Мемуары - Карл Густав Маннергейм

Потом, когда из глубокого кризисного положения с продуктами питания нам удалось выбраться, мы со своей стороны смогли улучшить питание военнопленных. Лично меня обрадовало то, что пленные офицеры несколькими публичными адресами выразили мне свою благодарность и прислали мне в виде подарков к Рождеству и Пасхе выполненные ими произведения искусства.

При обмене военнопленными после заключения мира выяснилось, что противник в обращении с нашими пленными не соблюдал даже самых элементарных требований гуманности и что огромное количество финских солдат, попавших в русский плен до 1944 года, погибло, став жертвами антигуманных условий.

Когда немцы в 1938 году аннексировали Австрию, группа евреев-беженцев нашла убежище в нашей стране, и в последующие годы они небольшими партиями продолжали прибывать к нам, и их число возросло примерно до двухсот человек. Поскольку в нашей стране никогда не преследовали евреев и не было никаких исключительных законов, касающихся таких беженцев, своё пребывание в Финляндии они считали безопасным.

Сначала беженцы могли передвигаться свободно и жить личной жизнью, как и другие иностранцы в нашей стране, но с началом войны в 1941 году беженцев мужского пола по инициативе министерства внутренних дел собрали и поместили в лагерях, где им предоставили соответствующую работу. Немцы, однако, посчитали, что политические беженцы в Финляндии находятся под недостаточным контролем, и весной 1942 года попросили передать этих евреев Германии. Министерство внутренних дел без ведома других управленческих органов приступило к мероприятиям по передаче немцам примерно пятидесяти евреев.

Когда я услышал об этом от генерала Вельдена, то в присутствии его и ещё нескольких членов правительства выразил резкое недовольство вышеупомянутыми действиями, подчеркнув, что соглашаться с подобным требованием немецкой стороны унизительно для государства. Хотя в Финляндии в течение всей войны ничего не знали о методах, применяемых в немецких концлагерях, — мы узнали о них лишь позднее, — всё же было ясно, что беженцев, нашедших убежище в правовой и цивилизованной стране, в Германии ожидает неблагосклонная судьба. Поколебавшись некоторое время, в течение которого из страны были высланы четыре еврея, виновных в неправильном использовании права на убежище, правительство приняло решение воспротивиться требованиям немцев.

Только позднее я узнал, что решающим фактором, повлиявшим на окончательное решение, оказались мои заявления, услышанные некоторыми членами правительства. Как в бытность мою президентом, так и позднее, я со стороны евреев, как в нашей стране, так и за границей, получал радовавшие меня свидетельства благодарности за позицию, которую я занимал. Благодарность в современном мире вещь редкая, поэтому тем ценнее становятся даже малейшие её проявления.

В начале апреля я нанёс ответный визит генералу Дитлу в Рованиеми. Из рассказа генерала об обстановке на северном театре военных действий стало ясно, что соотношение сил между немецкими и русскими войсками, включая финские части правого фланга, в значительной степени выровнялось, численное превосходство в силах, необходимое для ведения наступательных операций, ушло в прошлое.

Когда я вернулся в Ставку, туда стали поступать тревожные сведения со Свирского фронта, где русские значительными силами перешли в наступление на наш плацдарм. Противник явно рассчитывал, что наступление в самую распутицу поставит обороняющихся в затруднительное положение. И вправду, те редкие дороги, которые существовали севернее Свири, в весенний слякотный период стали почти непроходимыми. Сейчас наступила критическая фаза, во время которой часто казалось, что мы будем вынуждены покинуть плацдарм. После упорных боёв положение всё же удалось стабилизировать, и к 21 апреля линия фронта на всём протяжении стала прежней.

Выяснилось, что действующая на Свирском фронте 7-я армия русских с начала января получила значительные подкрепления и, что в начале наступления она насчитывала шесть дивизий и четыре бригады. Хотя сведения о потерях противника были неопределенны, всё же можно было утверждать: наступление противнику стоило дорого. Ему пришлось ощутить, что ударная сила финской армии пока ещё не утрачена.

Такое же сражение во время распутицы состоялось в период с 24 апреля по 23 мая на Кестеньгском направлении, где оборону держали две дивизии 3-го армейского корпуса. Русские здесь усилили свои войска двумя дивизиями и двумя же бригадами и угрожали обходным манёвром перерезать единственную проходившую по лесу слабо прикрытую дорогу, по которой осуществлялось снабжение наших войск. Хотя этот театр военных действий и входил в полосу, ответственность за которую нёс немецкий командующий, меня беспокоил окончательный результат этих боев не только с оперативной точки зрения. И на этом этапе немцы запросили помощи финских войск, однако, несмотря на напряжённость обстановки и сознание того, что серьёзная неудача на севере может поставить в трудное положение всю оборону Финляндии, я не мог согласиться на их просьбы.

Относительно возврата 163-й дивизии обратно под командование немцев, я ничего не имел против, особенно когда, по договорённости с генералом Дитлом, мне вернули 6-ю финскую дивизию, дислоцированную в Каяни. В середине мая немецкую дивизию отвели в Лапландию. Это соединение, целиком состоявшее из жителей Берлина и его окрестностей, несмотря на крепкую волю, немногого добилось на Свирском фронте. Во-первых, карельские условия местности были для неё абсолютно чуждыми, и, кроме того, у её солдат отсутствовали тот практицизм и сноровка, которые находятся в крови финнов с самого рождения, да и время действия для берлинцев и бранденбуржцев было вовсе не лёгким.

После переброски 163-й пехотной дивизии на север южнее линии Оулуярви-Мииноа больше не оставалось немецких войск. Был сделан большой шаг в направлении раздела, к которому я стремился с самого начала войны.

С помощью частей усиления, которые генерал Дитл передал в распоряжение 3-го армейского корпуса, наступление противника на участке Кестеньги было, наконец, остановлено и первоначальная линия фронта восстановлена. И здесь русские понесли большие потери. План противника значительными силами проникнуть по построенной им в глухом лесу дороге свидетельствовал об инициативности и храбрости, но и сейчас, как и во время Зимней войны, русские оказались не на уровне таких задач.

Весной 1942 года военное управление оккупированными территориями несколько изменилось. Инспектором военной администрации был назначен полковник Котилайнен, который с сентября искусно и целеустремлённо заботился об управлении Восточной Карелией. Это мероприятие оказалось хорошо продуманным и одновременно предоставило мне возможность непосредственно следить за работой военной администрации.