Рассказы и повести - Анатолий Безуглов

– Хитры же вы, Евгений Родионович,– пожурил следователя.– Думаете, прекратил одно, так под настроение прекращу и другое?

– Совсем я так не думал,– кисло улыбнулся следователь.– Не вижу перспективы. Только время терять да еще своими руками намеренно портить показатели.– Он посмотрел на Сергованцева, ожидая поддержки. Алексей Михайлович не отреагировал.– Человек умер. Если даже в чем-то виноват, мы не можем подать в суд на покойника…– Под конец Глаголев прямо взмолился: – Захар Петрович, ведь у меня в производстве еще шесть дел…

Сергованцев взглянул вопросительно.

– Вот какая история, Алексей Михайлович,– сказал я.– На рынке у нас несколько магазинчиков. Ну, знаете, как везде. В каждом – один продавец, он же завмаг… Поступило анонимное письмо на одного из них – Шафирова. У него разное в продаже: обувь, галантерея, одежда. Стали проводить ревизию, нашли излишки товаров, которые по документам не проходили. Шафиров в первый же день вернулся домой и умер от инфаркта…

– Человеку пятьдесят восемь,– добавил Глаголев.– Сердце болело давно. Ну, разнервничался…

– Было отчего,– сказал я.– Излишки – дефицитный товар, какой не поступал даже на базу. Например, женские сапоги, кожаные куртки. Продавалось это, конечно, из-под полы. Так, Евгений Родионович?

– Так,– согласился он.

– Продавца этого сам помню,– продолжал я.– Слава богу, сколько раз заходил в тот магазинчик… Вежливый скромняга, одет бедновато. А что обнаружили у него в подполе дома?

– Так наследство же,– сказал следователь.– У Шафирова на самом деле в прошлом году умер дядя. Когда-то, еще до революции, владел винокуренным заводиком…

– Какое наследство? – заинтересовался Сергованцев.

– Золотые кольца, серьги, монеты царской чеканки. Ну и деньги. Наши, конечно.

– На сколько?

– Около двадцати тысяч,– ответил я и снова обратился к следователю: – Понимаете, Евгений Родионович, можно допустить, что это наследство… Но откуда у него появился левый дефицитный товар? Значит, за Шафировым стоял еще кто-то. Он действовал не один. И мы обязаны найти, кто именно…

– Хорошо, Захар Петрович, я буду продолжать следствие по этому делу.

– Похвальное намерение,– вдруг сказал Сергованцев.– По-моему, правильная постановка вопроса. А то у нас иногда показатели, вернее, стремление иметь их в благополучном виде затмевает главное.– Я понял, что зональный прокурор солидарен со мной.– А вы,– обратился он к следователю,– активнее используйте возможности ОБХСС.

– Я это обязательно учту,– сказал Глаголев.– И еще одно, Захар Петрович. Об автомобильной катастрофе на улице Володарского…

– Ну-ну.

– Тут не тормоза. Машина новая, все в полном порядке.

– Так в чем же дело?

– Шофера уже нельзя было допускать к вожде нию. Как он прошел последнюю медкомиссию, пока не понятно…

– А людей не вернешь,– вздохнул я.

– Много жертв? – спросил Сергованцев.

– Страшная авария,– ответил я.– Перед грузовиком в центре города выскочил на перекрестке «Москвич». И водитель, вместо того чтобы затормозить, повернул на тротуар. Восемь человек. Четверо скончались тут же. В том числе – ребенок…

Об этой катастрофе вспоминали с ужасом. И будут вспоминать еще долго.

– Водителю уже за шестьдесят,– продолжал Глаголев.– Какая у старика реакция? Я беседовал с директором автобазы. Он говорит, людей не хватает…

Сергованцев сокрушенно покачал головой.

– Когда вы думаете закончить это дело?-спросил я Глаголева.

– Через неделю, наверное.

– Хорошо. Не позднее…

Когда следователь ушел, Алексей Михайлович негодующе сказал:

– Вот так и получается. В медкомиссии недосмотрели, на автобазе не хватает работников… Каждый найдет отговорку…

С зональным прокурором мы провели вместе весь день. Знакомились с делами второго следователя, были в милиции. Ходили обедать, сидели над справкой. Так и подмывало спросить, что слышно насчет меня. Но не решился.

Уехал он на следующий день. Я гадал: его посещение было рядовым, очередным наездом или связано со служебной проверкой моей персоны? Теперь все казалось подозрительным. Я с болезненной обостренностью анализировал поведение сотрудников прокуратуры, городского начальства, знакомых и друзей. Стал настолько мнительным, что в душе требовал от людей особенного отношения к себе. В безобидном юморе мне слышалась злорадная насмешка. Стоило перехватить на себе чей-то внимательный взгляд, как я уже подозревал в человеке тайного недоброжелателя. Я стал ловить себя на мысли, что, встречаясь с кем-нибудь, оцениваю: будет он радоваться, когда меня снимут, или посочувствует.

Правда, работал я с каким-то остервенением, стараясь забыться, не думать о том, что ожидает впереди. Выступал на процессах, ездил по району, окунался с головой в общественную работу и депутатские дела. В конце дня бывал выжат как лимон и, приезжая домой, наскоро проглотив ужин, валился с ног. С Дашей мы виделись очень мало. Наши отношения оставались такими, какими она их сделала с первого дня размолвки. Исправно готовила, стирала и гладила мои рубашки, заботилась о моем гардеробе. Но дальше этого ее внимание не распространялось. Мы были словно посторонние, по каким-то причинам обязанные соседствовать в одной квартире. Несколько моих попыток объясниться, снова сблизиться, получили решительный и холодный отпор. Я перестал их предпринимать…

Мне очень хотелось встретиться с первым секретарем горкома Егором Исаевичем Железновым. Он был в санатории под Москвой. И когда вернулся, я сразу напросился на прием. Егор Исаевич согласился встретиться в тот же день. Для порядка я расспросил его об отдыхе.

– Собственно, в санаторий поехал из-за жены,– сказал Железнов.– Сердечница она. Я пока не жалуюсь. Но врачи и меня в оборот взяли. Какую-то иннервацию сердца придумали… Знаешь, Захар Петрович, я чуть было и сам в это не поверил. Но стоило вернуться в Зорянск, зайти в горком, как никакой тебе иннервации… Работать надо. Тогда будешь здоров.

– Помогает работа, это точно,-согласился я, думая о своем.

– Но я бы не сказал, что тебе она на пользу. Похудел чего-то, осунулся…

– Есть с чего,– сказал я. Было самое время поведать главное.

Егор Исаевич выслушал меня внимательно. Расспрашивал подробности разговора с прокурором области. Его огорчало положение, создавшееся у меня дома.

Мне не терпелось узнать его мнение. И я спросил:

– Вы считаете, что я виноват?

– А вы считаете, что абсолютно ни в чем не виновны?– ушел от прямого ответа Железное, что еще больше насторожило меня.

– Значит, меня ждет персональное дело и по партийной линии?

– Выводы будут после той проверки, которая назначена в облпрокуратуре.

– А что мне делать сейчас, Егор Исаевич?

– Как прокурору – исполнять обязанности. Так, кажется, сказал твой начальник?

– Сложа руки не сижу…

Секретарь одобрительно кивнул.

– Это хорошо, что руки не опустились… Я свяжусь с Зарубиным.

– Стоит ли? Еще подумает, отыскал защитника…

– Это ты, Захар Петрович, неправильно понимаешь,– перебил меня Железное.– Ты коммунист. И не рядовой, а член горкома. Видное лицо. Почему я не могу поинтересоваться делами коммуниста Измайлова? И, если надо, сказать о нем свое мнение?

– Воля ваша.

– А с Дарьей Никитичной мы встретимся.– Я попытался отговорить его, но Железнов остановил меня жестом: – Тут я тебя тем более спрашивать не буду. Поддержать тебя надо. Ей – в первую очередь…

Я не знаю, говорил ли с женой секретарь горкома. Никаких перемен в наших отношениях с ней не последовало.

Я выехал на пару дней в Рдянск. Честно говоря, особой надобности в поездке не было. Меня замучило неведение.

Прокурор области был в командировке в Москве. Сергованцев – вместе с ним.

Авдеев встретил меня вежливо и спокойно.

– Хорошо, что вы приехали,– сказал он,– по телефону говорить не очень удобно… Ну, что я могу вам сообщить? Белоус подал в суд заявление на развод.

– Мое имя упомянуто в заявлении? – спросил я.

– К сожалению, да,– ответил помощник прокурора области.

У меня мелькнула мысль: вот он, конец. Кто допустит, и я сам в первую очередь, чтобы предстать прокурорскому работнику в качестве свидетеля и соблазнителя жены, в качестве виновника развода… Выход один: сейчас же просить, чтобы меня освободили от обязанностей прокурора. Лучше самому. Не ждать, пока предложат. Представляю, как это унизительно…

Авдеев, вероятно, понял мое состояние. И сказал:

– Законы, как вы знаете, предусматривают возможность восстановления мира между супругами. Для этого им отводится определенный срок.

– Когда будет слушаться дело? – спросил я.