Приватная жизнь профессора механики - Нурбей Гулиа

- От такого слышу, - шепчу я ему, - ты сам, что ли, холостой?

Так мы во время массажа и не договорились. Но потом, когда мы 'врезали' ещё по 'ершу', я отвёл 'старца' подальше, и 'промыл ему мозги'.

- Слушай, Вася, ты что хочешь, чтобы девчонка была только с тобой, ты же её отца старше? Другое дело, если вы поженитесь, но этим же и не пахнет! Да и встречаетесь вы нечасто, это не жизнь. Я - твой спаситель, если ты что-то понимаешь. Я вакуум в её жизни заполняю. А ведь его может заполнить её ровесник, жених, и тогда хана тебе! Ты мне водку должен ставить, за то, что я сохраняю сложившийся статус-кво. Перевести на русский?

Митрофаныч молча выслушал меня и вздохнул.

- Люблю я её, не знаю, что и делать! Убил бы жену, но греха боюсь, а развестись не могу - она же меня раздавит. Что мне делать? - этот суровый и некрасивый, как граф Жоффрей из 'Анжелики', человек, тихо заплакал.

- Вась, твою мать, прекрати, люди увидят! - испуганно уговаривал его я, - хочешь, брошу её, если это надо! ('Не дождёшься, хрыч старый!' - думаю я про себя).

- Нет, ты, пожалуй, прав! - вздохнул Митрофаныч, - но постарайся убедить её, чтобы не сошлась ещё с кем-нибудь, особенно с холостым. Я как-нибудь решу вопрос с женой, или удавлюсь!

И, забегая вперёд, доложу вам, что я-таки однажды действительно выручил Митрофаныча. А было это так. Почувствовал я, что у Томочки кто-то наклёвывается. Разок не смогла встретиться у моего приятеля, стала холоднее в постели. Лиля как-то уехала с детьми в Тбилиси на весенние каникулы, и я пригласил Томочку вечером ко мне домой. Её, видимо, заинтересовало, как я живу, и она пришла. 'Переспали', выпили. У неё, как обычно, развязался язык, она и сообщила мне, что завтра едет на неделю в Киев к подруге.

- С Митрофанычем? - спрашиваю.

- Клянусь, что нет! - отвечает она убеждённо, - к подруге, и всё!

Хорошо, думаю, проверим.

- Тамара, ты знаешь, что такое 'пояс верности'? - спрашиваю я.

Кивает, - слышала что-то.

- Так вот, если бы у меня был современный пояс верности, ты позволила бы мне его надеть на тебя? - продолжаю я, - для общения с подругой это не повредит, а с мужиком быть ты не сможешь!

- Надевай, если не веришь! - гордо согласилась Томочка.

- Тогда я просто заклею тебе это место! - объявил я ей.

- Как заклеишь, а писать как я буду? - испугалась девушка.

- Не боись, всё предусмотрено! - успокоил я её.

Я посадил Томочку на стул и снял с неё трусики. Она со страхом наблюдала за моими действиями. Достал маленький тюбик циакринового клея, того, который мгновенно твердеет, и растворить его ничем нельзя. Нашёл толстую авторучку 'Паркер' и, не раскрывая её, ввёл, куда следует, примерно на половину длины. Томочка взвизгнула. Я надел резиновые перчатки, и быстро выдавив клей на волоски, обрамляющие её самое любимое мной место, мгновенно соединил их. Клей тут же затвердел, склеив даже пальцы перчатки друг с другом.

Я вынул ручку, с удовольствием поводил её у своего носа, и сказал обескураженной девушке:

- Теперь тебе можно будет общаться только с таким джентльменом, у которого член тоньше этой ручки. Но ведь это же совсем неинтересно! А приедешь 'честной' - распломбирую тебя, срежу волоски - и буду любить, как Данте свою Беатриче! Поцеловав мою Томочку в 'пломбу', я одел её и проводил домой.

- Будь паинькой в Киеве! - посоветовал я ей, - и знай, что я тебя жду в Курске!

Домой я возвращался довольный, что выполнил свой рыцарский долг за себя и за того парня, Митрофаныча, то бишь.

Автобусные катаклизмы

Через неделю Томочка вернулась из Киева, и мы встретились на квартире у моего приятеля. На все мои вопросы Томочка презрительно отвечала: 'Сам увидишь!'. И я увидел то, чего никак не ожидал - пломба цела! Напрашивалось два варианта ответа на эту ситуацию: первый - то, что Томочка действительно ездила в Киев к подруге; второй же я с гневом отметаю, так как Томочка - юное провинциальное создание не допустило бы такого разврата. Не подсказывайте - и другого тоже!

Одним словом, пломбу я распечатал, место пломбировки обработал бритвой, и стал любить мою верную подругу, как средневековый рыцарь свою даму, даже ещё страстнее.

А новый 'пояс верности' я хотел, было, запатентовать, но передумал. Всё равно никто за идею не заплатит, будут пользоваться тайно, и попробуй, подлови их!

Несмотря на все описанные, далёкие от научных изысканий действа, договор со Львовом выполнять-то было надо. Весной прибыл из Гомеля сложный гидрораспределитель с гидромашиной. Баллоны - гидроаккумуляторы, мы закупили в городе Людиново, Калужской области, а экспериментальные армированные шланги на давление 250 атмосфер - на военном заводе в Брянске. Помогал мне выполнять эту работу доцент с соседней кафедры - Толя Чёрный.

Конструкцию мы запатентовали и могли спокойно выполнять работу. Суть нового способа накопления энергии торможения автомобиля или автобуса состояла в следующем. Перед плановым торможением трансмиссия автобуса соединялась с гидромашиной, подключённой в режиме насоса. Гидронасос, вращаемый от трансмиссии автобуса, качает масло под давлением 250 атмосфер в баллоны гидроаккумулятора, сжимая там газ азот, уже находящийся под давлением в 150 атмосфер. В баллонах запасается энергия движения автомобиля, и тот останавливается. Нужно только вовремя застопорить машину, а то если зазеваешься, то она рванёт назад: ведь сжатый газ - та же сжатая пружина!

Затем шло переключение гидронасоса на режим гидродвигателя. Теперь в него запускалось масло под давлением, и гидродвигатель, вместо обычного двигателя, разгонял автобус. Одним словом, в принципе происходило то же, что и в маховично-вариаторном 'гибриде', только вместо маховика были гидроаккумуляторы, а вместо вариатора - гидромашина. Всё устройство получилось в несколько раз больше и тяжелее маховичного варианта, оно уже занимало всю заднюю часть салона автобуса. Но зато все части его можно было купить готовыми, о чём мечтал замминистра автомобильной промышленности.

Я понимал, что, как и в случае с маховичным гибридом, 'смертником-испытателем' должен был стать я. Какое же я имел моральное право посадить рядом с адской машиной другого человека, и чтобы он еще и управлял ею? А главное - сел бы он туда сам?

Поэтому мы отгородили весь 'задок' салона стальным листом, поставили туда эти бомбы-баллоны и соединили их гибкими шлангами в руку толщиной с гидромашиной, расположенной под сиденьем. Хуже моего положения трудно было и представить. Я сидел на гидромашине, в которой было 250 атмосфер давления, широко расставив ноги, а между моими ногами проходили гибкие шланги на те же 250 атмосфер. Это они только без давления были гибкими, а когда подавали давление, то у них наступала такая 'эрекция', что в сторону не сдвинешь - твёрдые, как стальные! Всё оборудование - экспериментальное, гарантии на него не было!

Разорвётся баллон - снесёт голову на фиг! Но это полбеды. Оторвётся штуцер от шланга или порвётся сам шланг - а это было в сотни раз вероятнее - я мог бы остаться жив, но кому такая жизнь нужна? Вы не забыли, где проходили шланги? Они начинались примерно с уровня моих колен, проходили между ногами и уходили к гидромашине, на которой я сидел. Прорвись хоть что-то - и сколько одних Тамар осталось бы без 'техобслуживания', не говоря уже о других именах!

Особенный ужас вселял в меня мой новый дружок Федя Киров, увлёкшийся теми же идеями и считавший себя моим учеником. Он рассказывал про случай, когда прорвало такой шланг высокого давления, и тонкая струйка масла 'впилась' в человека. В считанные секунды вся кровь у него из сосудов была вытеснена маслом! Ничего себе перспектива!

Федя Киров жил в Ильичёвске, городке-порте близ Одессы. Он настолько увлёкся моей маховичной тематикой, что бросил работу в порту, и организовал научно-исследовательскую лабораторию при одном из ВУЗов Одессы. Всё время он проводил в поездках ко мне и обратно в Ильичёвск. Федя был на несколько лет старше меня, не дурак выпить и погулять. 'Свой в доску', одним словом. С ним связан целый этап в моей жизни. Этап яркий, но короткий - Федя Киров, к сожалению, погиб в авиакатастрофе, в одном из своих 'челночных' перелётов, лет через семь после нашего знакомства.

Но как вы понимаете, я остался жив. Более того, то, что я сейчас женат, свидетельствует о том, что шланги во время работы не прохудились и не сделали меня кастратом. Но однажды я перепугался здорово. Все, кто хоть чуть-чуть знает автомобиль, поймут меня.

Испытания автобуса заключались в следующем. Во рту у меня был свисток, и для начала движения я свистел один раз. Стасик Слепухов трогал с места и разгонял автобус. Два свистка - он устанавливал нейтраль в коробке, а я подключал гидромашину. Автобус останавливался, и Стасик ставил его на 'ручник'. Три свистка - автобус снимался с ручника, и с той же нейтралью в коробке разгонялся этак до 40-50 километров в час с подключённым к трансмиссии гидродвигателем. Вот и весь цикл.