Маски времени (сборник) - Роберт Силверберг

— Лео, я хочу уйти из университета, — начал он. Меня словно громом поразило.

— Ты получил более выгодное предложение?

— Глупость какая. Я ухожу из физики.

— Уходишь… из физики…

— И женюсь. Вы знаете Ширли Фриш. Видели меня с ней. Свадьба через воскресенье. Гостей будет немного, но я хочу, чтобы вы пришли.

— А потом?

— Мы купили дом в Аризоне. В пустыне, неподалеку от Тусона. И переезжаем туда.

— И что ты будешь там делать, Джек?

— Размышлять. Может, начну писать. Мне хотелось бы найти ответ на некоторые философские вопросы.

— А деньги? Университетской стипендии…

— Я получил небольшое наследство, которое, спасибо, адвокатам, давным-давно вложили в акции, приносящие высокие дивиденды. Есть деньги и у Ширли. Немного, но нам хватит. Мы отделяемся от человеческого общества. И я не хочу скрывать этого от вас.

Я уперся ладонями в стол и долго смотрел на костяшки пальцев.

— А как же твоя диссертация, Джек?

— Останется незаконченной.

— Но ты уже близок к финишу.

— Я забрел в тупик. И не вижу выхода. — Он поймал мой взгляд. Хотел ли он сказать, что не решается идти дальше. Вызвано его отступление научной неудачей или моральными колебаниями? Я хотел спросить. Ждал, что он заговорит сам. Он молчал. С натянутой улыбкой. Наконец разлепил губы. — Лео, думаю, что в физике мне не сделать ничего стоящего.

— Это не так. Ты…

— Видите ли, я даже не хочу делать что-либо стоящее.

— Однако!

— Вы меня простите? Останетесь моим другом? Нашим другом?

Я пришел на свадьбу. Один из четырех гостей. Невесту я встречал несколько раз. Двадцать два года, симпатичная блондинка, выпускница факультета социологии. Одному Богу известно, где Джек, денно и нощно корпящий над столом, познакомился с ней, но по всему чувствовалось, что они очень любят друг друга. Роста она была высокого, с золотистыми, рассыпанными по плечам волосами, кожей цвета персика, большими темными глазами, сильным, спортивным телом. Одним словом, красавица, ослепительная в белом, коротком подвенечном платье. Церемония не заняла много времени, расписались они в муниципалитете, без церковного благословения. Потом мы сели за праздничный стол, а ближе к вечеру новобрачные покинули нас. С пустотой в душе вернулся я в тот вечер домой. От нечего делать начал проглядывать лежащие на столе бумаги, наткнулся на расчеты Джека. Долго смотрел на них, ничего не соображая.

Месяц спустя они пригласили меня провести неделю в Аризоне.

Я подумал, что приглашение послано для проформы, и вежливо отказался, полагая, что того от меня и ждут. Джек позвонил, настаивая на моем приезде. Лицо его осталось таким же худым, но зеленоватый экран видеофона ясно показывал, что напряженность и усталость исчезли бесследно. Я согласился. Дом их, как выяснилось, располагался в полной изоляции, на мили вокруг простиралась пустыня. И тем не менее хозяева его имели возможность пользоваться всеми благами цивилизации. Ширли и Джека я нашел загорелыми, радостными, излучающими любовь и покой. В первый же день они повели меня в пустыню и смеялись, как дети, стоило им увидеть зайца, пустынную крысу или длинную зеленую ящерицу. Они опускались на колени, чтобы показать мне маленькие растения, едва вылезающие из земли, и, наконец, мы подошли к огромному кактусу с массивными зелеными наростами.

Их дом стал для меня подлинным прибежищем. Я мог приехать в любое время, предупредив разве что за день, если у меня возникало такое желание. И хотя время от времени я получал от них официальное приглашение, они настаивали на ином порядке: я имел полное право приглашать себя сам. Им я и пользовался. Иногда мои поездки в Аризону разделяли восемь или десять месяцев, бывало, что я проводил у них пять или шесть уик-эндов кряду. Установившегося порядка не было. Необходимость увидеться с Джеком и Ширли полностью определялась моим настроением. Их же настроение никогда не менялось. Им всегда светило солнце. Я не припоминаю случая, чтобы они поссорились или хоть в чем-то разошлись во мнениях. И лишь когда в их жизнь ворвался Ворнан Девятнадцатый, между ними разверзлась пропасть.

Отношения наши становились все более близкими. Наверное, они видели во мне доброго дядюшку, ибо мне было уже под пятьдесят, Джеку — около тридцати, а Ширли всего-то двадцать с небольшим, однако связывало нас нечто большее, чем уважение и дружба. Чувство, что мы испытывали, я бы назвал любовью. Но без сексуальной компоненты, хотя я с удовольствием переспал бы с Ширли, если б встретился с ней в другой компании. Конечно, я находил ее привлекательной и влечение к ней росло по мере того, как солнце выжигало из нее то очарование юности, что заставляло меня сначала видеть в ней девушку, а уж потом женщину. И хотя мы с Ширли и Джеком вроде бы образовали классический треугольник, наши отношения и близко не подходили к черте, за которой начиналось обычное прелюбодеяние. Я восхищался Ширли, но не завидовал, думаю, что не завидовал тому, что право на физическое обладание ею принадлежит Джеку. И поздним вечером, иной раз слыша доносящиеся из их спальни звуки, свидетельствующие о том, что с сексом у них нет проблем, я лишь радовался их счастью, пусть и ворочаясь в своей одинокой постели. Однажды, с их разрешения, я привез с собой женщину. Тот уик-энд, мягко говоря, не удался. Но ясно показал, что приезжать к ним я должен один. И пусть это покажется странным, но я не чувствовал себя приговоренным к воздержанию, хотя в любви Ширли, которую я делил с Джеком, недоставало физической составляющей.

Близость наша росла, разрушая все барьеры. В жаркие дни, то есть практически постоянно, Джек взял за правило ходить голышом. Почему нет? Соседи не протестовали, благо, их не было, а с чего ему стесняться жену и ближайшего друга? Я завидовал его свободе, но не торопился последовать примеру Джека, полагая неприличным разоблачаться перед Ширли. А потому лишь ограничил свой наряд шортами. Вопрос, как говорится, был тонкий, а потому решили они эту проблему исключительно изящно. В один из августовских дней, когда температура зашкалила за сотню градусов,[12] а солнце, разрослось в полнеба, мы с Джеком возились в саду, где они высадили растения пустыни. Когда Ширли принесла нам пива, я заметил, что она забыла надеть бикини, две полоски материи, что составляли ее одежду. Она словно этого и не замечала: протянула банку пива мне, потом Джеку, оба они держались непринужденно, словно ничего особенного и не произошло. Вид ее обнаженного тела, разумеется, возбудил меня, но лишь на несколько мгновений. Бикини, как мы все знаем, наряд чисто номинальный, не скрывающий ни формы ягодиц, не контура груди, так что я мог представить себе Ширли голой. Но она тем не менее перешла границу разделяющую людей одетых и обнаженных. Поначалу я отвел взгляд, ибо почувствовал себя в положении незваного гостя, заставшего хозяйку врасплох. Но быстро понял, что именно от этого ощущения ей хочется меня избавить, а потому, хоть и с усилием над собой, сделал решительный шаг ей навстречу. Пусть звучит это комично и напыщенно, но я пристально обозрел ее наготу, словно Ширли была не живым человеком, а статуэткой, призванной радовать взор, в я своим вниманием выказываю одобрение вкуса тех, кто показывает ее мне.