Рассказы и повести - Анатолий Безуглов

…Весь день я помнил: дома ждет мать. Я встречался с людьми, говорил по телефону, кого-то распекал, что-то доказывал. Надо бы остаться после работы, разобрать накопившиеся без меня бумажки, что я и сделал бы непременно, не будь матери. Теперь же отложил дела до следующего дня.

Даша уже пришла с работы. Приезд свекрови сказался и на ее настроении, она была веселее, чаще улыбалась, говорила. Даша оттаивала. Это видно по многим мелким деталям. Может быть, с отъездом матери в наши отношения опять придет зима?

Никто не хотел уходить из кухни. Признак того, что люди стремятся быть вместе. Я поинтересовался, как живет брат.

– С Виталием считаются,– сказала мать.– У нас все бывают: и председатель поссовета, и директор совхоза, и парторг. Хорошие люди подобрались.

– Я с одним из ваших деятелей недавно познакомился…

– Кто это?

– Кажется, завклубом.

– А у нас не клуб, а Дворец культуры,– со смешной гордостью сказала мать.– Трехэтажный. Кино, театр показывают…

– Может быть, директор этого самого дворца. Клоков Михаил Иванович.

– Клоков, говоришь? – переспросила мать.– Да нет, Захар, директор Дворца культуры – молоденькая совсем, Зина Балясная. Она у нас тоже бывает с мужем.

– Ну, значит, Михаил Иванович работает не директором. Расхваливал Краснопрудный. Приглашал приехать…

– Постой, постой, какой это Михаил Иванович, главный агроном?

– Да нет. Говорит, культурой в вашем поселке занимается.– Мать задумалась.– Он Виталия знает. И тебя, между прочим.

– Нет,– решительно сказала мать,– Михаила Ивановича, агронома, знаю. А этого как фамилия?

– Клоков.

– Такого у нас нет… Шут с ним. Встретились в кои годы, а говорим о каком-то Клокове.

Слова матери меня озадачили. Несмотря на внушительный возраст, она обладала отличной памятью. Неужели стала сдавать?

Как утопающий хватается за соломинку, так и я за тех трех свидетелей, которые могли бы чем-то помочь,– Горелова, Клокова и Ажнова. Неужели они откажутся рассказать правду о том злосчастном вечере у Марины Белоус?

Я еще раз попросил мать вспомнить моего попутчика, но она самым решительным образом утверждала, что такой в Краснопрудном не живет.

Поздно вечером позвонил брат Виталий. Справиться, как добралась и устроилась мать. Дав им поговорить, я спросил Виталия:

– Ты не знаешь в Краснопрудном Клокова Михаила Ивановича?

– А кем он работает?

– По культуре… Возможно, во Дворце культуры…

– Нет, Захар.

– Он говорил, что хорошо тебя знает.

– А я впервые о таком слышу,– усмехнулся брат на том конце провода.

Разговор о Клокове не давал мне покоя всю ночь. Приехав с утра на работу, я размышлял: что бы это значило?

Горелову я позвонить не мог. Он находился еще в Железноводске, а в каком санатории, неизвестно. Оставался Ажнов. Александр Федорович работал инженером на Ратанском химическом комбинате. У меня возникла мысль связаться с ним. Ажнов, по его словам, должен был пробыть в командировке в Рдянске неделю. Значит, он уже наверняка дома.

Но под каким предлогом ему позвонить? История, в которую он невольно попал, в общем-то неприятная. И захочет ли он вспоминать о ней? Удобно ли говорить с ним об этом по телефону? Тем более что я могу его разыскать только на службе. А там – сослуживцы, знакомые. Чего доброго, аппарат параллельный, услышит кто, и пойдут суды-пересуды. А он человек семейный. Стоит ли доставлять еще и Александру Федоровичу неприятности? Хватит того, что я сам погряз в них по уши.

А что, если попытаться раздобыть его домашний телефон, если таковой у него имеется?

Но этот план я тоже отверг: ситуация еще более щекотливая. Рядом могли быть жена, домочадцы. Не будет же он разговаривать со мной о своих приключениях в командировке…

После долгих колебаний я все-таки решил побеспокоить Ажнова. Повод? Уточню координаты Клокова. Не исключено, что сам фамилию его перепутал…

Заказал по междугородной Ратанский химкомбинат. Ответила мне секретарь директора. Она сказала, что Ажнов работает в третьем корпусе, и дала его телефон. Домашнего у него не было.

Слава богу, инженера разыскал… Я снова заказал Ратань. В третьем корпусе мне ответили, что Александра Федоровича вызвали в военкомат и будет он только завтра. Я просил передать, что позвоню утром. И назвал свою фамилию.

Я подумал: так лучше. Ажнов узнает о предстоящем разговоре заранее. У него будет время подумать и вспомнить ту неприятную историю. По его тону станет ясно, как он ко всему относится…

…Ратань мне дали около десяти утра. Так, как и намечалось мною.

– Александр Федорович, здравствуйте…

– Здравствуйте, товарищ Измайлов. Чем могу быть вам полезен?

– Давно вернулись из командировки? – продолжал я.

– Простите, не понял.

– Из Рдянска, говорю, давно вернулись? – крикнул я в трубку.

– Я вас отлично слышу. Но не понимаю, о чем вы говорите.

Я растерялся. Но деваться было некуда.

– Вы же ездили в командировку в Рдянск. Недели две тому назад…

На том конце провода раздалось неопределенное мычание.

– Извините, товарищ Измайлов, вы меня с кем-то путаете.

– Я разговариваю с Александром Федоровичем Ажновым?

– Да. А я с кем?

– С Измайловым. Захаром Петровичем. Из Зорянска. Неужели забыли? – Дурацкий вопрос. Если человек не хочет меня припомнить, глупо напрашиваться.

– Захар Петрович, Захар Петрович,– повторял Ажнов.– Что-то не знаю… Хорошо, а, собственно, по какому поводу вы звоните?

– Понимаете, с нами еще ехали товарищи Марина Петровна, Горелов и…

Последние слова, видимо, окончательно сбили с толку Ажнова. Он стал говорить как-то испуганно и сбивчиво:

– При чем здесь Марина Петровна? Не знаю я никакого Горелова… Кто вы?

– Измайлов я, Измайлов. Неужели забыли? Мы еще в день приезда в Рдянск провели вечер вместе…

– Уважаемый товарищ, в Рдянске я был последний раз два года тому назад. Это во-первых. Во-вторых, мы с вами не встречались. Откуда вы знаете мое имя и то, что я здесь работаю?

– От вас,– пробормотал я, вконец запутавшись в объяснениях.

Александр Федорович нервно засмеялся:

– Ну, это уж слишком…– Я почувствовал, что он теряет терпение.– Вот что, дорогой товарищ, если вас мучают какие-то воспоминания, я здесь ни при чем. Прошу меня извинить, у нас на весь корпус один телефон.

Ажнов положил трубку.

– Поговорили? – спросила телефонистка.

– Да,– машинально ответил я, нажимая на рычаг.

Я почувствовал себя растерянным. Итак, Ажнов не хочет ни во что вмешиваться. Видимо, он из тех людей, для которых собственный покой прежде всего. А может, у него щекотливое положение в семье, на службе… Как это он сказал: «Если вас мучают какие-то воспоминания, я здесь ни при чем». Струсил. Или действительно думает, что у меня совесть нечиста и я хочу укрыться за других.

Оставался третий свидетель – Горелов. Я уж и не знал, что думать о нем. Клоков – загадочная личность, Ажнов спрятался в кусты. Как поведет себя Николай Сидорович, одному богу известно.

Я вызвал шофера.

– Поезжай, заправься. Через час едем в Ратань.

– Будет сделано, Захар Петрович,– отрапортовал Слава.– Сегодня вернемся?

– Конечно.

Через час мы мчались по шоссе.

Ратань была поменьше Зорянска. Старый деревянный городишко. Его потеснил химический комбинат, от которого тянулись новые кварталы многоэтажных домов и бульвары с молодыми липами.

У комбината было несколько просторных проходных. Мы подъехали к главной, что ближе всего к третьему корпусу.

Я позвонил Ажнову из бюро пропусков. Ответил мне девичий голос. За Александром Федоровичем послали, и когда он подходил к телефону, я отчетливо услышал смешок:

– Опять этот тип тебя требует.

– Слушаю,– сердито сказал инженер.

– Простите, Александр Федорович. Это опять беспокоит вас Измайлов. Вы не могли бы сейчас встретиться со мной? Я в бюро пропусков.

В трубку недовольно посопели.

– Хорошо. Иду.

Я стал нетерпеливо прохаживаться по коридорчику, мимо ряда стульев, поставленных вдоль стеклянной стены. Помещение было залито солнцем. Батареи грели вовсю, и было нестерпимо жарко в пальто.

Вокруг сновали люди. Звонили на территорию комбината из трех кабинок с телефонами. Какая-то девушка чуть ли не со слезами упрашивала позвать со склада Колю.

Ажнов все не шел. Я стал нервничать.

Вдруг кто-то произнес:

– Кто тут, наконец, Измайлов?

Это вопрошал парень лет двадцати пяти, в очках, в сером рабочем халате и цигейковой шапке-пирожке.

– Я Измайлов.

Парень подозрительно оглядел меня с ног до головы.

– Ажнов,– сказал он, уже с любопытством рассматривая меня.

На мгновение я растерялся.