Сципион. Социально-исторический роман. Том 1 - Юрий Тубольцев

Раздались звуки труб, возвестившие об отплытии. Берега, как и накануне, усыпанные толпами народа, ответили громогласным криком. Суда на веслах вышли из гавани и далее уже под парусами с попутным ветром устремились навстречу Африке и судьбе.

Африка

1

Грузовой флот в четыреста кораблей шел широкой колонной, охраняемый с каждого фланга двадцатью квинкверемами. Во главе правого крыла следовали проконсул и его брат Луций, левое возглавляли Гай Лелий и квестор Марк Порций.

Над белесыми утренними волнами еще долго неслись вслед уходящей флотилии поощрительные крики с берега, а солдаты на судах по возможности пытались обмениваться приветствиями с теми, кто остался на родной земле. Публий решил не оглядываться и смотрел только вперед. Он старался сосредоточиться, чтобы охватить мыслью пройденный этап своей жизни и войны Отечества и, отталкиваясь от прошлого, в должном ракурсе обозреть предстоящее. Его глаза, ум и душа говорили ему, что мир находится на распутье, судьбы ведущих государств сплелись в тугой узел, и тот, кто разрубит его, как в мифе об Александре, восторжествует над всеми. Он верил, что за основу обновленной цивилизации небеса избрали Рим, а расправиться со злополучным узлом назначили ему, Публию Корнелию Сципиону. Ведь, если бы его не поощряли боги, разве дерзнул бы он отважиться на подобное предприятие, да еще с войском в три раза меньшим, чем то, с которым начал свой поход Ганнибал!

Вдруг какое-то купеческое судно из-за неудачного маневра развернулось поперек общего курса, и образовался местный затор. Публий отвлекся от возвышенного образа мыслей, а когда в колонне восстановили порядок, ему уже не удалось вернуться к прежнему настроению. Более того, вопреки недавнему убеждению Сципион подумал теперь, что не боги толкали его в поход, а вся жизнь: ход войны, виденные им страдания, отчаянье и надежды окружающих людей, тех, с кем он составлял единое целое, без которых он не способен ни на что и которым в той же мере нужен он сам, его сограждане. Впрочем, боги ведь тоже действуют не напрямую, а через материальный мир и оказывают влияние на человека в первую очередь посредством других людей. Так что здесь возможна взаимосвязь высшего порядка, и истина содержится в обоих предположениях.

В дальнейшем плавание для Публия проходило совсем буднично, и он никак не мог обратить взор к небесам. Его постоянно вынуждали заниматься рядовыми вопросами, то и дело возникающими в подчиненном ему огромном хозяйстве. Кроме того, приходилось беспокоиться о состоянии погоды, особенно по поводу изменения ветра. Довлела угроза вражеского нападения, поскольку военных кораблей у него было немного — только те, которые он построил в Остии за счет собственных средств. Вдобавок ко всему, после полудня на море спустился густой туман и в плотной походной колонне появилась опасность столкновений, несмотря на зажженные опознавательные фонари.

Сципион уже не ощущал себя великим человеком, избранником богов. Он всецело был поглощен самыми прозаическими вещами, в своих заботах уподобляясь управляющему какой-нибудь крупной сукновальни, разве что ответственность на нем лежала неизмеримо более высокая.

Вторую половину дня и всю ночь флотилия продвигалась словно на ощупь. Ход пришлось снизить. Лишь утром усилился ветер и развеял туман. Выглянуло солнце, и на море стало веселее.

Вскоре на горизонте дымчатым контуром проступил невысокий ливийский берег, обрывом проваливающийся вдаль с левой стороны, где был залив Малого Сирта. При этом Сципион на некоторое время уединился и произнес еще одну молитву. Пока он «беседовал» с богами, вокруг него в ожидании своей очереди выстроились люди. В соответствии с заданным маршрутом следовало изменить курс и обогнуть выступающий мыс. Поэтому теперь все обратили к полководцу вопросительные взоры, будучи готовы выполнять его приказания. Однако Публий велел править внутрь карфагенского залива, пояснив, что объявленный ранее пункт высадки в районе пунийской торговой зоны был указан с целью ввести в заблуждение вражескую разведку.

Не без волнения и гордости римляне повели свои суда в самый центр карфагенской державы. Однако тут вновь сгустился туман и окутал флот, помешав продолжению пути. Сципион дал команду стать на якоря и дожидаться утра. Ночь прошла спокойно. А на рассвете тихого погожего дня полководец увидел прямо по курсу береговой выступ, плавной линией изгиба обещавший удобную гавань. Спросив, как называется это место, Публий в ответ от кормчего услышал, что перед ними мыс Прекрасного бога, то есть Аполлона или короче — Прекрасный мыс. Тогда он сделал вид, будто это для него неожиданность, и воскликнул: «Доброе знамение! Идем к нему!»

Через несколько часов флотилия пристала к африканскому берегу и высадила войско. Первый шаг экспедиции был сделан, и он оказался благополучным.

Сципион сразу же осмотрел окрестности и на ближайших холмах указал место для лагеря. Дав необходимые распоряжения по возведению укреплений, он снарядил конный отряд в разведку и в тот же день отправил гонца к Масиниссе.

В лагере царило возбуждение. Солдаты с любопытством смотрели вокруг, удивляясь особенностям природы чужой страны. Более всего их поражало буйство растительности, размеры деревьев и плодов. Какой-то всадник привез показать товарищам виноградную гроздь чуть ли не в локоть длиной, другой отобрал у крестьянина финики невиданных размеров, и подобным чудесам, казалось, не было конца.

Подойдя к группе легионеров, громко восторгающихся увиденным, Публий сказал: «Вы правы, радуясь плодородию здешней земли, но то, что восхищает ваши глаза, сулит гораздо больше, чем вы думаете. По наблюдению царя Кира, одна и та же страна не может производить удивительные плоды и порождать на свет доблестных воинов. Так что роскошный край, распростертый у ваших ног, давно ждет своих настоящих хозяев. И ныне таковые пришли. Это — вы». Солдатам очень понравилось высказывание полководца, и они тут же разнесли его слова по всему лагерю.

Однако были и неприятные сюрпризы: трава полнилась ядовитыми насекомыми, и некоторые италийцы уже пострадали от скорпионов. По этому поводу Сципион объявил, чтобы никто не ходил без сапог, а на ночь приказал всем растирать вокруг постелей чеснок. О такой мере защиты он узнал, будучи в гостях у Сифакса.

На следующий день Сципион послал конницу за добычей. Объехав близлежащий край, всадники устроили разгон в оказавшихся на пути селах и мимоходом разгромили отряд пунийской конницы. Они возвратились с тяжелой поклажей, гоня перед собою толпу пленных, среди которых были как мирные жители, так и воины.

Появление в лагере торжествующих победителей вызвало оживление всего войска, солдаты стали расспрашивать прибывших и разглядывать награбленное.

От захваченных сельчан римляне узнали о переполохе среди пунийцев, в том числе, и в самом Карфагене. Местное население провело бессонную ночь. Жители покидали прибрежные деревни и шли в города. По дорогам вторые сутки тянулись скорбные обозы. В столице затворили ворота, стены и башни заняли сторожевые отряды, словно враг вот-вот пойдет на приступ. Пунийцы вдруг осознали, что настала пора отвечать за свои поступки. Война вплотную подступила к Карфагену, и, как выяснилось, она представляет собою не только торжество побед, ликованье по поводу чьих-то несчастий, караваны с испанским серебром и италийской добычей. Воинственный психоз предыдущих лет, дурманивший головы, сменился хватающим за животы страхом. Ужас и смятение, некогда самоуверенно внесенные карфагенянами в пределы Италии, вернулись к своим истокам и леденящими объятиями сомкнулись над душами матерей, жен и детей тех, кто недавно, гордый собственной силой, угрожал чужим матерям, женам и детям.

В последующие дни римляне повторили набеги на окрестные земли, спеша воспользоваться сумятицей в стане противника. Сам Сципион тоже провел свою первую в ливийской кампании операцию, в ходе которой с частью войска взял штурмом ближайший пунийский город. Добычи набралось столько, что пришлось снарядить эскадру в Сицилию, чтобы отправить ее государству.

Масштабных действий Сципион пока не предпринимал, ожидая подкреплений. Какая-то надежда до сих пор теплилась у него в отношении Сифакса, но твердо можно было рассчитывать лишь на Масиниссу. В том, что тот явится к нему, Публий не сомневался. Сифакса он держал только обещаниями и личными дружескими отношениями, но Масиниссу толкало к римлянам реальное положение вещей, поскольку в карфагенской Африке ему не осталось места.

Масинисса действительно вскоре прибыл к Сципиону, однако, как и полагается изгнаннику, царю без царства, всего лишь с несколькими сотнями всадников. Нумидиец был искренне рад встрече с Публием и, любуясь великолепным во всех отношениях римским аристократом, казалось, забыл о собственных невзгодах. Сципион же, глядя на смуглое оживленное лицо гостя, грустно думал о том, что этот человек с кучкой скитальцев есть единственный результат проделанной им громадной дипломатической работы по подключению африканских народов к союзу с Римом. Но, внимательно понаблюдав за своим собеседником, Публий все же решил сделать ставку на энергию, способности и имя этого нумидийца. И когда Масинисса, который и сам чувствовал себя неловко, сознавая свою незначительность, закончил рассказ о бурных похождениях последних лет, Сципион ободрил его, сказав, что талант стоит больше царства, и потому он, Масинисса, опираясь на римлян, не только добудет обратно отцовское наследство, но и станет первым человеком в Африке.