Ацтек. Гроза надвигается - Гэри Дженнингс

– А разве мы не собирались на рынок, посмотреть, что за цветы доставит торговое судно из Шочимилько? И выбрать, какие из них мы посадим у себя на крыше? – пролепетал я.

Голова моя раскалывалась, так что я даже не пытался понять, с чего это Цьянья, так же как и накануне ночью, залилась смехом, подобным трелям колокольчика.

В новом доме дело нашлось всем. Цьянья продолжала свои бесконечные походы по лавкам и мастерским в поисках «подходящих ковриков на пол в детской» или «какой-нибудь статуэтки для той ниши, что наверху лестницы». Мои попытки поучаствовать в обустройстве дома не всегда вызывали ее одобрение. Так, например, когда я притащил маленькую каменную статуэтку, по моему мнению как нельзя лучше подходившую для той самой ниши, жена с ходу заявила, что она ужасна. Вообще-то, конечно, Цьянья была права: честно говоря, я купил статуэтку лишь по одной причине – больно уж она напоминала сморщенного старикашку, под видом которого являлся мне Несауальпилли. На самом деле фигурка представляла собой Шиутекутли, Старейшего из Старых Богов. Изрядно подрастерявший со временем почитателей, морщинистый, ехидно ухмыляющийся Шиутекутли считался самым первым богом нашего народа, известным задолго до Кецалькоатля или любого из более поздних идолов. Поскольку Цьянья не разрешила мне поставить статуэтку там, где ее могли видеть гости, я поместил Старейшего из Старых Богов в изголовье своей кровати.

Трое наших слуг в свободное время посещали школу Коцатля, и результат уже был заметен. Маленькая служанка Смешинка излечилась от своей привычки хихикать всякий раз, когда к ней обращались, и отвечала лишь скромной приветливой улыбкой. Звездный Певец сделался настолько внимательным, что подносил мне зажженный покуитль почти всегда, когда я садился, – и чтобы не отбивать у него охоту проявлять заботливость, я курил гораздо больше, чем хотелось.

Сам я занимался в основном преумножением своего достояния. В Теночтитлан уже потянулись караваны почтека с кожаными мешочками, наполненными пурпурной пряжей. Этот товар был приобретен законным путем у собиравшего с цью дань бишосу Коси Йюела. И хотя купцы платили ему за пурпур несусветную цену, но на рынке Тлателолько она и вовсе взлетала до небес. Однако знатные мешикатль (а особенно их жены) так стремились обзавестись дивным красителем, что даже не пытались торговаться. А как только на рынке появился пурпур, приобретенный законным путем, я смог, разумеется тайком и очень осторожно, присоединить к этому потоку и тонкую струйку своих собственных запасов.

За полученную в результате авантюры краску я выручил резные жадеитовые изделия, изумруды и другие драгоценные камни, золотые ювелирные изделия и стволы перьев с золотым порошком. Однако и нам с Цьяньей, для домашнего употребления, чудесного красителя осталось достаточно; наверняка у нас с ней пурпурных одеяний было больше, чем у самого Чтимого Глашатая и всех его жен. Могу сказать с уверенностью, что во всем Теночтитлане лишь в нашем доме имелись занавески на окнах, полностью окрашенные в пурпур. Впрочем, видеть их могли лишь гости, потому что со стороны улицы занавеси были прикрыты другими, не столь роскошными и дорогими.

Чаще всего к нам наведывались давние друзья: Коцатль, в последнее время (и вполне заслуженно) именовавшийся мастером Коцатлем, мои знакомые по Дому Почтека и некоторые из старых соратников Пожирателя Крови – те самые, что помогли мне заполучить пурпур. Однако со временем мы обзавелись знакомствами и среди знатных или состоятельных соседей по кварталу Йакалолько и стали бывать при дворе. Многие знатные женщины были в восторге от моей жены, в их числе и Первая Госпожа Теночтитлана, то есть первая супруга Чтимого Глашатая Ауицотля. Навещая нас, она частенько приводила своего старшего сына Куаутемока, Когтистого Орла, считавшегося самым вероятным преемником Ауицотля. Хотя наследование трона в Мешико и не осуществлялось, как у некоторых других народов, непременно по прямой линии, но в случае кончины юй-тлатоани, у которого не оставалось брата, претензии старшего сына рассматривались Изрекающим Советом в первую очередь. Естественно, что мы с Цьяньей относились к Куаутемоцину с надлежащим почтением: с человеком, который весьма вероятно займет престол Чтимого Глашатая, желательно поддерживать хорошие отношения.

В те годы многие военные или купцы, прибывавшие в Теночтитлан с юга, приносили нам весточку от Бью Рибе. Все ее послания были одинаковы: она по-прежнему не замужем, в Теуантепеке все по-старому, а ее гостиница, учитывая крепнущие связи между Шоконочко и Теночтитланом, процветает пуще прежнего. Нас с женой огорчало, что Бью оставалась незамужней, мы боялись, что никто не хочет брать ее в жены из-за той некрасивой истории.

Каждое новое послание золовки неизменно вызывало меня в памяти отправленного в изгнание Мотекусому, ибо я был уверен – хотя никогда не говорил этого даже жене, – что он и был тем самым командиром-мешикатль со странными наклонностями, испортившим Бью жизнь. Так что по причинам личного характера я испытывал ненависть к Мотекусоме-младшему, да и рассказы Ауицотля не могли пробудить во мне ничего, кроме презрения к этому человеку. Однако нельзя было отрицать, что обязанности военного наместника Шоконочко Мотекусома исполнял на совесть.

Расположив свою армию на самой границе Куаутемалана, он немедленно приступил к возведению там опорных пунктов, так что беспокойным соседям, киче и лакандонам, оставалось лишь со страхом взирать на растущие стены и грозные гарнизоны. Разумеется, эти несчастные дикари больше не совершали набегов, не пытались никому угрожать и вообще не осмеливались высунуться из своих джунглей. Пришел конец всем их честолюбивым замыслам, и они снова впали в ничтожество, в каковом, как мне известно, прозябают и поныне.

Кстати, ваши испанские солдаты, впервые попавшие в Шоконочко, удивлялись, найдя в таком удалении от Теночтитлана множество не родственных мешикатль народов (маме, миксе, комитеков и других), которые говорили на науатлъ. Да, то была самая дальняя окраина, ступив на которую можно было еще сказать: «Это Мешико». Больше того, несмотря на свою удаленность от Сердца Сего Мира, то была, пожалуй, самая верная наша провинция. Отчасти это объяснялось тем, что после присоединения Шоконочко туда переселилось немало наших людей.

Еще до того, как Мотекусома завершил обустройство первого гарнизона, переселенцы из числа мирных жителей уже вовсю принялись возводить вокруг жилые здания, лавки, простенькие постоялые дворы и даже дома удовольствий. То были деятельные мешикатль, аколхуа и текпанеки, которые не могли как следует развернуться на своей перенаселенной родине и искали новых возможностей. К тому времени, когда цитадель была отстроена, а гарнизон полностью укомплектован, под его защитой уже вырос приличного размера город, названный на науатлъ – Тапачтлан, Коралловый город. Хотя ему, разумеется, было далеко по размерам и величию до своего родителя Теночтитлана, он тем не менее стал самым крупным деловым центром к востоку от перешейка Теуантепек.

Многие переселенцы с севера, задержавшись на время в Тапачтлане или в других поселениях Шоконочко, двинулись еще дальше. Сам я в такую даль не забирался, но знаю, что к востоку от куаутемаланских джунглей лежат обширные плодородные плато и прибрежные низины. За ними находится еще один перешеек Теуантепека: он соединяет побережья Северного и Южного океанов, но его протяженность никто не измерял. Рассказывают, будто где-то там протекает река, соединяющая эти два океана. Кстати, ваш генерал-капитан Кортес пытался ее найти. Ему не повезло, но, возможно, какому-нибудь испанцу это еще удастся.

Хотя выходцы из земель Союза Трех селились в тех далеких краях беспорядочно – мелкими, чаще всего семейными группами, мне говорили, что их пребывание там все равно оставило неизгладимый след и оказало огромное влияние на местные народы. Племена, изначально совсем не родственные народам Союза, теперь стали похожи на нас: они носят наши имена, говорят на науатлъ, пусть и испорченном, научились нашим ремеслам и искусствам и сохранили множество перенятых у нас обычаев и обрядов. Более того, они даже переименовали свои деревни, горы и реки, дав им названия на науатлъ.

Некоторые испанцы, совершавшие дальние плавания, спрашивали меня: «Скажи, неужели ваша империя ацтеков и впрямь была столь обширной, что на великом южном материке она граничила с империей инков?» Хотя мне не вполне понятен этот вопрос, я всегда отвечал им так: «Нет, мои господа. Я не знаю точно, что такое империя и материк и кто такие инки, но зато точно знаю, что мы, мешикатль, или, если вам угодно, – ацтеки, никогда не распространяли свою власть дальше Шоконочко».

Но в те годы наши интересы не ограничивались югом: юй-тлатоани Мешико хотел завоевать и другие стороны света. Признаюсь, что даже обрадовался возможности оторваться от рутинных дел, когда Ауицотль, призвав меня во дворец, спросил, не соглашусь ли я отправиться посланником в Мичоакан.