Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Майк Эшли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А осталась ли еще где-то эта обычная спокойная жизнь, за которую мы сражались?
* * *Ту нашу поездку я помню лишь урывками. Какое-то время мы ехали спокойно. Не раз и не два нас останавливали солдаты, такие же запыленные, как и дорога. Потом мы пересели на поезд, затем еще на один. В какой-то момент я нашел у себя в ногах свою старенькую медицинскую сумку – Холмс не забыл про нее, – и у меня на душе почему-то сразу потеплело.
В себя я пришел, когда мы садились в очередной поезд. Внутри наше купе оказалось образцом элегантности и комфорта. Холмс толкнул угловую дверь, за которой обнаружилось давно забытое чудо света – просторная ванная комната, а в ней – щеголеватый проводник, как раз аккуратно раскладывавший по полочкам полный комплект одежды, удовлетворившей бы самого взыскательного джентльмена.
Переодевшись, я почувствовал себя другим человеком. Я присоединился к Холмсу, и мы принялись за завтрак, о котором в наши дни мечтает каждый вечно голодный англичанин.
– Этот костюм, – заметил я, быстро обмакивая дынные шарики в апельсиновый сок, – сидит просто идеально.
– Ничего удивительного, – строго заметил Холмс. – Я предоставил им самое подробное описание. Ладно, Ватсон, ешьте и слушайте меня. Вы знаете, какое сейчас на фронте положение. Последняя атака немцев захлебнулась, но и наша контратака не удалась…
– И американцы опять собираются прислать подкрепление, – заговорил было я, но Холмс тут же меня перебил:
– Вот именно, и немцам это известно не хуже, чем союзникам. В общем, сейчас на повестке дня один практический вопрос – на каких условиях заключать мир. Принц Макс именно ради этого согласился стать канцлером, и все надеются, что он доведет дело до успешного завершения.
– Если и есть человек, которому доверяют обе стороны, то это принц Макс, – согласился я.
– Его кандидатуру негласно одобрили и в Лондоне, и в Париже. Он также вел переговоры с президентом Соединенных Штатов. Разумеется, тайные.
– Ну наконец-то! – воскликнул я с набитым ртом.
– Рано радуетесь, доктор. Принц Макс без ведома кайзера огласил условия, на которых войну можно будет прекратить, а его глупейшество неожиданно встал в позу и отказывается признать необходимость срочного заключения перемирия. Что еще хуже, генерал Людендорф по-прежнему настроен весьма воинственно и настаивает на скорейшей организации очередного наступления. В этом его поддерживают несколько высокопоставленных военных, таких же фанатиков, как он сам.
– Самоубийца! – ахнул я. – Нет, что я говорю! Убийца!
– Все так. К сожалению, это весьма реальный вариант развития событий. Кайзер опять сел на свой частный поезд и вновь умчался за границу, подальше от гнусных людишек, которые так и норовят ткнуть ему в лицо нелицеприятную истину. А принц Макс вообще заболел: сейчас у него не хватит сил, чтобы выследить и загнать в угол официального правителя Германии.
– И что, болезнь серьезная? – простонал я.
– Боюсь, что так. Я видел принца вчера, и он, прямо скажем, был не в себе. Проблема в том, что у нас очень мало времени. Должно быть, принц уже получил ответ американского президента, и на его послание надо ответить как можно быстрее. А иначе война разгорится пуще прежнего.
Во взгляде Холмса сквозили озабоченность и тревога. Я прекрасно понимал всю серьезность сложившейся ситуации.
– Но принца ведь будут лечить лучшие врачи, – заверил я друга. – Лучшие врачи Германии – это о многом говорит!
– В медицинском плане они, несомненно, лучшие. А вот в политическом и военном – все как один ярые приверженцы кайзера и генерала Людендорфа и только и мечтают еще разок погоняться за призрачной химерой победы.
– Пусть это и так, Холмс, но я все же сомневаюсь, что принц вдруг решится лечиться у такого врача, как я. С чего ему это делать?
– С того, что вы, доктор, англичанин. И к тому же мой друг, – ответил Холмс так, что стало понятно – дальнейшие споры тут будут неуместны.
* * *В Берлин мы прибыли ранним утром. За нами послали лимузин с занавешенными окнами. Несколько раз я отдергивал занавески и выглядывал наружу, и моему взгляду представали запруженные людьми улицы. Мужчины и женщины бесцельно бродили по городу; встречались и солдаты, даже несколько офицеров, которые, впрочем, ничего не делали, лишь иногда смешивались с толпой. Я часто оглядывался на Холмса, но тот в свое окно не выглядывал и сидел молча.
В канцелярии нас сразу же препроводили в покои принца Макса. Пока мы поднимались по мраморным ступеням и шли по богато украшенным коридорам, некоторые встречавшиеся нам по пути офицеры отводили глаза: видимо, Холмс, как всегда, высказал им в лицо все, что думал, и теперь нас тут не очень-то ждали.
Мы сидели в приемной, когда дверь, ведущая в салон принца, внезапно распахнулась. Показался мужчина, одетый в черное, с коротко стриженными седыми волосами и лицом типичного крестьянина, которое сейчас было омрачено тревогой. Вслед за ним вышел одетый в смокинг джентльмен с орлиным профилем, которого первый мужчина ожег взглядом, полным неистовой ненависти. Завидев Холмса, джентльмен в смокинге с явной издевкой отвесил ему поклон.
– Доброе утро, мистер Холмс, – на безупречном английском произнес он. – Боюсь, принц более не в состоянии принимать какие-либо решения. До свидания, Ганс, – обратился он к мужчине в черном. – Не забывайте хорошо заботиться о своем господине.
Ганс окаменел от ярости, а джентльмен елейно улыбнулся и удалился.
– Кто это? – озадаченно спросил я. – Я уверен, что никогда раньше его не видел, хотя его лицо почему-то показалось мне знакомым.
– Ничего странного тут нет. Граф Гоффенштейн очень похож на своего кузена фон Борка, с которым вы встречались несколько лет назад.
С фон Борком мы с Холмсом “познакомились”, когда моему другу удалось поймать этого изощренного шпиона в его собственном доме на холмах Дувра [93] .
– Плохой, – сердито бросил Ганс. Он был глубоко обеспокоен и крайне раздражен. – Я держать всех снаружи, но этот, этот граф, он все равно приходит. Беспокоит господина. Он… Герр доктор, он совсем потерявшийся. Как ребенок. Помогите, пожалуйста! Пожалуйста, герр доктор! – взмолился Ганс.
Мы с Холмсом заторопились в покои. То, что бедняга Ганс волновался не без повода, стало ясно сразу же.
Принц Макс стоял возле стола, а вокруг кружило белое облако – взлетали в воздух письма, бумажные листы, конверты. В руках он держал по пачке документов. Стол, зияющий выдвинутыми ящиками, был, как и пол, завален бумагами.
Раскрасневшийся принц повернулся и взглянул на нас полными отчаяния глазами.
– Не могу найти! – вскричал он, тяжело дыша. – Держал в руках буквально минуту назад, а теперь не могу найти! Ну где оно? Где?! – Он взмахнул руками, и бумаги, словно конфетти, запорхали по комнате.
– Ваше высочество, позвольте представить вам доктора Ватсона. Он…
– Только что оно было у меня, мистер Холмс! Только что! А теперь все – пропало!
– Ваше высочество, вы видели письмо после ухода графа Гоффенштейна? – спросил Холмс.
По озабоченному лицу принца пробежала тень понимания.
– Я как раз вынимал его из кармана, когда Ганс объявил о визите графа, а потом… – Он обратил на меня совершенно безумный взор. – Я держал все эти письма во внутреннем кармане, начиная с самого первого, а когда приходило новое письмо, я… Должно быть… Ну где же оно?
Принца всего трясло, он дышал с присвистом.
– Ваше высочество, – строго сказал я и подхватил его под руку, – вам надо прилечь.
– Нет-нет, доктор, я не могу. Пока я не найду его, я не лягу. Понимаете, без него я не могу ответить, и… О нет, нет, нет!
Наконец втроем нам удалось препроводить несчастного принца в спальню – с одной стороны его поддерживал Ганс, с другой – я. Постельный режим был совершенно необходим – иначе принцу грозило нервное истощение. Но я знал, что эта передышка дана нам ненадолго.
Тем временем Холмс быстро осмотрел уличную одежду принца, вытащил из кармана, закрытого на пуговицу, ключи и прошел обратно в кабинет. Вскоре к нему присоединился и я. Холмс сидел за столом, на котором прежде разбросанные бумаги высились аккуратными стопками, и внимательно изучал какой-то листок, расчерченный на квадраты, в каждом из которых было по букве.
– Ваш вердикт был абсолютно верен, Холмс, – сказал я. – Принц серьезно болен, и, боюсь, ему становится все хуже.
Холмс рассеянно на меня взглянул. Кажется, он не сразу сообразил, что я к нему обращаюсь.
– А причину вы установили? – спросил он.
– Это какая-то новая форма гриппа, – ответил я. – И болезнь очень быстро распространяется по обе стороны фронта.
– Какие перспективы у больных?
– Некоторые выживают. Но из тех, у кого, как и у принца, дело дошло до пневмонии, таких немного.
– Пневмония, – хмуро повторил Холмс. – Значит, в лучшем случае он на несколько дней полностью выпадет из жизни. А нет никакого лекарства, чтобы быстро поставить его на ноги? У нас каждый день на счету. Да что там, даже несколько часов могут все изменить – и тогда решится судьба сотен, тысяч человек.