Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - Валерий Вьюгин

709

Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора. С. 262.

710

Меморандум на гр-на Вольфсона И. В. // ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 1–6. Д. 167. Л. 2; цит. по: Блюм А. В. За кулисами «Министерства правды»: Тайная история советской цензуры 1917–1929. СПб.: Академический проект, 1994. С. 301–302.

711

Там же.

712

Ответ на наш запрос, полученный от ГУВД по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области № 35/16–06-М-36 от 10 июля 2009 г.

713

Роллан Р. Ответ Константину Бальмонту и Ивану Бунину / Пер. О. Жуковой // Роллан Р. Собр. соч.: В 14 т. Т. 13. С. 161–168.

714

Анисимов И. И. Публицистика Роллана // Роллан Р. Собр. соч.: В 14 т. Т. 13. С. 12.

715

Наименее вероятной нам представляется та версия, по которой письмо действительно было написано в Советской России некими писателями и с риском для жизни переправлено за границу — в ситуации 1927 г. такое обращение к писателям мира с мольбой о «моральной поддержке» и «моральном осуждении» было бы акцией как самоубийственной, так и бесполезной. Эмигранты, достаточно хорошо осведомленные о ситуации в Советской России, избегали обсуждать авторство и подлинность письма, считая его при этом несомненно аутентичным в части содержания. Эту позицию сформулировала Н. Н. Берберова: «все равно, писал ли его кто-нибудь из окружения Иванова-Разумника, Чулкова или Волошина в России, или кто-нибудь в окружении Мережковского, Мельгунова или Петра Струве в Париже» (Берберова Н. Н. Курсив мой. С. 275–276, курсив в тексте). Иными словами, письмо как таковое, возможно, является фальшивкой, то есть оно не написано «группой русских писателей» в России в мае 1927 года, что не отменяет подлинности его содержания и, соответственно, необходимости общественной реакции. Старомодное публицистическое красноречие обращения «Писателям мира» («вы, прозорливцы, проникающие в глубины души человеческой, в душу эпох и народов», «нас, русских, обреченных грызть цепи страшной тюрьмы», «путь на Голгофу народов»), именование запрета религиозной тематики запретом «идеализма», особое упоминание расстрела (в 1921 г. по «Таганцевскому делу») правоведа Н. И. Лазаревского, а не запретов произведений художественной литературы и гонений на их авторов (например, недавнего случая с «Повестью непогашенной луны» (1926) Б. Пильняка), — подтверждает авторство публицистов старшего поколения, которых называет Берберова, как из числа эмигрировавших, так и из тех, кто остался в России. Позиции Берберовой не противоречит версия А. В. Блюма, который узнал в этом письме руку владельца «Колоса» эсера П. Витязева (Ф. И. Седенко), основываясь на «сходстве стилистики, общего пафоса» послания «Писателям мира» с публичными протестами Витязева 1921 года против цензуры (Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора. С. 262). В пользу того, что авторами (или во всяком случае информантами) «Письма» были не столько писатели, сколько издатели, говорит и то обстоятельство, что в своей основной и наиболее фактографически точной и содержательной части письмо посвящено именно цензурным проблемам книгоиздателей. В 1927 году «Письмо» могло быть наиболее действенным в международном политическом контексте (поляризация отношения западных интеллектуалов к СССР в связи с китайскими событиями, разрыв дипломатических отношений между Великобританией и СССР, разгром оппозиции, проходивший в Москве в ноябре 1927 г. Всемирный конгрессм друзей СССР) и, в частности, в связанном с ним эмигрантском (движение «возвращенчества», осмысление эмиграции на заседаниях «Зеленой лампы» и проч.). Поэтому наиболее вероятной нам представляется версия, что «Письмо» представляло собой составленную кем-то из старшего поколения русской эмиграции компиляцию различных полученных из Советской России подлинных, хотя несколько устаревших и, возможно, отчасти доставленных по затронутым связью с ОГПУ каналам, сведений (об аналогичных делах см.: Козлов В. П. Обманутая, но торжествующая Клио: Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке. М.: РОССПЭН, 2001; Флейшман Л. В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать. М.: Новое литературное обозрение, 2003), целью которой было не столько помочь оставшимся в России писателям, сколько спровоцировать сомнения у европейских симпатизанов Советского Союза и эмигрантских возвращенцев.

716

Письмо В. Ф. Ходасевича к М. О. Гершензону, 17 дек. 1924 г. // Ходасевич В. В. Собр. соч.: В 4 т. Т. 4. М.: Согласие, 1990. С. 481.

717

Роллан Р. Собр. соч.: В 14 т. Т. 13. С. 150–151.

718

См. письмо Луначарского Роллану от 2 сент. 1927 г. // Там же. С. 147. Это письмо, как и цитируемый далее ответ Роллана, опубликовано Ролланом в «Europe» в октябре 1927 г.

719

Письмо Р. Роллана А. В. Луначарскому от 23 сент. 1927 г. // Там же. С. 148.

720

Ромен Роллан и Советская Россия. Ответ Константину Бальмонту и Ивану Бунину / Пер. Н. Явне // Вестник иностранной литературы. 1928. № 3. Март. С. 135.

721

Берберова Н. Н. Курсив мой. С. 219.

722

См., в частности, статью Горького «К анонимам и псевдонимам» (Известия ВЦИК. 1927, 25 дек.). С точки зрения большинства русской эмиграции, сформулированной Бальмонтом, обращаться в 1927 г. за разъяснениями относительно советской цензуры и угнетения писателей к Горькому было то же самое, как «если бы для проверки Золя в деле Дрейфуса Роллан обратился за осведомлениями к Эстергази или спросил бы волка, почему это соседним коням и другим разбежавшимся в разные стороны существам, будь то скромные травоядные или опытные пастухи и мужики, почему это им всем не нравится волчий голос и волчья вся повадка. Волк осведомит Роллана основательно, и он может растроганно благодарить осведомителя. Мещанин Пешков спокойно написал ему письмо, в котором говорит о чем угодно, но не о том, о чем возникла речь. О цензуре он молчит. О расстрелах он не рассказывает. О себе самом, онемевшем, он умалчивает. <…> Но умолчание разве не есть наихудший вид лжи? Но неговорение, когда говорить должно, разве не есть вид убийства? Но извращение сообщаемого, когда в придачу знаешь, что собеседник — иностранец, неосведомленный и с наклонностью к исковерканной идеализации, разве не есть простое и преступное шулерство?» (Бальмонт К. Мещанин Пешков, по псевдониму: Горький, цит. по: Константин Бальмонт — Ивану Шмелеву. С. 399).

723

Письмо Роллана Луначарскому от 23 сент. 1927 г. // Роллан Р. Собр. соч.: В 14 т. Т. 13. С. 148–149.

724

Письмо Луначарского Роллану от 2 сент. 1927 г. // Там же. С. 147.

725

Письмо Роллана Луначарскому от 23 сент. 1927 г.

726

О том, что в Москве именно во время пребывания там Горького обсуждалась возможность издания Роллана, свидетельствует и фраза из письма французского писателя в издательство «Время» от 3 дек. 1928 г.: «несколько недель назад некоторые друзья мои в России предложили мне заняться моими книжными делами. Я не дал еще по этому поводу никакого ответа».

727

Судя по тому, что в датированных 17 ноября 1928 г. (этим же числом датирована сохранившаяся в архиве записка с адресами Роллана и его парижского издателя «Albin Michel») письмах «Времени» с просьбой написать предисловие к собранию сочинений Роллана, которые были адресованы Горькому, уже вернувшемуся в Сорренто (Горький — Издательство «Время». С. 47), и Цвейгу, замысел этого фундаментального издания описывается столь уверенно, можно предположить, что к этому моменту издательство уже заручилось поддержкой Главлита. Формула мотивировки, которая, вероятно, была использована, появляется несколько лет спустя в письме нового директора издательства Н. А. Энгеля, объяснявшего необходимость сохранения издательства тем, что «для выпуска некоторых современных иностранных авторов Издательство „Время“, как организация общественная, политически более удобна, чем фирма государственная» (Энгель Н. А. [Справка о деятельности кооперативного издательства «Время» в Ленинграде], 7 мая 1934 г.).

728

Из множества любовных стихотворений, писавшихся Кудашевой по-французски практически каждый день в период с 12 сентября 1928 по 15 февраля 1929 г., которые сохранились в фонде М. А. Волошина в ИРЛИ, часть, где она взывает к «отцу» и «мэтру», явно обращена к Роллану; приведем одно стихотворение, в котором очевидно обыгрываются мотивы «Жан-Кристофа»: «Antoinette est morte / Et Sabine est morte. / Comment veux-tu / Que je sois heureuse? // Dans la terre froide / Elies sont couches, / Dans les vers qui grouillent / Et la paix de Dieu. // Et Christophe rit, / Et Christophe tient / Dans ses bras vivants / Sa vivante amie, // Sa vivante amie / Qui sourit et pleure… / Oh! Comment veux-tu / Que je sois heureuse? (23 Décembre 1928)» (РО ИРЛИ Ф. 562. Оп. 6. № 166. Л. 21. Подстрочный перевод: «Антуанетта умерла, / И Сабина умерла. / Как же ты хочешь, / Чтобы я была счастлива? // В холодную землю / Они положены / Среди кишащих червей / и Божьего покоя. // И Кристоф смеется / И Кристоф держит / В своих живых объятьях / Свою живую подругу // Свою живую подругу, / Которая смеется и плачет… / О! Как же ты хочешь / Чтобы я была счастлива?»).