Романовы. Семейные тайны русских императоров - Вольдемар Балязин

Во время жизни Федора Кузьмича в Краснореченске однажды посетил его иркутский епископ Афанасий и на удивление многих долго говорил с ним по-французски, когда же уходил, то выразил Федору Кузьмичу знаки особого уважения.

Потом епископ рассказывал, что старец сообщил ему о благословении на подвиг к такой жизни московского митрополита Филарета.

В это же время еще один человек признал в Федоре Кузьмиче императора Александра. На сей раз это был один из дворцовых петербургских истопников. Он был сослан в соседнюю деревню, заболел и попросил, чтобы его привели к старцу, излечивавшему многих недужных. Его товарищ по ссылке, тоже бывший придворный истопник, привел больного к старцу. Когда больной услышал знакомый голос императора, то упал без чувств. И хотя старец попросил не говорить о том, что он узнал его, молва об этом вскоре широко разнеслась по окрестностям.

Десятки людей потянулись за исцелением к Федору Кузьмичу со всех сторон. И он снова ушел на другое место, поселившись возле деревни Коробейниково.

Но и здесь его не оставляли в покое. Многие простые люди, приходившие к нему за советом и исцелением, не раз замечали возле избушки старца знатных господ, дам и офицеров.

Однажды приехал к нему томский золотопромышленник С. Ф. Хромов с дочерью и, пока ждал у избы, увидел, как оттуда вышли гусарский офицер и дама — оба молодые и красивые, а с ними — и старец. Когда Федор Кузьмич прощался с ними, офицер наклонился и поцеловал ему руку, чего старец не позволял никому.

Вернувшись к избе, старец с сияющими глазами сказал:

— Деды-то меня каким знали! Отцы-то меня каким знали! Дети каким знали! А внуки и правнуки вот каким видят!

Он прожил возле деревни Коробейниково с 1851 по 1854 год и опять уехал в Краснореченское. Теперь Латышев построил ему еще одну избушку, в стороне от дороги, на самой горе, у обрыва.

В это время познакомился старец с бедной крестьянской девушкой из Краснореченска — Александрой. Когда ей сравнялось двадцать лет, она захотела пойти на богомолье, и Федор Кузьмич, отправляя ее в путь, составил подробный план путешествия, ибо знал все монастыри и святыни России.

Конечной целью паломничества была Почаевская лавра, где в это время находилась графиня Остен-Сакен. Оказавшись в Почаеве, крестьянка и графиня познакомились, и Остен-Сакен пригласила девушку в недалекий от лавры Кременчуг, где она жила с мужем, Д. Е. Остен-Сакеном.

В это время в Кременчуг приехал император Николай I и остановился в доме Остен-Сакена. Царь с интересом расспрашивал смышленую сибирячку о делах у нее на родине, спрашивал, сколько поп за свадьбу берет, и как себя девушки ведут, и что люди едят, и о многом прочем.

Сашенька так понравилась Николаю, что он даже оставил ей записку, сказав, что если окажется в Петербурге, то пусть приходит к нему в гости.

В 1852 году она возвратилась к себе в Краснореченское и обо всем, с ней случившемся, рассказала Федору Кузьмичу.

Между прочим, она сказала, что в доме Остен-Сакена видела портрет императора Александра I и удивилась их сходству, заметив, что на портрете Александр так же держал руку за поясом, как и Федор Кузьмич.

При этих словах старец изменился в лице и вышел в другую комнатку, повернувшись к девушке спиной, но она все равно заметила, что он беззвучно заплакал и рукавом рубахи стал вытирать слезы.

В 1858 году С. Ф. Хромов уговорил Федора Кузьмича переехать к нему в Томск.

Перед отъездом старец перенес из своей избушки в часовню села Зерцалы икону Печерской Божьей Матери и Евангелие. В день отъезда — 31 октября 1858 года — он пригласил нескольких жителей села в часовню и, отслужив молебен, поставил нарисованный на бумаге разноцветный вензель, основой которого была буква «А» с короной над нею, а вместо палочки в букве был изображен летящий голубь.

Старец вложил бумагу с вензелем в икону, сказав при этом:

— Под этой литерой хранится тайна — вся моя жизнь. Узнаете, кто был.

В доме Хромова Федор Кузьмич прожил шесть лет. Там произошло множество интересных случаев, о которых нельзя не упомянуть.

Чиновница Бердяева захотела снять квартиру в семейном доме и зашла к С. Ф. Хромову. Там она неожиданно столкнулась с Федором Кузьмичом и, увидев его, упала в обморок. Придя в себя, она объяснила произошедшее тем, что в старце признала Александра I, которого довелось ей видеть.

В доме С. Ф. Хромова часто бывал советник губернского суда Л. И. Савостин. Он привозил туда своего приятеля И. В. Зайкова.

Когда великий князь Николай Михайлович, внук Николая I, задумал писать двухтомный труд об Александре I, включив туда сюжет и о старце Федоре Кузьмиче, он прислал в Томск своего доверенного Н. А. Лашкова. И хотя в этом труде — «Император Александр I. Опыт исторического исследования». Тт. 1–2. СПб., 1912 — автор отверг идентичность Федора Кузьмича Александру I, он все же добросовестно отнесся к сбору материала и к его проверке.

Лашков в Томске встретился с Зайковым и узнал от него, что «старец был глуховат на одно ухо, потому говорил, немного наклонившись. (Вспомним, что и Александр был с юности глуховат на одно ухо, получив травму при учебных артиллерийских стрельбах. — В. Б.) При нас во время разговора он или ходил по келье, заложив пальцы правой руки за пояс, или стоял прямо, повернувшись спиной к окошку… Во время разговоров обсуждались всевозможные вопросы: государственные, политические и общественные. Говорили иногда и на иностранных языках и разбирали такие вопросы и реформы, как всеобщая воинская повинность, освобождение крестьян, война 1812 года, причем старец обнаруживал такое знание этих событий, что сразу было видно, что он был одним из главных действующих лиц».

Известный томский краевед И. Г. Чистяков, близко знавший Федора Кузьмича, писал, что тот хорошо владел иностранными языками, хорошо знал современные политические события и высшее общество. Чистяков писал: «Рассказывая крестьянам или своим посетителям о военных походах, особенно о событиях 1812 года, он как бы перерождался: глаза его начинали гореть ярким блеском, и он весь оживал… Например, рассказывал он о том, что, когда Александр I в 1814 году въезжал в Париж, под ноги его лошадей постилали шелковые платки и материи, а дамы бросали на дорогу цветы и букеты; что Александру это было очень приятно; во время этого въезда граф Меттерних ехал справа от Александра и имел под собой на седле подушку».

Имеется и немало других свидетельств, подобных приведенным.

В конце 1863 года силы стали покидать старца, которому, по его словам, шел уже 87-й год. (Вспомним, что Александр родился в 1777 году — и здесь возраст и того, и другого совпадает.)