Город святых и безумцев - Джефф Вандермеер

19

Джеймс Лаконд предположил, что микофиты обладают галлюциногенными свойствами. Со своей стороны, Тонзура попробовал «похожий на артишок грибок» и нашел, что на вкус он сродни бездрожжевому хлебу; он не упоминает никаких побочных эффектов, хотя Лаконд утверждает, что с этого момента повествование Тонзуры следует считать наркотическим видением. Далее Лаконд заявляет, что изложенный Тонзурой эпизод, в котором люди Мэнзикерта обожрались микофитами (одни из которых на вкус были как мед, а другие — как курятина), как раз и объясняет их внезапную безжалостность. Но Лаконд противоречит самому себе: если дальнейший рассказ Тонзуры бредовое видение, то и эпизод с пожиранием микофитов тоже. Как всегда при обсуждении серошапок, дискуссия ходит такими же кругами, как и их постройки. (Сходная кругообразность заставила Лаконда под конец жизни заявить, что мир, каким мы его знаем, на самом деле продукт сна, который видит Тонзура. Поскольку представление о нашей самобытности как амбрцев, о том, откуда мы пришли, в значительной степени опирается на дневник Тонзуры, это граничит с ересью безумия.) — Примеч. автора.

20

По общему признанию, предприятие опасное и прискорбно известное своей неточностью, поскольку вторжения на их территорию не вызывают у грибожителей особых симпатий. — Примеч. автора.

21

Вопрос о том, откуда пришли серошапки и почему они обитали только в Цинсории, остается загадкой. Эта тема ставила в тупик многих историков, и чтобы избежать подобной участи, я совершенно обойду ее стороной. — Примеч. автора.

22

Но ведь самоочевидно, что они разводили микофиты? — Примеч. автора.

23

Тонзура указывает на многократное повторение следующего символа:

— Примеч. автора.

24

Том XX, выпуск 2 «Листка подлинной истории», издаваемого Обществом «Амбрцы за коренных обитателей». — Примеч. автора.

25

Тонзуре следовало бы насторожиться, увидев такой вопиющий «беспорядок» в столь чистом во всех прочих отношениях городе. Возможно, он столь же твердо, как и его повелитель, взялся дискредитировать и дегуманизировать серошапок, что не мог отнестись к увиденному иначе? — Примеч. автора.

26

К сожалению, это заявление подкрепляет утверждение Сабон относительно Патриарха Никейского. См. примечание 6. — Примеч. автора.

27

Бедный Тонзура. Непосредственно перед этой диатрибой монах описывает разновидность твердого гриба около семи дюймов высотой с ножкой столь же толстой, что и головка. Будучи сжат, этот гриб, пульсируя, значительно увеличивается в размере. Случайно проходя между «библиотекой» и амфитеатром, Тонзура в невинном неведении наткнулся на группу женщин-серошапок, которые использовали эти грибы, как он это назвал, «самым похотливым образом». Поэтому, вероятно, следует простить ему преувеличение. Тем не менее не важно, был он шокирован или нет (а ведь как монах он был больше других от мира сего), Тонзуре следовало бы заметить, что на каждое подобное «извращение» серошапки изобрели десяток более полезных чудес. Например, еще один вид гриба поднимался на два фута в высоту и имел длинную тонкую ножку с широкой шляпкой-колоколом, который, если его сорвать, можно было использовать как зонт, «колокол» даже складывался к ножке для удобства хранения. — Примеч. автора.

28

Здесь Лаконд ради разнообразия оказывается полезен. Он приводит две теории пассивности серошапок: согласно первой, Мэнзикерт высадился во время религиозного празднества, когда серошапкам воспрещалось участвовать в каких-либо актах агрессии, даже ради самозащиты; согласно второй, общество серошапок напоминало семью пчел или муравьев, и тем самым ни одна «единица» в городе не обладала свободой воли, являясь лишь продолжением общего коллективного разума. Некоторым историкам эта вторая теория Лаконда представляется экстремистской, но нельзя исключать возможность того, что в определенных классах общества серошапок пассивность была генетически выведенной. Это подтвердило бы мою собственную гипотезу о том, что весь город Цинсорий был религиозным артефактом, если хотите, храмом, в котором хранителям не дозволялось прибегать к насилию. Было ли поведение Мэнзикерта равносильно осквернению? — Примеч. автора.

29

Показательно, что Сабон и здесь не может прикусить язык и спорит, ссылаясь на Калабрианский Календарь, используемый в то время аанами, как на еретический и определенно не синхронизированный с современным. Однако Сабон упускает тот факт, что сам Тонзура, будучи неаанским автором биографии и дневника, вероятнее всего пользовался Халифским календарем, идентичным нашему собственному. — Примеч. автора.

30

Тонзура цинично пишет: «Лучше назвать город в честь срамных частей кита, чем в самом деле отправиться их добывать, ибо Мэнзикерт, будучи лентяем, находит пиратство более легким, нежели китобойный промысел: когда всаживаешь свой гарпун в честного матроса, меньше вероятности, что он протащит тебя триста миль по бурным водам, а после, развернувшись, небрежно сожрет тебя и потопит твоих товарищей». Среди других рассматриваемых Мэнзикертом названий были «Аанвиль», «Аанаполис» и «Аанбург», поэтому можно почти наверняка утверждать, что, невзирая на все издевки Тонзуры, название «Амбра» было предложено самим монахом. — Примеч. автора.

31

Или, как выразилась Сабон, «некоего коварного грибка». — Примеч. автора.

32

В своем дневнике Тонзура пишет, что означенный микофит «более напоминал один катышек, сношающийся с другим катышком, но кто усомнится в видениях капана?». Неужели нам следует поверить, что последовавшая затем резня порождена парой злополучной формы лишайников? Сабон в качестве аргумента ссылается на «Стоктонскую карту», известную среди историков как «Мученье с вареньем», когда пятно черничного варенья, похожее на еретика Ибонофа Ибонофа, вызвало семидневные беспорядки в городе. Соглашаясь с Сабон, Лаконд пересказывает легенду о том, что приказ Халифа напасть на менитский город Рихтер явился прямым следствием того, что рихтерский лимон, когда Халиф его разрезал, брызнул ему в глаз соком. К несчастью, Сабон и Лаконд объединили свои силы для отстаивания идеи, которая в данном контексте утрачивает свое достоинство. По моему мнению, Мэнзикерт все равно напал бы на серошапок, вне зависимости от того, подвернулись бы ему микофиты или нет. — Примеч. автора.