебристо-черных шкурок с белым пятном брюшка, приходилось бродить в снегу выше колен по распадкам, урочищам и старицам два, а то и три дня, тогда как обычно Андрей отстреливал такое количество белок за три-четыре часа. Мало того, что в этом году неурожай на шишки кедрового стланика и поэтому из-за бескормицы белка ушла в другие, изобильные места, так еще и соболь появился на участке. Юркий и хитрый зверек был грозным и беспощадным врагом для белок; он ни ночью, ни днем не прекращал опустошительные набегов на беличьи гнездовья. Алексей часто встречал его следы. Однажды он убил полдня, распутывая замысловатые петли, проложенные аккуратными лапками пришельца среди бурелома. Но, судя по всему, соболь был старый, опытный, и Малютин в конце концов признался себе, что тягаться с этим хитрецом ему просто не под силу. Да и времени было в обрез — в десять часов утра только-только проклевывался рассвет, а в четыре пополудни уже начинало темнеть. И за этот короткий промежуток нужно было не только белку искать, а еще и проверить капканы на горностая.

Алексей уже подумывал уйти из этих мест — у него было еще одно зимовье, километрах в тридцати отсюда, но пока не решался: мороз разыгрался не на шутку, и такой длинный переход по снежной целине был задачей небезопасной и нелегкой.

— А, чтоб тебя! — Малютин швырнул испорченную беличью шкурку на земляной пол, посыпанный речным песком. Видимо, пуля срикошетила от ветки и, вместо того чтобы попасть в глаз или нос зверька, пробила живот.

Алексей посмотрел на будильник, который стоял на полке, и вздохнул: спать ложиться еще рано, а работы больше не было — за день удалось добыть всего пять белок. Он не любил вынужденного безделья в эти нескончаемо длинные зимние вечера, когда минуты словно просачиваются сквозь плотный фильтр и ленивыми капельками скатываются в звонкую пустоту. Алексей подбросил дров в печку, заварил крепкий чай в эмалированной кружке, выпил вприкуску с фруктовой карамелью и от нечего делать принялся в который раз перечитывать толстый и скучный роман без начала и конца, спасенный им из костра, устроенного заведующей поселковой библиотекой из списанных книг. Оторвал его от чтения протяжный и тоскливый волчий вой. “Вышли на охоту, — подумал он, прислушиваясь. Густое вибрирующее эхо раздробилось на множество отголосков. — Стая. Окружают кого-то. Черти прожорливые. Чтоб вам ни дна ни покрышки!”

Малютин был неравнодушен к волчьему племени. В прошлом году, ранней осенью, он имел неосторожность оставить свою верную охотничью лайку возле избушки на ночь и утром обнаружил только изгрызенный ошейник да несколько клочков светло-рыжей шерсти. Утрату Алексей переживал болезненно — на его лайку не могли цены составить. Со всего района приезжали охотники, чтобы заполучить от нее щенков. Едва не дрались — она обладала прекрасным верховым чутьем, была неутомима и проворна, и в отличие от большинства других охотничьих псов безбоязненно шла на медведя; такими же качествами отличалось и ее потомство. До сих пор Малютин не мог отыскать ей замену. За год забраковал трех щенков, и теперь пришлось идти в тайгу без надежного друга и помощника. А без лайки выследить белку трудно, немало лишних километров снежной целины под ноги ляжет, прежде чем прицепишь к поясу добычи.

С той поры Алексей настораживал мощные капканы, по три раза вываренные в извести и настое из хвои стланика, в надежде поймать хотя бы одного хищника. Но все его потуги были тщетны — осторожный, недоверчивый зверь обходил ловушки стороной. А иногда, будто в насмешку, вожак стаи (так определил по следам Малютин) таскал капкан за крепкую цепь до тех пор, пока не срабатывала пружина, но и тогда хищники к приманке не прикасались. Только кропили капкан.

Вой начал приближаться, стал отчетливо слышен, нетерпеливый, хрипловатый: “У-ух-хр, у-в…”. Видимо, волки обложили жертву и теперь гнали ее в сторону зимовья.

Алексей не выдержал — быстро сунул ноги в унты, накинул полушубок на плечи, схватил мелкашку, горсть патронов и, потушив свечу, выскочил наружу.

В зыбком густом тумане словно кто-то рассыпал горсть светлячков. Они то роились кучно, то разлетались парами в разные стороны. Малютин с мстительной радостью неторопливо прицелился в ближайшую пару и плавно нажал на спусковой крючок… Хлесткие щелчки выстрелов вспороли тугой морозный воздух, и вслед за ними раздался яростный рык раненого зверя.

— Попал! — вскричал в восторге охотник. — Получи, фашист, гранату! Наконец-то…

При первых же выстрелах светлячки будто утонули в сугробах. Было слышно только похрустывание — волки во весь мах убегали кто куда. Пальнув еще раза четыре наобум, Малютин достал из кармана полушубка электрический фонарик с намерением пойти посмотреть на подстреленного волка, Но, поколебавшись чуток, передумал: волк — не заяц, а подранок — тем более.

— Шкуры, конечно, жалко, — размышлял он вслух. — Сожрет ведь стая с потрохами до светла. Ну да ладно, береженого бог бережет…

С тем и возвратился в изрядно остуженную избушку с дверью нараспашку — впопыхах забыл закрыть. Снова хорошо раскочегарил печку, выкурил папиросу и, завесив дверь старым ватным одеялом, чтобы подольше удержать тепло, лег спать.