Солнценосец - Роман Мережук

Лотт вскочил и полоснул их кинжалом. Самым скверным было то, что у него получилось. Отсеченный обрубок забился в агонии, растворяясь, исходя паром и пуская столбы тяжелого дыма.

- Родриго, - крикнул Лотт. - Быстрее внутрь. Червоточина накрывает Рубеж!

Двери отворились, и на порог ступил их товарищ, нареченный самим архигэллитом солнценосцем, божьим воином, несущим хоругви Гэллоса высоко над землей и прославляющим его. Родриго улыбался, он выглядел удовлетворенным и умиротворенным. Ахнула Квази. Брат Леон и Индиго невольно отпрянули, забыв церковный устав. Даже Шэддоу не сумел удержать на лице маску невозмутимости.

- Больше он не доставит проблем, - сказал Родриго, протягивая Лотту кусок мяса, еще недавно, болтавшийся между ног хранителя реликвария. Темное пятно катастрофически быстро расплывалось по его одежде, устремившись от паха к штанинам.

Лотт сглотнул. Ему стало не по себе, и рука сама дернулась к самому ценному, что есть у мужчин. Родриго, уподобившись языческим жрецам, стоящим над жаровней, вознес руки, показывая жертву богам.

- Я чист пред вами, - закричал он и упал замертво.

Это словно сбросило общее оцепенение. Лотт приставил к проему дверь. Индиго и Мэллорик подперли ее рундуком. Бьерн и Антонио Валесса встали у окон, не пуская гибельный туман дальше. Шэддоу уже творил заклятье. Он стягивал к себе токи магической энергии. Каждый из забаррикадировавшихся в доме озарился как светоч. Защитная аура сияла золотом. Соприкоснувшись с ней, жгуты дыма начинали дергаться, словно ужаленные. Они потеряли эффект неожиданности и теперь неохотно отступали. Лотт рубил их нещадно, тесня на улицу, туда, откуда они явились непрошенными.

Попытка выдавить их из дома продолжалась довольно долго. Воины сменяли друг друга, давая время отдохнуть и смахнуть испарину товарищам по оружию. Наконец посланный Зароком туман понял, что добыча ему не по зубам и накинулся на тех, кто был менее крепок.

Крепость наполнилась криками ужаса и воплями о пощаде, но никто из сплотившихся вокруг Лотта людей не спешил им на помощь. Лотт понимал, что они обречены. В этот момент он не чувствовал жалости и сострадания. Он желал им смерти, хотел, чтобы их рвал на части тот, кому они решили поклясться в верности.

Страшные крики умирающих, рубящих друг друга людей, не стихали до утра. Никто из них не сомкнул глаз, и руки не опустили оружие. Лотт истово молился про себя. Раньше он и подумать не мог, что настолько набожен. Видимо, только в час испытаний человек способен проявить самые лучшие качества. Или самые худшие, подсказала темная часть его души.

Но только лишь зимнее солнце рассыпало первые самые робкие лучи на землю, туман стал оттягиваться обратно к болотам. Сизые лепестки неохотно разжимали объятия, оставляя Последний Рубеж тем, кто сумел выжить.

Родриго покрыли плащом с вышитым золотом солнцем. Инквизиторы совершили ряд молитв, очищающих душу и отпускающих грехи. На вопрос Квази, будут ли они хоронить умершего солнценосца все предпочли отмолчаться. Дорога была каждая минута. Теперь они понимали это. Кто знает, когда червоточина исторгнет из себя новые беды? Через день, через час?

Они реквизировали запасы Йена. Еды и воды осталось аккурат на две недели пешим ходом. Вильям и Меллион ухаживали за своими мечами, словно они были частями их тела. Они стерли кровь с железа и выправили лезвие точилом. Их беззаботные и неомраченные мыслями лица пугали Лотта. Он чувствовал себя чужим здесь. Единственным живым среди бредущих мертвецов. Неужели они ничего не чувствуют? Как можно спокойно заниматься делом, когда вокруг происходит такое?!

- Пошли, - сказал возникший как ангел смерти за его спиной Шэддоу. - Тебе стоит это увидеть.

Он провел его в опочивальню, где возле большой кровати стояла ее маленькая копия. Йен построил ее для сиротки. Над ними, почти под потолком висела маленькая икона. Вырезанный на липе лик Миротворца как всегда осуждал ересь и порок. Мастер изобразил черты Климента схематично, но огромный двуручник, занимавший чуть ли не больше места, чем святой, не мог означать никого другого.

Лотт пригляделся и обмер. Крохотные и жирные капли, похожие на живой янтарь, выступили на образе. Они медленно ползли к границам картины, собираясь в один поток, подобно тому, как река вбирает в себя речушки и ручьи.

Шэддоу протянул к картине руку и Лотт услышал перезвон струн. Радужное сияние обволокло ладонь инквизитора. Вихрь силы втягивался спиралью в подушечки пальцев, подпитывая его.

- Луч света в темном царстве, - лишенным выражения голосом сказал Шэддоу. - Кто бы мог подумать, что Место Силы пробудится в доме престарелого охотника за синелистом, да еще тогда, когда в Дальноводье расползается погань червоточины.

- Они не преследовали нас, - понял Лотт. - Темный вел их к червоточине. Ему нужна была подпитка, чтобы охранять прибившийся к нему сброд от порчи.

Йен не захотел отпускать мальчишку. Он сказал, что ему будет безопаснее рядом со святым и инквизицией, чем одному в покинутой деревне. Тик был только рад. Он очень любил своего приемного отца, а Гиблые Топи манили приключениями и тайнами.

Когда группа сонных и порядком вымотанных людей покидала Последний Рубеж, Лотт посмотрел в сторону крепости. Из окон выглядывали мертвецы. Они смеялись, словно услышали самую веселую шутку всех времен. Они что-то знают, понял Лотт. Мертвые молчали и улыбались, махая им на прощание.

***

Ветки жребия они оставили в доме Йена. Лотт смастерил новые, подобно тому, как солнце творит свет из предвечной тьмы. К сожалению, его мастерство оставляло желать лучшего.

- И кому из нас выпала короткая?

Кнут и Вильям пялились на две одинаковые деревянные карлицы.

- Давайте проведем еще одну жеребьевку, - предложил Лотт.

- Не стоит, - улыбнулся Кнут. Он носил короткую косицу и старался за ней ухаживать. Но здесь, в Гиблых Топях, эта затея потерпела крах Волосы стали сальными и напоминали хвост помойного кота. - У нас на двоих припасена одна история. Как звали того малефика, Уилл?

Вильям хлопнул себя по колену.

- А ведь дело говоришь! Помню-помню. Тот еще тип. Называл себя затейливо и глупо, в самый раз для деревенских дурней - Эмбарго.

- Точно. Он самый. Значит, слушайте. Дело было года три назад. Послали нас за одним деревенским колдунишкой, значит. Начну, пожалуй, со знахарки. Я тогда болел.

- А болезнь эта была от женщины, - прыснул Вильям. - Ездил наш Кнут к сестрице раза три в неделю. Да вот незадача - у сестрицы был муж, но не было брата. А вот ухажеров десятки.

- Уилл!

- Если рассказывать, так уж все, Кнут.

- Ладно, все так все. Тогда отправим дилижанс воспоминаний на несколько недель раньше. Когда к нам прибыл маленький зеленый юнец, то и дело хватающийся за кости покойного прадеда.