История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель

В детстве и ранней юности, то есть еще при жизни отца, Мустафы III, Селим вел сравнительно свободный образ жизни, поэтому, став взрослым, он отличался более гибким складом ума, чем большинство принцев двух предыдущих столетий, которые до своего восхождения на трон не выходили за стены дворца, причем некоторые из них десятилетиями. С восхождением на трон султана Абдул-Хамида этот юный принц лишился своей свободы, но до этого он присутствовал на совещаниях имперского совета, и в тот момент, когда необходимость проведения военной реформы стала всерьез занимать умы османских государственных деятелей, он уже имел представление о состоянии войск своего отца. Несмотря на то что после раскрытия в 1785 году заговора с целью свержения Абдул-Хамида Селим оказался под стражей, ему удалось поддерживать связи с внешним миром, и это помогло ему понять, что перемены неизбежны и что лучше самому их вводить, чем столкнуться с необходимостью уйти в отставку или оказывать этим переменам противодействие. Со времени первой русско-турецкой войны и до своего восхождения на трон он периодически вел переписку с Людовиком XVI, в которой затрагивал вопросы военной реформы. Он не скрывал своего восхищения Францией, считая ее образцовым государством, но обвинял французов в том, что, подтолкнув турок к войне 1768 года, они потом не стали их поддерживать. Едва скрывая свое желание отомстить России, Селим писал, что в своем стремлении вернуть потерянные территории он надеется на помощь Людовика.

Взойдя на трон в самый разгар разрушительной для империи войны, султан Селим III, как тогда было принято, заключил сделку со своей армией, выплатив ей денежные подношения в честь своей коронации. Но только спустя месяц он собрал на консультативную ассамблею около двух сотен высокопоставленных государственных деятелей (военных, чиновников и священнослужителей), чтобы обсудить с ними будущее своей гибнущей державы. Направленная на сохранение империи, а не на решение какого-либо отдельного вопроса, эта инициатива Селима стала чем-то новым в процессе управления государством. После того как в 1792 году был подписан Ясский мирный договор, он ознакомился с докладами о состоянии дел в империи, подготовленными его государственными деятелями. Из представленных на рассмотрение докладов более двадцати сохранились, в основном те, которые касались мер по улучшению боеспособности армии в ее борьбе с Европой (и в особенности с Россией). Авторы этих документов признавали необходимость принятия современных методов и технологий. Подобные идеи, уже высказанные в предшествующие годы Ахмедом Ресми-эфенди (и не только им), подготовили необходимую почву: теперь дискуссия расширилась, и его преемники смогли внести свой вклад в создание более восприимчивого к переменам общественного мнения. Политики и чиновники всегда предлагали султану свои идеи, но теперь от них этого энергично требовали, что создавало более широкий спектр мнений, чем обычно. Среди самых влиятельных советников султана Селима были выдающийся священнослужитель Татаркик («Маленький татарин») Абдулла-эфенди и Эбубекир Ратиб-эфенди, который в 1792 году был послом в Вене, а затем канцлером. Их доклады, помимо чисто военных вопросов, охватывали многие сферы османской системы государственного управления.

Консерватизмом отличались рекомендации вернуться к старым методам, существовавшим еще до того, как появились основные, характерные только для Османской империи институты (прежде всего янычарство), которые, как полагали их составители, стали безнадежно коррумпированными. Но одновременно с такими рекомендациями поступали и предложения создать новые виды войск или повысить статус тех, которые уже были учреждены в XVIII столетии. Эти доклады свидетельствуют о сознательном признании правящими кругами необходимости заимствовать у неверных то, что делает их сильными, и понимании того, что это надлежит сделать, не выходя за привычные рамки османского ислама.

Вероятно, военная реформа началась в тот момент, когда правящий класс Османской империи уже содрогнулся от натиска русских. Западная помощь поступала главным образом от французов, и, оглядываясь назад, следует отметить, что прежде всего эта помощь отождествлялась с фигурой барона деТотга. После того, какв 1767 году он был снят с поста чрезвычайного консула в Крыму, его направили служить к султану Мустафе III. Это случилось после того, как в 1770 году османский флот потерпел поражение от русской эскадры в сражении при Чешме. Занимаясь тем, что, в сущности, и являлось программой оказания французской технической помощи, он развернул бурную деятельность весьма широкого диапазона, от возведения новых фортификационных сооружений в проливе Дарданеллы с целью отражения возможного нападения русского флота на Стамбул, до консультаций по созданию военных школ различной профессиональной направленности и формирования полка скорострельной артиллерии. Де Тотг настолько талантливо себя рекламировал, а мемуары, которые он написал после того, как покинул Стамбул, пользовались такой популярностью, что с тех пор внимание всегда привлекали реформы, проводимые под руководством иностранцев, а к реформам, которые начинали сами турки, особенно если они касались преобразований в территориальных, а не в основных войсках, всегда относились с пренебрежением.

Одним из таких преобразований была предпринятая султаном Абдул-Хамидом I ликвидация сформированных из местного населения нерегулярных подразделений — левенд, которые создавались по образцу и подобию янычар и насчитывали от 100 до 150 000 человек, но никак не проявили себя во время войны 1768–1774 годов. В 1769 году Ахмед Ресми-эфенди видел их в деле и обрушился на них с резкой критикой. Он называл их неуправляемой толпой, которой лучше было бы остаться дома. Появившееся приблизительно за два столетия до этого слово «левенд» с самого начала имело уничижительный оттенок и первоначально применялось как одно из прозвищ расформированных нерегулярных войск, ответственных за те значительные беспорядки, которые имели место в Анатолии в последней четверти XVI века[51]. Следуя примеру своих предшественников, Абдул-Хамид ввел запрет на использование слова «левенд» (запрет был введен в 1775 году после окончания войны), что стало символической мерой, направленной на то, чтобы начать все с чистого листа.

При Селиме в центре внимания оказались и султанские полки. Еще с середины столетия, когда реформы прусского короля Фридриха Великого установили нормы, к которым следовало стремиться, проблема создания дисциплинированной и хорошо обученной армии стояла перед каждым европейским монархом. Что касается Селима и его государственных деятелей, то они надеялись реорганизовать янычар и другие султанские полки, а также создать совершенно новое войсковое соединение, финансируемое из своей собственной казны. Целью этого эксперимента по модернизации армии было формирование дисциплинированных, профессиональных вооруженных сил со значительно усиленной огневой мощью и улучшенной подготовкой.

В прежние времена янычар рекрутировали из родившихся в христианских семьях юношей, которые принимали ислам и проходили обучение, необходимое для службы в этом самом элитном военном подразделении султана. Но шли столетия, и порядок зачисления постепенно утратил свою изначальную «чистоту», набор юношей прекратился. Вместо этого в янычары стали вербовать мужчин-мусульман, и теперь это соединение имело большее сходство с ополчением, чем с регулярными вооруженными силами, которые, когда не выполняют свои прямые обязанности, находятся на казарменном положении. От этого страдала и подготовка, и дисциплина янычар. С годами раздувшиеся списки личного состава соединения включали в себя множество «бумажных янычар» — людей, которые давно погибли, или дезертировали, или вообще никогда не входили в состав действующей армии. Хронист Шемданизаде Финдиклили Сулейман-эфенди, которому поручили инспектировать войска, мобилизованные на войну 1768–1774 годов, отмечал, что янычаром признавали любого, кто так себя называл. Начиная с правления Махмуда I была разрешена продажа свидетельств, а контроль за списками призванных на военную службу стал настолько слабым, что возник настоящий рынок по продаже документов, подтверждавших принадлежность к этому соединению, что давало право на жалованье и льготы, а также освобождало от налогов. Злоупотребления достигли небывалого уровня: после того как в 1779 году был смещен великий визирь, который до выдвижения на этот пост занимал должность главнокомандующего янычар, среди его конфискованного имущества были обнаружены свидетельства о приеме на военную службу, общая стоимость которых была эквивалентна ежедневной оплате приблизительно 1600 янычар. В 1782–1785 годах великий визирь Халил Хамид столкнулся с серьезным противодействием, когда он, чтобы модернизировать корпус янычар, попытался выяснить, какова реальная численность его личного состава, и запретить продажу свидетельств.