Циклоп - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лицо старца побелело, губы затряслись:
— Неужели Вдова звала меня в ученики?
Глава седьмая
Проклятое наследство
1.
Стылые пальцы ласкали лицо. Невесомые, бесплотные, они касались щек и лба с вкрадчивой нежностью. Так Смерть примеривается к очередному любовнику, прежде чем заключить его в ледяные объятия и унести в свое царство, откуда нет возврата — что бы там ни болтали некроманты…
Мгла беспамятства лопнула, истаивая клочьями тумана. По телу Тобиаса Иноходца прошла судорога. Маг-калека отчаянно вскрикнул, закашлялся, отмахнулся от Костлявой, мазнув себя ладонью по лицу. Ладонь была шершавой, как наждак, и Тобиас окончательно вернулся к жизни. Резко открыл глаза, зажмурился от слепящей белизны, ворвавшейся под веки.
Вздрогнул, ощутив на щеке холодное и мокрое.
Снег. Всего лишь снег! С неба, кружась, летели пушистые мухи. Роились, закручивались в вихри. Грядет метель, понял Иноходец. Он хрипло расхохотался. Хвала Митре! Я жив! Но что, Даргат побери, тут произошло?! Барьер крови исчез. Земля, прогретая чарами, быстро остывала — зима спешила взять свое. Тобиас заворочался, пытаясь встать. С третьей попытки ему это удалось. Мага качнуло, но знакомые сильные руки вовремя поддержали сзади, не дав упасть.
— Я здесь, хозяин! Вот, наденьте. Не лето, чай…
Верный Феликс накинул на плечи Тобиасу плащ на беличьем меху. Иноходец сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Морозный воздух прочистил мозги. Маг мотнул головой, уперся в землю здоровой ногой и деревяшкой. Его наконец перестало шатать, как на корабле в шторм.
— Все, отпусти. Кыш, говорю!
Слуга — крепыш средних лет с торсом-бочонком, лапами кузнеца и физиономией пройдохи — отступил на пару шагов. Замер в ожидании приказов, готов в любой миг прийти на помощь хозяину. Тобиас же боролся со слабостью. Казалось, по магу пробежало стадо ригийских олифантов. Все тело было — один тупо ноющий кровоподтек. Слабость, раздрай и головокружение. В животе бурчало; там ворочался клубок скользких червей. Дико зудела утраченная нога, чего с Иноходцем не случалось уже лет двадцать. Но главное — в нем почти не осталось магии, волшебной силы, что давно проникла в плоть и кровь Тобиаса, пропитала его насквозь. Маг ощущал себя голым и беспомощным, как при рождении.
Он огляделся. Кругом стонали и кряхтели собратья по Высокому Искусству. С трудом поднимались на ноги: кто сам, кто при помощи слуг. Осмунд, кособочась, с перекошенным от ужаса лицом, бормотал проклятия. В рыжей шевелюре Осмунда блестели нити седины, зато в снежно-белой бороде пробилась красная медь. Голова Н’Ганги гудела, распухая пчелиным роем и вновь уплотняясь. Газаль-руз изрыгал чудовищную брань, от которой небо должно было рухнуть на землю, а земля — превратиться в кипящую лаву. Поодаль, ближе ко входу в башню Красотки, сидел в подмерзшей луже и пялился в небо Амброз Держидерево. Тобиас проследил за взглядом Амброза, но ничего не увидел в вышине, затянутой дерюгой туч.
Два тела лежали без движения. Максимилиан Древний, вокруг которого, сменив привычный кокон теней, клубилась поземка — и Талел Черный. Мертвы? Вон, у Талела даже лицо посинело. Толстые щеки, похожие на собачьи брыли, обвисли, нос заострился, в глазницах залегли свинцовые тени. Тобиас принюхался. Ему почудилось, что он улавливает душок тления, исходящий от некроманта. Внезапно глаза мертвеца открылись. Ладони уперлись в землю — и Талел начал медленно, с натугой, садиться. Заметив, что за ним наблюдают, жрец Сета хищно оскалился: «Не дождетесь! Я всех вас переживу!» Оказавшись в сидячем положении, некромант принялся вставать. Так встают не люди — трупы, поднятые заклинанием. Впору было поверить, что Талел — кукла на ниточках, и загадочный кукольник тянет его вверх, презирая законы, данные телу человека. Жирным стервятником Талел навис над телом Древнего, по-птичьи вертя головой, чтобы взглянуть на Максимилиана то одним, то другим глазом. Минута, и некромант каркнул:
— Прах к праху…
— Мои перстни! — откликнулось эхо. — Скорпионово семя!
Тобиас обернулся. К сидящему в луже Амброзу широким шагом приближался Газаль-руз. Сейчас Злой Газаль полностью оправдывал свое прозвище — его ярости хватило бы на сотню демонов.
— Что ты натворил, мерзавец?! Отвечай!
Оторвав взор от косматых туч, Амброз уставился на Газаля. Рот королевского мага кривился в горькой улыбке; на левой щеке явственно проступил багровый, шелушащийся лишай. Тобиас мог бы поклясться: утром никакого лишая у Держидерева не было.
— Ты еще и смеешься?!
Лицо собирателя перстней налилось дурной кровью. Вне себя от бешенства, Газаль-руз с размаху ударил Амброза сапогом в подбородок. В последний миг он поскользнулся, и носок сапога, загнутый на манер клюва, лишь вскользь зацепил скулу Держидерева. Газаль грохнулся на задницу; Амброз, не изменив позы, провел двумя пальцами по ободранной скуле. Издали Тобиасу померещилось: это не пальцы, а сучки, покрытые растрескавшейся корой. Слизнув с указательного пальца каплю крови, Амброз счастливо зажмурился, смакуя — будто ничего вкуснее в жизни не пробовал.
Тонкая корочка льда хрустела под ним.
Газаль-руз барахтался в грязи и снегу, воя от боли в отбитом копчике. Подошвы скользили по наледи; пытаясь встать, всякий раз Газаль терял равновесие и падал обратно. Когда же ему наконец удалось подняться, перед Злым Газалем возник Талел Черный, загородив собой безучастного Амброза.
— Уйди, труподел! — ощерился Газаль.
— И что ты сделаешь, если я уйду?
«Труподела» некромант пропустил мимо ушей, хотя спускать оскорбления было не в привычках Черного. Тобиасу стало страшно по-настоящему. Что же происходит, если Талел счел оскорбление Газаля не стоящим внимания?
— Я этому хлыщу все кости переломаю!
— За что?
Талел был сама невозмутимость: могильный курган на пути вихря.
— За что?! За что?!! — Газаль ткнул Амброзову защитнику под нос обе руки с растопыренными пальцами. — Ты это видел?! Мои перстни! Камни! Их сила! Она исчезла! Пыль! Прах! И ты еще спрашиваешь?!
Пальцы мелко дрожали. В розетках из металла и дерева тускло блестели камни: яшма вместо рубина, сапфир вместо сердолика, уголь взамен аквамарина.
— Полагаешь, — спросил толстяк, — это сделал Амброз?
— А кто, по-твоему?
Подошел Осмунд. Рыже-седой маг из последних сил пытался сохранять самообладание. На лбу его выступили бисеринки пота — несмотря на ветер, пронизывающий до костей, от Осмунда за лигу несло жаром.
— Циклоп, —
