История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время военной кампании 1789 года турки провели мобилизацию и реквизировали продовольствие в северной Малой Азии, чтобы оказать противодействие русскому наступлению на крепость Анапа, расположенную на северо-восточном берегу Черного моря, восточнее выхода из Азовского моря. Линия фронта стабилизировалась, когда русские укрепили оборонительный рубеж, проходивший по реке Кубань. Нападение русских на Анапу не оставило туркам иного выбора, кроме как купить необходимое для обороны этого региона участие в ней Баттал («Неловкий») Хусейн-паши (сына анатолийского аристократа Каникли Хаки Али-паши), пожаловав ему провинцию Трабзон. Заявленной Баттал Хусейном целью было ни больше и ни меньше как изгнание русских с Кавказа и возвращение владений Крымского ханства. Но его честолюбивые планы были расстроены, когда осенью 1790 года его преследуемой русскими армии пришлось проделать путь на юг, от Кубани и до побережья Черного моря. Когда он сдался, кавказские народы, которые сражались вместе с ним, оказались предоставлены самим себе, а сам он и его сын Тайар («Подвижный») Махмуд-бей в течение девяти лет оставались пленниками русских. Новым командующим кавказским фронтом был назначен другой представитель семейства Каникли. В июле 1791 года русские блокировали Анапу и в течение двух недель ее взяли. За такую потерю командующий кавказским фронтом (который все это время оставался в Трабзоне) был казнен.
Теперь турки были готовы к миру. Ясский договор, подписанный в январе 1792 года, закрепил и расширил потери, которые Османская империя понесла по Кучук-Кайнарджийскому договору. Границы между Османской и Российской империями были установлены по Днестру на западе и по Кубани на востоке. Анапу вернули туркам, но возложили на них ответственность за надлежащее поведение народов, живших южнее Кубани, и потребовали платить компенсации в том случае, если они совершат набег на другой берег реки и причинят вред жизни или имуществу населения, жившего на российской территории. Однако, как и казаки, кавказские народы не считали себя связанными этим договором, и их формальному сюзерену пришлось возмещать потери, понесенные в результате набегов. Так, в 1798 году это положение договора было применено на деле, и казначейству Османской империи пришлось выплачивать компенсации.
Анапа была восстановлена и сильно укреплена, но после 1792 года возвращение Крыма, похоже, перестало быть столь неотложной проблемой, как, впрочем, и претензии на турецкое влияние на Кавказе. Так продолжалось до тех пор, пока Иран не стал снова проявлять интерес к этому региону, что случилось в 1795 году, когда Ага Мухаммад-хан из династии Каджаров приступил к военной кампании по возвращению бывших территорий Сефевидов, находившихся между реками Араке и Кура. Хотя с 1783 года восточная Грузия была протекторатом России, а пакт о взаимной обороне, направленный против Ирана и Османской империи, теоретически все еще был в силе, Россия медлила с ответом на просьбы одного из грузинских правителей, которому нужна была помощь в борьбе против Ага Мухаммада. На самом деле после случившейся 6 ноября 1796 года кончины Екатерины Великой ее преемник, царь Павел I почти сразу же заключил мир с Ираном.
Внезапные вторжения Ага Мухаммад-хана на Кавказ потребовали ответной реакции и со стороны Османской империи: выходившие к побережью Каспийского моря Азербайджан и Дагестан входили в османскую сферу влияния, и эти кавказские правители призывали Стамбул оказать помощь в борьбе с Каджарами, которых они называли кызылбашами. Сначала им было в этом отказано, но когда в сентябре 1795 года Ага Мухаммад-хан отдал на разграбление Тбилиси, командующим кавказским фронтом назначили губернатора Эрзурума. Первоначальное нежелание султана Селима оказывать помощь своим кавказским единоверцам продемонстрировало его непоследовательность, особенно принимая во внимание тот факт, что всего за несколько лет до этого его предшественник Абдул-Хамид рассматривал возможность получения финансовой помощи со стороны другой группы мусульманских государств (находившихся в Северной Африке), лояльность которых, как и надежды султана, укрепились в результате того, что в 1774 году Абдул-Хамид принял титул халифа.
Едва начавшись, война сразу же обрушила финансы Османской империи. Спад торговли, продолжавшийся с 60-х годов XVIII века, привел к тому, что в конце столетия казначейство с трудом могло финансировать военные действия. Когда владения империи уменьшились, турки потеряли не только территории, но и центры производства, а также рынки, которые отошли к России. И без того тяжелое финансовое положение усугубляли такие побочные факторы, как компенсации, которые турки выплачивали русским после войны 1768–1774 годов (и которые, вероятно, были равны половине ежегодных кассовых поступлений казначейства), а также эпидемии, являвшиеся непременным атрибутом войн. И наконец, последний удар по экономике нанесла торговля с главным коммерческим партнером Османской империи, рухнувшая после того, как Франция стала нести потери в ходе революционных войн, в которые она ввязалась.
В условиях, когда функция сбора налогов в основном перешла к пожизненным откупщикам, центральное казначейство стало испытывать такую нехватку финансов, что государство с трудом могло выполнять некоторые из самых главных его задач, в особенности мобилизацию войск, необходимых для ведения войны. Поэтому в последние десятилетия XVIII века оно стало более зависимым, чем когда-либо прежде, от провинциальных вельмож (некоторые из которых сами были налоговыми откупщиками), поскольку только на них можно было возложить финансовое бремя ведения военных кампаний. Во время войны 1768–1774 годов губернаторы провинций и вельможи несли основную ответственность за снабжение армии (и извлекли из этого выгоду благодаря тому, что взяли под свой контроль данный рынок). Во время войны великий визирь и главнокомандующий Мухсинзаде Мехмед-паша активно участвовал в непростых переговорах с аристократами балканских провинций и Анатолии, касавшихся формирования войск из населения тех районов, которые были им подвластны. Постепенно передавая одну из своих основных функций, оборону империи, в руки недавно разбогатевших и получивших власть провинциальных магнатов, государство помогало им действовать только в собственных интересах, пренебрегая предписаниями правительства. Быть может, тогда потребность в мобилизации ресурсов, необходимых для ведения войны («менеджмент войны»), впервые стала одним важнейших катализаторов перемен в Османской империи.
В попытках покончить с финансовым кризисом использовались и традиционные решения: повышение налогов, обесценивание металлических денег, переплавка драгоценностей и конфискация имущества дискредитированных чиновников высокого ранга. Начиная с 80-х годов XVIII столетия подобная практика широко применялась и по отношению к состоятельным лицам, занимавшимся другими видами деятельности, причем по самым ничтожным поводам. В 1775 году, то есть на следующий год после заключения Кучук-Кайнарджийского договора, была принята система общественных займов, целью которой стало втягивание на финансовый рынок тех, у кого было меньше средств. Но эта система слишком часто подвергалась изменениям, поскольку казначейство изо всех сил старалось покрыть выплаты по процентам.
В 1784 году затруднения достигли такого уровня, при котором состоятельные люди империи либо не желали, либо не могли финансировать государство. Впервые правительство обсуждало возможность заимствований за границей. Европейские государства уже давно привыкли покрывать любой дефицит собственного бюджета, занимая деньги у международных ростовщиков или банкирских домов, но турки всегда полагались на то, что они найдут новые способы выжимания своих внутренних источников доходов. У них просто не было институтов, способных гарантировать возврат ссуды, которая могла поступить из нового источника. Вместо этого было предложено отдать от пяти до десяти тысяч человек в качестве залога за сумму, которая будет возвращена по частям. Возможными источниками финансирования считались Франция, Голландия и Испания. Однако наиболее привлекательным вариантом казался Марокко. Незадолго до этого Марокко направил посла в Стамбул, и он в качестве уступки, целью которой было добиться расположения Османской империи, намекнул на возможность оказать финансовую помощь. Благодаря тем, кто считал, что ссуду следует брать только у мусульманской страны, это весьма туманное обещание стало поводом для возникновения мнения, что Марокко в состоянии одолжить туркам деньги.
В тот период дальше дискуссий о возможности взять ссуду за рубежом дело не пошло, но после 1787 года, когда турки снова вступили в войну с Россией, возникла острая необходимость в деньгах. Средства были нужны не только для ведения собственных военных кампаний: доведенные до отчаяния своим финансовым положением, турки пообещали Швеции обильные субсидии, если она нанесет удар по западным рубежам России (позднее заключенный в 1790 году мир между Швецией и Россией освободил шведов от взятых ими обязательств). Понимая, что на Марокко нечего надеяться, правительство обратило свои взоры к Алжиру и Тунису. Была надежда на то, что, называя ссуду «помощью в священной войне», турки сделают своих единоверцев более сговорчивыми, но это был явно не тот случай. Шейх-уль-ислам издал фетву, согласно которой тяжесть кризиса делает законными переговоры с немусульманским государством, и турки обратились к Нидерландам. Однако голландский посол заявил, что для Османской империи будет приличнее получить ссуду у какого-нибудь купца, а не у правительства. Французская революция сорвала попытки вступить в контакт с Нидерландами и с Испанией.