Двойной генерал (СИ) - "Wolf"

Рычагов молчит, переваривая, в общем-то, тривиальные аргументы. Он просто не смотрел на дело под таким углом…

— Да, да, — подтверждает его размышления Павлов, — относись к этому, как к форме обучения. Ротируй своих ребят, пусть перенимают опыт друг у друга. Организуйте съёмки воздушных боёв. И с земли и с воздуха.

— Самолётов мало, — бурчит Рычагов и Павлов на том конце провода понимает, что дожал своего любимца Пашку. Надо же, такая возможность обкатывать своих парней в реальном бою, а он упирается.

— Так та ремонтная группа с авиазавода работает ведь? Они ж по тридцать движков в неделю делают.

— Ну… да, делают, — признаёт Рычагов, — там моторесурс процентов в восемьдесят, конечно…

— Вот и славно. А самолёты ещё будут, не волнуйся. Я ж тебе три десятка наших, но трофейных подбросил? Забыл уже, гад неблагодарный!

Рычагов смеётся, слегка смущённый, а Павлов заканчивает.

— Жёстко проинструктируй своих. Схваток с мессерами избегать всеми силами. Только с большим численным перевесом и если деваться некуда. Никитину на мессеры наплевать, ему бомбардировщики досаждают. Вот пусть твои ребята на лаптёжниках и тренируются.

Да, тренажёр отличный, думает Рычагов, кладя трубку. Медленный, неуклюжий, но вооружённый, так что и повертеться надо. Самое то для новичков.

Через три дня к 11-ой авиадивизии присоедяются три эскадрильи из формирующегося воздушного корпуса, пока не имеющего своего номера.

20 июля, воскресенье, 8 часов утра.

Штабной вагон бронепоезда «Геката».

Пробежался по лесу, поупражнялся на ветке, как на турнике, облился водой, хорошо! Теперь сижу, завтракаю и трофейным кофе заряжаюсь с Сергачёвым. Как говорится, хорошо жить ещё лучше, чем просто жить.

Мой округ, мой фронт — сложный боевой комплекс, который я и мои генералы постоянно совершенствуем. Вот сейчас сижу и думаю, подчинить ли эскадрилью транспортной авиации воздушно-десантной бригаде или нет? Каждые четыре самолёта ДБ-3 или трофейный юнкерс могут перебросить роту с лёгким вооружением. Эскадрилья — батальон.

Решено. Так и сделаю. Сформируем авиаполк транспортной авиации и подчиним его бригаде ВДВ. В будущем сформируем. Пока только эскадрилья.

— А дай-ка мне, друг мой Коля, моего Копца, — с удивлением слышу некую вальяжность в своём голосе. Бронзоветь начинаю? Надо бы последить за собой, так недолго в живой памятник самому себе превратиться, как какой-нибудь Кулик.

Повезло, быстро откликается Копец. Беру трубку.

— Привет, Иваныч, — связь своя, можно особо не шифроваться, но именно, что особо. — У меня к тебе несколько вопросов.

— Слушаю, Григорич.

— Самолётики наши в извозчики переделали?

— Пока только шесть штук.

— Пока и хватит. Задействуем их нонче. Подробности письмом. Пора кое-кому поработать по профилю.

— Второе. Дорожку в гости к пшекам протоптал? — Бомбёжку Варшавского узла задумал давно, но там столько ухабов…

— Так точно. Пилоты готовы. Не все, половина, но там лишь бы долететь.

Это правильно. Насколько я понимаю, режим светомаскировки от нас фрицы пока не озаботились применять. И половины пилотов хватит, чтобы долететь, а остальные поупражняются работать ночью. Но бережёного ВКП(б) бережёт. Тренировка нужна. Излагаю всё Копцу. Анисимову надо помочь, пусть шустроходный Хайнц совсем не так резво продвигается, но всё-таки продвигается. Надо бы ему шустроходность поумерить.

План спонсорской помощи Анисимову обсуждаем минут пятнадцать. Ночное бомбометание — отдельная наука для лётчиков.

— Знаешь, что, Иваныч… занеси-ка всех опытных ночных пилотов в отдельную картотеку.

— Да у меня целый полк таких! На У-2.

— Это замечательно, но У-2 не совсем боевой самолёт. Так что делай картотеку. И обновляй её постоянно.

Не сам он, конечно, будет отслеживать, но догадается, поди, не собственноручно заниматься. Генерал всё-таки.

Так, что-то я ещё хотел. Ага, для ВДВ тоже нужна тренировка. Туда же, Анисимову и скинем роту. Не, я доволен немецким наступлением на нас. Войска можно на полную катушку потренировать. Учения в условиях, максимально приближённых к боевым, ха-ха-ха! Настолько приближённых, что не заметишь, как убьют.

И фон Боку надо крылышки подрезать, чтоб не забижал моего Никитина. Именно крылышки. Несколько дней назад через Блохина (начальник разведки) всем диверсионным подразделениям на территории Литвы, — их там пять осталось, — ушла команда на предмет обнаружения вражеских аэродромов с целью их захвата или разгрома.

А подать мне сюда Тяпкина-Ляпкина, то бишь, Блохина!

21 июля, понедельник, 01:25.

Немецкий аэродром в 40 км северо-восточнее Вильнюса.

Лейтенант Фирсов.

— Всех пленных забрать не могу, — генерал-лейтенант будто извиняется. Пожимаю плечами.

— Но мне нужно выбрать спецов, как бы это сказать… — генерал крутит рукой в воздухе.

— Хороших спецов и покладистых? Кого конкретно? Лётчиков или технарей?

— И тех и других.

Генерал Рычагов в Союзе человек известный. Даже я, к авиации никакого отношения не имеющий, слышал о нём. Знаю и о том, что ночные полёты не для всех. Редкий лётчик долетит ночью до середины Днепра, даже в тихую погоду. А на чужом и незнакомом самолёте? То-то же!

Сними с него генеральские звёздочки и спроси, какого звания этот парень, выше капитана не дал бы. Ухватки обыкновенного пилота средненького звания. Хотя вру, не обыкновенного. Аса-виртуоза.

— Ты и ты, два шага вперёд! — впечатления от Рычагова не мешают мне выбирать из строя пленных лётчиков и технарей. Сверкающих злобными и мрачными взглядами оставляю в строю. Позже их расстреляем. Лётный и технический состав люфтваффе по заветам верховного нашего генерала подлежит безусловному уничтожению. Слишком они опасны. Угроза — не самолёты, угроза от тех, кто в них сидит, и кто их держит в боеспособном состоянии.

— Хватит? — поворачиваюсь к идущему за мной генералу.

— Ещё парочку техников можно, — ну, получи ещё двоих.

Перед тем, как увести отобранных к транспортному юнкерсу, спрашивает:

— А что с остальными будете делать?

Простой он всё-таки в обращении, другой бы командовать лез не в свой огород, а этот просто спрашивает. На лицо сама собой наползает улыбка. Кривоватая. И неприятная.

— Ладно, не моё дело.

Что я вижу? Он что, смутился? Немного, но всё-таки.

На аэродроме деловитая суетня. Два десятка самолётов, пять мессеров и пятнадцать юнкерсов-88 готовятся к вылету. Гоняют пленную обслугу, заправляют. И не только топливо, боезапас тоже закладывают на всю катушку. Что-то грузят в транспортник, который поведёт и пригнал сюда сам Рычагов. Кое-какая мысль приходит в голову. И надо срочно решать, бегу к самолёту, в который уже грузятся пленные. Некоторые с ящиками.

— Товарищ генерал-лейтенант! — на мой возглас Рычагов оборачивается.

— Товарищ генерал, вы что, без конвоя полетите? Нет, они спокойные, конечно, но всё равно. И связать их надо, и конвой нужен. Мало ли что.

По озадаченному виду Рычагова вижу его неопытность в этих делах. Пилотов он привёз, а кто пленных будет охранять?

— Дашь мне кого-нибудь?

Деваться-то ему некуда, не из пленных же конвоиров назначать. А у меня как раз есть два легкораненых. Они и на ходу в себя придут, только придётся их не загружать работой в ближайшее время. Но в госпитале через недельку станут, как новенькие.

— Спасибо, лейтенант, выручил, — облегчённо вздыхает, когда к самолёту подходят двое, один прихрамывает, второй с забинтованной головой. Оба с немецкими автоматами.

Значит, сегодняшние санитарные потери у меня три человека. Ещё один убит при захвате аэродрома. Всё прошло бы чисто, если бы один из водителей не открыл истерический огонь из автомата. Придурок и параноик! А кто ещё пойдёт в туалет ночью с автоматом наперевес? В глубоком тылу!

— Может, подождёте? — от моего вопроса Рычагов, приготовившийся торопить своих орлов, притормаживает.