Записки охотника Восточной Сибири - Александр Черкасов

Хищные звери истребляют изюбров в значительном количестве, в особенности молодых и телят. Зимою волки гоняют изюбров точно таким образом, как и промышленники. Кто у кого научился этим способом добывать изюбров — не знаю. А по всему вероятию, промышленники переняли у волков. Волки, собравшись несколько штук вместе, гоняют по следам изюбров тоже до тех пор, пока ослабевшие животные остановятся и попадут им на зубы. Справедлива пословица, что «волка ноги кормят». Нередко изюбры, преследуемые волками, заскакивают на зароды сена, думая тем отделаться от страшных волчьих зубов; иногда же они соскакивают или обрываются с крутых гор и утесов в пропасти и убиваются до смерти. Молодые изюбры и телята изредка попадают в козьи пасти; нарочно же пастей для ловли изюбров не делают.

В 1856 году зимою в окрестностях Бальджиканского пограничного караула ездил я с двумя казаками, хорошими промышленниками, за изюбрами. Охота производилась облавой. Я, как не знающий местности, постоянно садился на указанные пункты и дожидался зверей, а товарищи мои поочередно, то тот, то другой, ездили облавить, т. е. нагонять изюбров на известные места. Мы ночевали две ночи, убили двух козуль, но изюбров и в глаза не видали. Охота как-то не клеилась. Мы собрались домой, сели на лошадей и хотели уже ехать, как вдруг один из промышленников увидал вдали, на солнопеке, двух пасущихся изюбров. Дело было под вечер третьего дня нашей охоты. Мы отложили поездку и согласились облавить этих зверей. Один из промышленников и я поехали сидеть на избранные места, а третий отправился подгонять к нам изюбров. Мне досталось объехать верст пять и взобраться на высокую крутую гриву, изредка поросшую лесом и увенчанную сверху огромными обрывистыми утесами. С трудом заехав на нее, я поспешно привязал коня к дереву и спустился на несколько сажен на чистую открытую лужайку, на которую, по моему расчету, должны были прибежать изюбры. Прошло с полчаса; солнышко уже готовилось спрятаться за виднеющийся вдали темно-синий хребет, а зверей все еще не было. Следовало уже отправляться на условный сборный пункт: я собрался идти к коню, как вдруг в это время послышался отдаленный выстрел моего товарища, что и доказывало, что изюбры пробежали тем местом, где сидел он на карауле. Я поторопился и побежал к коню, но, не доходя до него сажен десяти, увидал сбоку над утесом, под огромной нависшей скалой, сидящего инородца, который держал в руках винтовку, как будто направленную прямо на меня. Я содрогнулся, невольно остановился, хотел что-то закричать, но не мог. Кровь прилила мне в голову, по телу пробежал озноб. Я думал, что этот инородец, воспользовавшись моей оплошностию, хочет меня застрелить, так как подобные истории здесь случались частенько, тем более с ссыльными бродягами… О, их, бедных, много перебито здешними промышленниками, а в особенности инородцами! Много их, несчастных, действительно «без вести пропало», много умерло с голоду и холоду, много перетонуло в бурных горных речушках, но много и попало на пули! После первого испуга я скоро опомнился, быстро подскочил к дереву и спрятался за его ствол. Вглядевшись хорошенько в сидящее чудовище, я усмотрел, что оно недвижимо, а потом убедился, что оно и бездыханно. Что же оказалось, когда я, видя безопасность, подошел к сидящему инородцу? Это был труп пожилого широкоплечего, среднего роста тунгуса, который и был посажен на большой камень под громадной нависшей скалой огромного утеса. На нем была овчинная шуба особенного покроя, кругом опушенная чем-то красным; на голове была остроконечная шапка с медной шишечкой наверху и шелковой бахромой около нее, с боков же шапка была опушена хорошим рысьим мехом. На ногах покойника были козьи унты с толстыми (чуть ли не деревянными) подошвами; оголенные его руки покоились на коленках, на которых и лежала медная китайская трубка — ганза, а в левой торчал простой табак. На правой же руке, на большом пальце, светилось серебряное кольцо. За поясом был небольшой нож, каптурга с пулями (числ. 3) и огниво, а из пазухи торчала роговая пороховница. Глаза покойника были выклеваны птицами, щеки и губы тоже попорчены, вероятно, ими же, из полуоткрытого рта виднелись белые, как слоновая кость, зубы. Вообще картина была очень неизящна и так-то тяжело и неприятно на меня действовала, особенно при последних лучах догорающего солнца. После рассмотрения причины моего испуга я машинально отвернулся, невольно плюнул и пошел к коню, который, по-видимому, давно дожидал меня, потому что не стоял на одном месте и часто ржал. Я еще раз взглянул на страшный труп тунгуса, вскочил на коня и рысью понесся к ожидающим меня товарищам, которые уже оснимали убитого изюбра, розняли на части и жарили на огне печенку. Я рассказал им про свой испуг и его последствия; они долго смеялись и сказали мне, что здешние инородцы часто хоронят таким образом своих умерших собратов. Мы заночевали, и мне всю ночь снился страшный тунгус.

Кстати, расскажу здесь еще довольно замечательный случай.

Отставной горный урядник П. И. 4-х в 1859 году, вскоре после летнего Николы, отправился со своим малолетним сыном Андрияном в тайгу, где тогда находилась золотоискательная партия, в которой он был участником. Старик 4-х, как страстный охотник, взял с собой винтовку, а как знающий хорошо местность поехал в партию прямым путем, просто тайгой, с тем намерением, чтобы дорогой по возможности и позверовать. Из дома они выехали довольно поздно, а потому их скоро застигла ночь. Ехать лесом стало темно; старик и вспомнил, что в стороне от их пути есть его старая солянка, на которой он прежде бивал много изюбров и диких козуль. Он, долго не думая, свернул в сторону и впотьмах добрался до солянки; расседлал лошадей, пустил их на траву, а сам с сыном отправился на солянку и сел в сидьбу караулить зверей. Было уже за полночь; небо покрылось серыми тучами, и начал кропить мелкий ситничек, вообще погода была такая, которая не предвещала ничего хорошего. Старик был немного нездоров, почему завернулся в шинель и лег спать, сказав сыну, что если кто-нибудь придет ночью на солянку или он сам захочет спать, то тихонько разбудил бы его. Было уже далеко за полночь. Небо прояснилось, подул свежий ветерок, заревели в окрестностях козы. Молодой сынишка Ч-го сидел-сидел да и вздремнул, как вдруг что-то затрещало на солянке; очнувшись, он стал приглядываться и увидел не далее как в 15 саженях от их сидьбы огромного быка-изюбра. Сначала мальчик растерялся и не знал, что ему делать, но опомнившись, начал тихонько толкать старика — тот не слышит; он его сильнее толкать — не слышит: тогда мальчик, вероятно забывшись, схватил старика за шею, а у него на затылке был чирей.