Четыре после полуночи - Стивен Кинг

Сэм посидел еще немного, барабаня пальцами по столу, затем встал, натянул пиджак и вышел к машине.

Глава 5

Ангол-стрит (I)

Намерения у изготовителей уличного указателя были, конечно, самые благостные, да вот правописание подвело. Доска эта была прибита к лестничной опоре у входа в дряхлый дом близ железной дороги. Надпись на доске гласила:

АНГОЛ-СТРИТ

Поскольку едва ли в айовском захолустье кто-то мог увековечить таким образом Анголу,[20] Сэм решил, что на самом деле имелась в виду «Ангел-стрит», и великодушно подумал: «Пустяки». Даже если и вправду благими намерениями вымощена дорога в ад, все же люди, просто пытавшиеся хоть немного подлатать на этой дороге выбоины и рытвины, заслуживают доброго словца. Прежде, когда Джанкшен-Сити был крупной пассажирской станцией, в этом доме располагались конторы железнодорожной компании. Теперь же лишь две служебные колеи, протянувшиеся на запад и восток, напоминали о старых временах. На остальных путях рельсы давно проржавели и буйно поросли бурьяном. Да и шпал почти не осталось — бездомные, собиравшиеся на Ангол-стрит, охотно пользовались ими для разведения костров.

Сэм приехал сюда без четверти пять. Клонившееся к закату солнце отбрасывало мрачную тень на пустырь, простиравшийся до самой городской окраины. Вдоль немногих домишек громыхал бесконечный товарный состав. Ветер крепчал. Выйдя из машины, Сэм услышал, как скрипит, раскачиваясь на ветру, древняя вывеска «ДЖАНКШЕН-СИТИ», укрепленная над платформой. Даже знаменитый «Солнечный экспресс» когда-то делал здесь единственную во всей Айове остановку по пути в Лас-Вегас и Лос-Анджелес.

Некогда ночлежка была выкрашена в белый цвет; теперь выглядела грязно-серой. Занавески на окнах были чистые, но застиранные чуть ли не до дыр. Во дворе, черном от золы, какие-то сорные травы тщетно пытались пробиться к свету. Сэм почему-то подумал, что, возможно, к июню это у них и получится; пока же сорняки проигрывали битву. У самого крыльца одиноко торчала проржавевшая бочка. К противоположной от указателя «АНГОЛ-СТРИТ» опоре, поддерживающей крыльцо, была прибита доска с надписью:

РАСПИВАТЬ СПИРТНЫЕ НАПИТКИ

В ДОМЕ НЕЛЬЗЯ!

ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВОЙТИ СЮДА,

ВЫБРОСЬТЕ БУТЫЛКИ В ЭТУ БОЧКУ!

Сэму повезло. Хотя наступал субботний вечер, а бары и прочие питейные заведения Джанкшен-Сити уже давно распахнули двери для посетителей, Грязнуля Дейв был здесь, причем трезвый как стеклышко. Он как раз сидел на крыльце с парой своих дружков. Все они что-то рисовали на больших квадратах белого картона, время от времени любуясь своим творчеством. Пьянчужка, сидевший за спиной у Грязнули, безуспешно пытался унять дрожь в правой руке, вцепившись в ее запястье левой кистью. Его приятель трудился, высунув от усердия язык, напоминая преждевременно состарившегося дошкольника, пытающегося изобразить рождественскую елку в подарок мамочке. Лучше всех из троицы выпивох, чем-то напомнивших Сэму сморщенные и высохшие на солнце гороховые стручки, выглядел сам Грязнуля Дейв, сидевший в полуразвалившемся кресле-качалке.

— Привет, Дейв, — крикнул Сэм, бодро взбегая на крыльцо; Дейв приподнял голову, прищурился и робко улыбнулся, обнажив сохранившиеся зубы: все пять.

— О, мистер Пиблс!

— Как дела? — спросил Сэм, приветливо кивая.

— Дела-то? — переспросил Дейв. — Дела как сажа бела. — Он посмотрел на своих дружков. — Эй, парни! Поздоровайтесь! Мистер Пиблс ведь у нас адвокат!

Забулдыга, сидевший с высунутым языком, на мгновение приподнял голову, кивнул и снова погрузился в свое занятие. Из его левой ноздри вылезла и зависла длинная, как сосулька, сопля.

— Вообще-то я занимаюсь недвижимостью, — поправил Дейва Сэм. — И страхов…

— Вы мне конфетку принесли? — спросил вдруг трясущийся субъект.

Головы он не поднимал, но стал еще более сосредоточенным. Сэм посмотрел на его творение — кусок картона был испещрен какими-то оранжевыми каракулями, лишь отдаленно напоминавшими буквы.

— Что-что? — переспросил Сэм.

— Это Льюки, мистер Пиблс, — шепнул ему Дейв. — Сегодня он не в лучшей форме.

— Дайте конфетку, отдайте конфетку, какая дрянь слямзила мою конфетку? — протяжно запел Льюки, ни на кого не глядя.

— Э-э-э, видите ли… — замялся Сэм, не зная, что сказать.

— Нет у него конфеток! — проорал Грязнуля Дейв. — Помалкивай в тряпочку, Льюки, и пиши свое объявление! Саре оно к шести нужно! Она нас по-царски вознаградит!

— Конфетку хочу! — заныл Льюки. — А не дадите, так в штаны наделаю!

— Не обращайте на него внимания, мистер Пиблс, — со вздохом попросил Дейв. — Что вы хотели-то?

— Да так, я просто хотел узнать, не видели ли вы в четверг у меня дома пары книжек, когда за газетами приходили? Я их куда-то засунул и все никак найти не могу. Мне их в библиотеку вернуть надо.

— Четвертак дайте, а? — попросил вдруг выпивоха с высунутым языком. — Этого, как его, туб… Таб-бачку хочется!

Сэм машинально полез в карман. Дейв протянул руку и, словно извиняясь, прикоснулся к его запястью.

— Не давайте ему денег, мистер Пиблс. Это же Рудольф. Ему нельзя курить, только проспаться нужно.

— Извините, Рудольф, — развел руками Сэм. — Деньги дома оставил.

— Да, все вы так говорите, — огорченно процедил Рудольф и, вернувшись к своему занятию, пропел:

— Лишь последний дурачок денег даст на табачок!

— Не, книг я не видел, — ответил Грязнуля Дейв. — Вы уж извините, ладно? Я только газеты забрал. Как обычно. Миссис В. была там, она подтвердит. Ничего дурного я не сделал.

Однако его грустные слезящиеся глаза говорили о том, что он не особенно рассчитывает на доверие со стороны Сэма. В отличие от Мэри Грязнуля Дейв Данкен жил не в том мире, где за каждым углом на голову мог бы свалиться кирпич, нет, в его мире кирпичи и в самом деле падали на голову едва ли не ежедневно. И нес он свою тяжкую долю со всем мужеством, на которое только был способен.

— Я вам верю, — сказал Сэм и положил руку Дейву на плечо.

— Я просто взял вашу коробку и вытряхнул все газеты в свой мешок. Всегда ведь так делаю. — виновато добавил Дейв.

— Эх, будь у меня щас даже тыща конфет, я б их все сожрал! — мечтательно сказал Льюки. — Умял бы так, что за ушами б трещало! Сжевал, сожрал… Эх, жвачка! Жвачка-жрачка!

— Я вам верю, — повторил Сэм.

Он потрепал Грязнулю по плечу, невероятно костлявому. И почти тут же ужаснулся — а вдруг у Грязнули блохи? На смену этой панической мысли пришла вдруг совершенно противоположная: интересно, а заглядывал ли сюда хоть кто-то из сытых и самодовольных ротарианцев, перед которыми он так распинался неделю назад? Догадывались ли они о существовании Ангол-стрит? И еще Сэм представил, что, должно быть, Спенсер Майкл Фри не очень задумывался о таких людях, как Льюки, Рудольф и Грязнуля Дейв, когда сочинял стихи про пожатие рук, которое важнее воды, еды и крыши над головой. Сэм вспомнил свою речь — напыщенную, вычурную и хвастливую, — и ему вдруг стало стыдно.