Анатомия Меланхолии - Роберт Бёртон

прошел случайно по опасному переходу или настилу через ручей в темноте без всякого вреда, но на следующий день, увидя, какой он подвергал себя накануне опасности, упал замертво[1616]. Многие не поверят в правдивость таких историй и обычно, слушая их, смеются, однако пусть эти люди поразмыслят, как это поясняет Пьетро Бьеро[1617]{1314}, ведь если бы им пришлось пройтись по расположенной высоко утлой дощечке, они испытали бы головокружение, а посему они отваживаются лишь, ничем не рискуя, ходить по земле. Многие, говорит Агриппа, «во всех прочих обстоятельствах сильные духом люди, трепещут, увидя такое, у них захватывает дух, они заболевают, стоит им только взглянуть вниз с большой высоты, и что в таком случае так действует на них, как не воображение?»[1618]. Так что, как у одних фантазия вызывает в подобных случаях тревогу, так другие опять-таки благодаря одной лишь фантазии и здоровому воображению столь же легко выздоравливают. Мы обычно бываем свидетелями зубной боли, подагры, падучей, укуса бешеной собаки и многих других подобных недугов, излечиваемых обычно заговорами, словами, магическими знаками и чарами, и многие свежие раны, магнетически исцеляемые столь часто используемым ныне unguentum armarium [исцеляющим оружием{1315}], которое Кроллий{1316} и Гоклений{1317} защищают в недавно изданной книге, а Либавий{1318} в своем правдивом трактате так же упорно опровергает, большинство же это оспаривает. Всему миру известно, что в такого рода чарах и средствах исцеления нет никакой силы, а все дело лишь, как считает Помпонацци, в воздействии воображения и фантазии, «которые усиливают движение жидкостей, жизненных сил и крови, с помощью чего из пораженных органов удаляется причина болезни»[1619]. То же самое мы можем сказать об используемых магических средствах, лечении, основанном на суевериях, и о том, чем занимаются лекари-шарлатаны и колдуны. «Точно так же как с помощью нечестивого неверия многим людям причиняется вред, — говорит о чарах, заговорах и пр. Вьер, — мы убеждаемся на собственном опыте, что благодаря тем же средствам многие испытали облегчение»[1620]. Нередко знахарь и глупый хирург исцеляют с помощью куда более странных способов, нежели рассудительный врач. Вот как объясняет причину этого Ниманнус: дело в том, что пациент доверяет такому целителю, а это, по мнению Авиценны, важнее искусности врача, его предписаний и любых средств[1621]. Мнение, благоприятное или неблагоприятное, — вот что создает врача, говорит Кардано[1622], и, согласно Гиппократу{1319}, лечит лучше всего тот, кому более всего доверяют. Воздействие, оказывамое на нас фантазией, столь разнообразно, она так вертит и играет нами, столь деспотически правит нашими телами, что, «подобно второму Протею или хамелеону, может принимать любой облик и обладает такой силой, — присовокупляет Фичино, — что способна воздействовать и на других точно так же, как и на нас»[1623]. В противном случае каким образом слезящиеся глаза у одного человека могут вызвать то же самое следствие у другого? Как зевота у одного вызывает зевоту и у другого[1624]? Почему стоит одному начать мочиться, как у другого возникает позыв сделать то же самое? Почему ссора двух солдат задевает третьего или вызывает стычку в целой шеренге? Почему труп начинает кровоточить, когда к нему приближается убийца, притом даже спустя несколько недель после совершения убийства?{1320} Почему колдуньи и старухи зачаровывают и околдовывают детей? Потому, считают Вьер, Парацельс, Кардано, Мизальд, Валлериола{1321}, Цезарь Ванини, Кампанелла и многие философы, мощное воображение одного человека воздействует на жизненные силы другого и изменяет их. Более того, они способны вызывать и исцелять таким способом не только болезни, недуги и некоторые недомогания, как полагает Авиценна{1322} (de anim. lib. 4, sect. 4 [о душе, кн. IV, раздел 4]), у людей, находящихся далеко, но также сдвигать тела с их мест, вызывать гром, молнию, бури, и это мнение поддерживают Алкинд, Парацельс и некоторые другие. А посему я могу с уверенностью сказать, что такое сильное воображение или фантазия — это astrum hominis [путеводная звезда человека] и руль нашего корабля, которым разум должен править, однако подавленный фантазией он не способен руководить и, таким образом, сам страдает от этого, а все наше судно подпадает под другую власть и нередко переворачивается. Читайте об этом у Вьера (lib. 3 de lamiis, cap. 8, 9, 10 [кн. III о ламиях, гл. 8, 9, 10]), Франциска Валезия (Med. controv., lib. 5, cont. 6 [Медицинские противоречия, кн. V, противоречие 6]), Марчелло Донато (lib. 2, cap. I, de hist. med. mirabil. [кн. V, гл. I, о чудесах в истории медицины]), Левина Лемния ( de occult. nat. mir. lib. I, cap. 12 [об оккультных чудесах природы, кн. I, гл. 12]), Кардано (lib. 18 de rerum var.{1323} [кн. XVIII, о разнообразии вещей]), Корн. Агриппы (de occult. philos. cap. 64, 65 [об оккультной философии, гл. 64, 65]), Камерария{1324} (cent. I, cap. 54, Horarum subcis), Ниманна (in orat. de Imag. [в сочинении о Воображении]), Лауренция и того, кто является instar omnium [вершиной этой компании], знаменитого врача из Антверпена Фейена{1325}, написавшего три книги de viribus imaginationis [о силе воображения]. Я так далеко отклонился, поскольку воображение — это medium deferens [инструмент] страстей, с помощью которых они воздействуют и очень часто порождают чудовищные последствия, а поскольку фантазия в большей или меньшей мере распространяет свое воздействие или ослабляет его и соки к этому склонны, то и треволнения воздействуют в большей или меньшей степени и оказывают более глубокое впечатление.

ПОДРАЗДЕЛ III

Классификация треволнений

Треволнения и страсти, которые возбуждают фантазию, хотя они и обитают в пределах между чувством и разумом, все же следуют скорее за чувствами, нежели за разумом, поскольку они погружены в телесные органы чувств. Обычно они сводятся к двум склонностям — раздражению и вожделению[1625]. Томисты{1326} подразделяют их на одиннадцать: шесть — страстное домогательство чего-то, а пять — посягательство на что. Аристотель сводит их к двум — удовольствию и боли, Платон — к любви и ненависти, Вив[1626] делит их на благие и порочные. Если благие и мы испытываем их сейчас, тогда это безмерная радость и любовь, если же это лишь предстоит, тогда мы жаждем его и надеемся; если же порочные, тогда безмерно их ненавидим, и если испытываем их сейчас — тогда мы