Страж неприступных гор - Феликс Крес

— Не столько «что», как «сколько». Слишком многое. Просто слишком многое случилось, — ответил он. — Тебе недостаточно, если кто-то скажет: «Делай что хочешь». Тебе хочется, сестрица, чтобы всем это нравилось. Или хотя бы все восхищались.

— Вовсе нет.

— О, да.

— Ты же знал.

— Но я вовсе не собирался восхищаться. Зачем я тебе был там нужен?

— Чтобы…

— Ты хотела бы меня видеть таким? Стоять под деревом и смотреть? Хотела бы?

— Нет. Но это совсем другое дело. Потому что ты мужчина, а когда бьют сильного мужчину, это неинтересно, только грустно. Интересно сражение, а не избиение.

— А когда бьют женщину?

— Если она красивая, то всем это нравится. Ты же сам видел! Каждый любит бить женщину или насиловать. Только не все могут. Ведь ты меня тоже бьешь. А теперь почему не хотел?

Он не знал что сказать, лишь покачал головой.

— Такая уж я есть, — добавила она. — Мне хотелось, чтобы ты увидел, какая я. Именно ты. Мой…

Она замолчала.

— Твой «братец», сестрица, — с тяжелым сердцем сказал он. — Временный союзник и командир эскадры. В Роллайну ты поедешь с Сайлом. Соберите моих парней и отправьте туда, где когда-то ты высадила Раладана. Когда мы туда ехали, я расставил их вдоль пути, чтобы быть уверенным, что никто за нами не едет. Так, на всякий случай.

— Что это значит? Насчет «моего братца»?

— Тут недалеко есть городок, Сайл знает где. Возьми несколько своих ребят, найдешь там для них лошадей…

— Но что это значит? Насчет…

— Значит, что ничего у нас не выйдет. Из того, что мы… планировали, Ридарета. Это для меня… чересчур. Похоже, ты была права: хорошо, что я все видел. Ибо я знал, но не понимал. Теперь я уже понимаю, и… нет, Рида. Нет.

Несколько мгновений она вновь открывала для себя значение слова «нет».

— Но я тебя… — сдавленно начала она и закончила, плача: — Я тебя… люблю. И… прости меня, Китар.

Впервые со времен детства ему тоже захотелось плакать.

— Не в том дело… Видишь ли, Рида… Если отрезать кому-то руку, то она уже не отрастет. Он… он может даже не сердиться, сказать: прощаю. Можно отрезать руку неумышленно, даже другу, в суматохе, в сражении. Но рука… Ее уже больше никогда не будет. Что случилось, то случилось.

Она плакала как ребенок. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе, но он чувствовал, что после этого готов будет наделать и наговорить множество глупостей.

Поэтому он просто лежал и смотрел на звезды, пересыпая в пальцах песок и перебирая острые стебли травы.

Плакала девушка, и шумело море. Море… Здесь, к счастью, ничего не изменилось, так что ему, по крайней мере, было куда возвращаться. Ему вспомнились несколько слов песни… впрочем, скорее стихов, чем песни… которую он иногда напевал, вторя себе на лютне:

Если любишь, девушка, моряка,То знай о том, что он помолвленС прекрасной и ревнивой госпожой,С которой ни одна не может сравниться.Ибо никто так долгоИ никогоНе умеет ждать.

Но в пьяном, загаженном лагере Прекрасной Риди наверняка никто ее не пел.

12

Однажды взяв себе прозвище, Неллс-Якорь уже от него не отказывался. Все знали, что Неллс — якорь. Никто не спрашивал его, почему, поскольку уставший, раздраженный и мрачный комендант Гарды мог дать опрометчивый, зато исчерпывающий ответ… Он мужественно держался, но минувший день высосал из него последние жизненные соки — если у якоря могли быть какие-то соки. Если бы он лучше знал человеческую природу, он легко бы понял, откуда эта внезапная утрата сил. А взялась она оттуда, что он увидел призрак конца своих мучений. Если бы конец этот скрывался в тумане далекого будущего, он бы продолжал работать как лошадь. Однако, как только он увидел Китара, он начал считать каждое оставшееся мгновение. Его повсюду носило, он бродил, ждал и готов был начинать драки вместо того, чтобы их предотвращать.

Все его головорезы из Гарды вели себя точно так же.

Их вахта закончилась вскоре после полудня.

Неллс не помнил, когда видел Тюлениху Риди столь прекрасной, разодетой, чистой, накрашенной… Какая там, к морскому дьяволу, Тюлениха? Ее высочество Ридарета, неприкосновенная княжна с Агар.

Она вышла из шлюпки на берег — но сперва подождала, пока матросы спрыгнут в воду и вытащат нос лодки на песок. Ей вовсе не хотелось намочить подол светло-зеленого платья, украшенного более темными, но тоже зелеными вставками. Расшитый золотой нитью наряд не имел пояса, свободный, с разрезами — кажется, по-армектански; кто там помнил все эти моды? Сверкали золотые цепочки и браслеты, переливались перстни. Часть закрывавших спину волос была заплетена в косу с темно-зеленой лентой, подходившей по цвету к повязке на выбитом глазу. Слегка поддерживая подол, чтобы не волочился по песку, княжна приблизилась к остолбеневшему Неллсу и забрала у него бич, после чего пошла дальше, молча протягивая руку за другим, — гвардеец понял ее жест и поспешно отцепил висевшую на поясе плеть. Не спеша, но решительно шагая среди деревьев, ее высочество добралась до края поляны, собрав по дороге небольшой кортеж, состоявший из поочередно присоединявшихся к ней членов Гарды. Дойдя до «таверны», она начала хлестать бичами где попало и кого попало. Бичи не путались, но левая рука, уже сросшаяся после вчерашнего перелома, еще немного болела, так что приходилось обходиться только одной плеткой. Окончательно рассыпался открытый шалаш, с самого начала представлявший собой скорее сочетание стены из ветвей с крышей. Разбуженные болезненными ударами пьяные вскакивали, готовые добраться до того сукина сына, который так шутил, но их хватили другие — а именно те, кто до этого не спал и, разинув рот, смотрел на приближающуюся Риди. С воплями и стонами («Мамочка… за что? Мамочка!») беспорядочно толпящееся стадо устремилось к середине поляны, ибо именно туда она указывала бичом.

— Эй, куда? А эти с кем пили?

Несколько человек поспешно вернулись за бесчувственными товарищами.

Разбросанных повсюду групп было полно, но уже началось нервное шевеление: пение смолкло, пьяных матросов будили пинками и тряской. Что есть мочи голосила пьяная шлюха; она получила по морде, а когда это не помогло, заработала еще раз, уже кулаком — и теперь хватило, даже чересчур, поскольку кому-то пришлось ее тащить или нести. Точно так же врезали нескольким морякам, которые не узнали бы и родную мать, а потому не узнали и «мамочку», которая как раз направлялась к одной из групп побольше.