Сборник "Похитители душ" - Ник Перумов

Где-то в глубине души немного посверлило, а потом перестало. Саша честно два раза спускался вниз, звонил Шестакову. Кто ж виноват, что он где-то шляется?

Буквально через два дня береговая жизнь закрутила Сашу, задвинув в сторону и давнишние воспоминания, и бесстрашных «Выборгских крысоловов».

Плюнув на голубую мечту об автомобиле, Саша за один день нашел, оплатил и снял однокомнатную квартиру в Автово. С мебелью и телефоном, номер которого был немедленно сообщен десятку приятелей и приятельниц.

Саше доставляло немереное удовольствие – бродить в одних трусах по необъятным семнадцати квадратным метрам, попыхивая «Беломором». В любой момент непринужденно посещать индивидуальный (хоть и совмещенный) санузел, где, по воле хозяев, на специальной полочке стоял освежитель воздуха и пахло фиалками. Немного неожиданно, но чертовски приятно.

Изредка звонил телефон. Саша неторопливо приближался к аппарату, снимал трубку, стряхивал пепел с папиросы в специальную майонезную баночку, выдыхал дым в сторону и интеллигентно вопрошал: «Алло?»

В придачу к таким коренным изменениям в быту Саша обнаружил в себе доселе где-то скрывавшиеся, вполне приличные способности. Нет, нет, не музыкальные. Оказывается, он умел ухаживать за девушками! Да и не просто обнаружил, а даже успел (чисто из спортивного интереса) основательно вскружить головы двум студенткам-медичкам и одной воспитательнице детского сада.

Но самое главное! – Маша (та самая фифа с вокзала, она же – первая любовь), вспомнив, видно, тимуровское детство, всерьез решила заняться одиноким разведенным одноклассником. Уже к середине мая Саша понял, что у него с Машей – добротный, благополучный, не слишком бурный роман.

Машенька Хорошкина, оправдывая свою фамилию, оказалась удивительным существом. У Саши иногда закрадывалась дурацкая мысль, что Машенька недавно с отличием закончила какие-то очень специальные женские курсы. Что-нибудь вроде: «Идеальная спутница жизни». Она никогда не опаздывала, приходила всегда в прекрасном настроении, быстро и вкусно готовила и даже ходила с Сашей на футбол. «Чего ж вам боле?»

Именно поэтому, иногда (очень-очень редко!) Саше хотелось… ну, например, чтобы она сморозила какую-нибудь ужасную глупость… Машенька морозила несусветные глупости. Но как раз те, милые и безобидные, за которыми следует слюняво-ласковое: «…эх ты, дурочка, смотри, сейчас объясню…» …Или надела бы какую-нибудь немыслимую оранжевую кофту с белыми пуговицами… Машенька надевала оранжевую кофту с белыми пуговицами. И казалась в ней еще симпатичней и милее. Это был несокрушимый образ.

Однажды ночью, лежа почему-то без сна, Саша вгляделся в Машино безмятежное лицо. Странно, подумал он, я могу сейчас по пальцам пересчитать все выражения, которые на нем бывают. И вдруг вспомнил Свету. Такой, какая она шла по желтым листьям прошлой осенью. И сразу же понял массу вещей. Во-первых, то, что Маша и Света – полные противоположности в том, что касается СТИЛЯ. У Маши, как ни грустно это было признавать, стиль отсутствовал полностью. И в этом был ее удивительный феномен и секрет ее несокрушимой «милости». А Света… Саша тут же и, во-вторых, понял, что женщин сравнивать – последнее дело, срого-настрого запретил себе даже думать о Свете, повернулся на бок и уснул.

Глава седьмая

СССР

Савелий Сергеевич Струмов-Рылеев никогда не читал газет. То есть в старые, додемократические, так сказать, времена следовал совету профессора Преображенского «Вот никаких и не читайте!». Позже, когда кроме газет с орденами около названия появились и многие другие – без орденов, он с горечью убедился, что все то, о чем НЕ писали в свое время «Известия», «Труд» или «Красная Звезда», и, правда, читать не стоит. Вот уж что называется: «Сынок, а что сказал папа, когда упал с лестницы?» – «Должен ли я повторять неприличные слова?» – «Конечно, нет!» – «Тогда ничего». В газетах СССР раздражало все: и то, что пачкают руки черной краской, и суета вокруг подписки (в старые, разумеется, времена), а потом – не меньшая суета вокруг сбора макулатуры. Жуткие цены (это уже в новые времена). Но наибольшее негодование все-таки вызывали аккуратно нарезанные ножницами прямоугольники печатного слова, уложенные в специальную матерчатую сумочку в их коммунальной уборной. Когда-то, еще во времена дефицита туалетной бумаги, обеспечивать сумочку газетами вменялось в обязанности всех жильцов коммуналки. Теперь же нарезанное «Завтра» появлялось в туалете благодаря энтузиасту Левочкину.

– Эх, какой же ты Левочкин? – каждый раз спрашивал учитель Клапиньш, выходя из туалета. – Давай мы тебя в Правочкина переименуем?

Левочкин не обижался, но и «Завтра» читать не переставал.

Вся эта длиннейшая преамбула и должна объяснить ту страдальчески-брезгливую гримасу, которая появилась на лице СССР утром во вторник, когда лаборантка Таня крикнула ему через коридор:

– Савелий Сергеевич! Вы читали? Вот ужас-то!

– Угу, угу, – пробурчал СССР, снимая плащ. – Доброе утро, Танюша.

– Оказывается, у нас в метро водятся крысы-мутанты! А я всегда так близко к краю становлюсь!

У СССР похолодело в животе. Он молча подошел к Тане, взял из ее рук газету и, шагая, как робот, направился к себе в комнату.

Удивленная Матильда, которой первый раз за всю ее жизнь не пожелали «доброго утречка», привстала на задние лапы, поводя носом.

Чудовищно! Савелий Сергеевич получил еще одно подтверждение своему недоверию газетам. Некто Л. Пластунский описывал известную СССР ситуацию в метро с непринужденной радостью дошкольника, нашедшего гранату. Но самым диким, конечно, было помещенное в конце статьи интервью (!) с неким руководителем (!) группы (!) «Выборгские крысоловы» (!)!

«Мы – самостоятельная боевая единица…», «…с помощью последних достижений науки…», «…увидев крысу на платформе, не пугайтесь…». Строчки прыгали у СССР в глазах.

– Что это за гадость? – звенящим голосом спросил он у испуганной Тани.

– Это… газета… «Под одеялом»…

«В печку!» – следовало бы рявкнуть голосом того самого профессора Преображенского, но вместо этого Савелий Сергеевич, сжав газету в кулаке, двинулся к телефону.

– Алло! Толя? Доброе утро. Это Струмов-Рылеев. Вы в курсе, какое творится безобразие? Как – какое? О вас пишет желтая пресса! Как? Знали? Разговаривали? – СССР несколько раз беззвучно открыл рот, как будто ему не хватало воздуха. Затем продолжил почти шепотом: – Позовите, пожалуйста, Шестакова. Нету? Тогда, будьте добры, передайте ему, что я срочно – слышите? – срочно хочу с ним поговорить. Спасибо. – И, резко бросив трубку, ушел к себе.