Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Генерал задумчиво почесал переносицу, пробормотав:

– Интересно, откуда у него эта информация…

– А Сурен Казарян у него так и спросил, мол откуда ты все это знаешь?

– И что Покровский?

– Тот ответил, что, когда были в Штатах, сидел в холле отеля, где они жили. Ждал, когда тренер спустится. И там на столике куча журналов лежала, в том числе про автомобили. Вот и прочитал про этот. И еще сказал, дескать, учи иностранные языки, Сурен, пригодится.

– Да‑а, и не подкопаешься... Журнал он мог читать? Мог. В журнале могла быть статья про этот Мерседес? Конечно, язык он знает. Технический уж точно, проверено. А название журнала он, конечно, не сказал?

– Нет, Константин Михайлович. так никто и не спрашивал.

– А спросили бы, то, наверное, назвал... Ладно, с этим разобрались. Теперь ещё один вопрос.

– Слушаю, товарищ генерал!

– Сергей, хватит уже по стойке смирно тянуться. Сидя это смешно выглядит… Короче, вот тут ты пишешь, что Покровский нелицеприятно отозвался о рекламе по телевизору. В общем‑то правильно, наверное, что нелицеприятно. Чего хорошего в их рекламе увидишь… А поподробнее можно?

– Мы сидели в холле гостиницы… то есть отеля, смотрели какой‑то боевик. Там драки постоянно. Нашим‑то почти всем впервой, интересно. Вот только этот фильм очень часто прерывался рекламой, буквально каждые 15‑20 минут. Только в сюжет въедешь – там же на испанском – так опять или кофеварку, или холодильник рекламируют. Кстати, вот только сейчас вспомнил… Покровский, когда главный герой в очередной раз разобрался со своим противником, обозвал его… Сейчас вспомню… «Ну, – говорит, – прям Чак Норрис».

– А это кто?

– Не знаю пока, товарищ генерал. Надо у наших киношников поспрашивать.

– Поспрашивай. И что там с рекламой?

– Так вот, Жене нашему, по‑видимому, она надоела. Он встал и направился к выходу из холла. Саша Мельников его спрашивает, мол, ты куда? Тот отвечает: «Задолбала эта реклама. Фильм так себе дерьмо, ещё и эти со своими холодильниками. Хорошо, что ещё затычки и всякую хрень с крылышками не показывают». И ушёл.

– Не понял! Это что ещё за «затычки» и «хрень с крылышками»?

– Я тоже не знаю, товарищ генерал, – развёл руками гость. – Может, у наших телевизионщиков, у тех, кто за рубеж часто выезжает, проконсультироваться?

– Попробуй. Тут главное, потом для себя понять, откуда Покровский всё это знает. Не находишь?

– Согласен, Константин Михайлович. Там были ещё моменты... Но они объяснимы.

– Например?

– Ну вот стоим в кафе, еду выбираем. Там, как это называется, «шведский стол». Это…

– Я в курсе, что это такое, продолжай.

– Валера Трегубов потянулся за каким‑то пирожком, а Покровский его остановил. Возьми, говорит, другой. Тот спрашивает, почему? А Женя ему показывает на надпись под блюдом: «Видишь, три перца нарисовано? Это очень острое блюдо. Всю слизистую во рту сожжёшь».

– И правда там эти перцы были?

– Ну да, только их различить трудно. Если не присматриваться, то и внимания не обратишь.

– Понятно, – побарабанил пальцами по столу генерал. – Тогда подведем итог. Все знания Покровского в принципе можно объяснить. Или они в каких‑то источниках были опубликованы, или элементарная внимательность. Верно?

– Выходит, что так. Парень он компанейский, в общении простой. На ринге как зверь бьётся. Вот когда флаг страны подымали и гимн наш играл, у него такое одухотворенное лицо было, в глазах слёзы стояли.

– Это в отчете допиши, – кивнул Константинов – Значит так… Про машину, рекламу и прочее добавлять в отчёт не стоит. Мне справочку напиши и всё. В одном экземпляре. Хорошо?

– Так точно, товарищ генерал!

На этот раз Константинов не стал поправлять подчинённого, чтобы тот держался с ним проще.

– Ну тогда всё как положено оформляй. А туда, – хозяин кабинета посмотрел на потолок, – я лично передам.

* * *

– Ну как, классно же!

Полина вновь покрутилась передо мной, демонстрируя свадебное платье. Сшито оно было по выкройке из западногерманского каталога, и выглядело действительно прелестно. Во всяком случае, на порядок симпатичнее кондовых платьев, в которых выходят замуж рядовые советские невесты.

– Отличное платье, – подтвердил я. – Уверен, во всём Свердловске, а может, и всём Союзе такого ни у кого больше нет.

– Скажешь тоже, – зарделась от смущения Полина. – Тебе бы самому ещё костюм с отливом пошить.

– Пошью костюм с отливом – и в Ялту, – процитировал я себе под нос мечту Косого. – Нет уж, меня и мой вполне устраивает. Я в нём Брежневу…

Тут я осёкся, так как чуть было не сболтнул, что жал в этом костюме руку Брежневу. Полина приподняла левую бровь.

– Чего ты там Брежневу?

– Э‑э‑э… Я говорю, Брежневу в этом костюме рукой помахал, когда он в ложе для почётных гостей появился.

– А он тебе?

– А он меня не заметил, – притворно вздохнул я.

Примерка прошла в ателье, где это платье и пошили. Закройщица на глазах коллег не без гордости любовалась результатом своих трудов. Отдали мы за материал и работу 55 рублей, тогда как обычное обошлось бы в пределах двадцатки, но оно того стоило. Мало того, что невеста сама по себе красивая, так ещё и платье изумительное, гости на свадьбе будут приятно удивлены.

Гостей, кстати, должно быть человек тридцать. Вернее, тридцать два. С моей стороны родители и ещё трое родственников, друзей человек пять, Вадик в качестве свидетеля. Из‑за моей свадьбы ему пришлось пожертвовать стройотрядом, который сразу после сессии отправился в Тавду строить кормозаготовительный комплекс. Ребята вернутся при деньгах… Но друг на то и друг, чтобы пожертвовать всем ради товарища. Ничего, будут ещё в его жизни стройотряды, нам ещё три года учиться.

У Полины свидетельницей, само собой, Настя. Они с Вадиком, к слову, тоже о свадьбе задумывались, но мой товарищ, как человек ещё не совсем состоявшийся в жизни, в отличие от меня, зарабатывавшего достаточно, сказал, что они с Настей решили не торопиться и как минимум дождаться получения дипломов. Я его понимал, если бы не халявные – а как ещё это назвать – авторские отчисления, то и сам бы не торопился со свадьбой.

Да, после моего триумфального возвращения из Испании основные заботы были связаны, естественно, с предстоящей свадьбой. Если не считать сдачу сессии, которую я оформил относительно легко. По ходу учёбы мне только и нужно было, что обновить старые знания, вспомнить когда‑то выученное. А на память я никогда не жаловался, так что преподавателей порадовал своими знаниями.

Само собой, у свердловских газетчиков и телевизионщиков я оказался нарасхват. А до этого торжественная встреча в аэропорту с участием председателя Облспорткомитета Репьёва, заявившего, что теперь уж звание Мастера спорта международного класса от меня никуда не денется. Там же были Полина, Настя, Вадим и целая делегация от института. Там же и первое интервью… Хотя первое было ещё в Мадриде, «Советскому спорту», оно вошло в итоговый отчёт о турнире – этот номер я успел купить ещё в Шереметьево сразу по возвращении.

Полина переживала, как я с ещё опухшим глазом пойду под венец. Да и шрам этот… На что я выдал сентенцию, мол, шрамы украшают мужчину, и вообще мне в Испании попался хороший хирург, обещал, что шрама вскоре не будет видно. А опухоль за пару дней спадёт, так что в ЗАГСе я буду выглядеть вполне прилично. В отличие от фото в местных газетах и на экране ТВ, когда мне пришлось прямо в аэропорту давать интервью ещё и телевизионщикам.

На следующий день после моего возвращения в доме раздался звонок от Бориса Николаевича.

– Поздравляю с золотом чемпионата Европы! – прогудел он в трубку. – Молодец, прославил родной Свердловск!

Вообще‑то родным для меня был Асбест, но я не стал вдаваться в подробности.

– Спасибо, Борис Николаевич! – с почти ненаигранным воодушевлением ответил я и, кашлянув, спросил. – А насчёт студии грамзаписи и предприятия по выпуску грампластинок, видимо, я зря вас загрузил?