Пепел и пыль (СИ) - Усович Анастасия "nastiel"

А шоу вот-вот начнётся.

Я возвращаюсь к основному народу, подхватываю с фуршетного стола бокал и делаю вид, что, как и все, пришла сюда отдыхать. А сама ищу Риса, Бена или Нину — кто первым попадётся на глаза. Им оказывается Бен. Тот со скучающим выражением лица подпирает стену, поедая какие-то закуски прямо с общей тарелки, которую умудрился прибрать к рукам. Я хочу привлечь его внимание, а потому салютую бокалом, но Бен уставился в тарелку и никого не замечает.

Тогда я открываю рот, чтобы выкрикнуть его имя. Но не успеваю…

А дальше всё происходит слишком быстро.

Если бы не фиолетовый цвет костюмов, выделяющихся на фоне волн из красного, жёлтого, зелёного, синего и чёрного цветов, я бы и вовсе до последнего ничего не заметила. А так чернильные единицы, распространяющиеся по всему залу, привлекают к себе не только моё внимание.

Однако для присутствующих дело далеко не в костюмах.

Стражи, даже самые стойкие, те, что воины, защитники и смельчаки, вскрикивают от ужаса увиденного. Химеры для них уродливы, неестественны, аморальны. Кто-то даже решает высказать это вслух, переставая выражать немое отвращение. Эта девушка в синем платье, и именно она становится первой жертвой.

Как показатель того, что случится с каждым следующим псевдохрабрецом, химера с крыльями сирены впивается когтями ореады в плечи хранительницы. Поднимает её в воздух, под самый стеклянный потолок, и срывает голову с шеи, как виноград с веточки.

Секундная тишина сопровождается глухим ударом черепа о деревянный пол.

И это становится последним отчётливым звуком, который я улавливаю перед тем, как бальный зал превращается в преисподнюю.

Я сражаюсь на два фронта. Удивительно, что никто до сих пор не понял этого и не схватил меня за воротник, требуя объяснений. На мне форма химер — я в том же фиолетовом цвете, который носят они и Христоф. Но при этом каждый раз, когда кто-то из стражей находится в опасности, я совершаю попытку помочь ему: исподтишка или в открытую перевожу удар на себя или успеваю убрать стража с линии огня. Я делаю всё, чтобы минимизировать потери. Я делаю всё, кроме того, что не стреляю на поражение.

Никак не получается. Спускаю курок, но каждый раз рука дрожит, и пуля пронзает воздух в сантиметрах выше лба химеры. Причину такого поведения собственного тела долго искать не надо: в каждой своей цели я вижу её истощённую копию из церкви, с глазами, полными отчаяния, и губами, шепчущими молитвы.

Поэтому я прячу пистолеты обратно за блузон, отламываю ножку от уже до меня перевёрнутого стола и использую её, как оружие. Не убивает, но наносит увечья — то, что нужно.

— Христоф Рождественский! — ревёт Авель.

Его бас эхом распространяется по помещению, он заставляет вжать голову в плечи. Авель бросается к своему внуку, который, в свою очередь, спокойно вышагивает ему навстречу. Каждый, кто встаёт у Авеля на пути, тут же получает своё: первый хранитель обращается со своим оружием (мечом, похожим на тот, который, в своём времени, принадлежит мне) не хуже любого защитника. Я понимаю, Риса ждёт смерть. Что-то внутри меня хочет кричать ему, чтобы он бежал прочь, но другая часть, та, что осознаёт всю ситуацию до конца, понимает — это мой шанс не запачкать руки кровью хорошего человека, не по своей вине ступившего на плохую дорожку.

Если его убьёт Авель, он избавит меня от этой чести.

Я даже задерживаю дыхание, когда меч Авель прочерчивает дугу в воздухе и отрубает голову Рису… Но вместо этого лишь разрезает пустоту. Авель удивлён не меньше моего, только вот моё удивление проходит вместе с тем, как я вижу ещё одного Христофа точно за Авелевой спиной.

Кажется, всё здание, каждая стена, каждый кирпичик и сантиметр пола взрываются плачем, когда тонкий клинок пронзает спину Авеля, выходя кончиком из груди.

Первый страж падает замертво.

Рис не может создавать пустышек — на такое способна лишь мрачная гончая. И тогда недалеко от него я замечаю Асю. Она одна, без Богдана. По её предплечью тонкой струйкой бежит кровь.

Кто-то выкрикивает моё имя. Раньше, чем я оборачиваюсь, ладонь ложится мне на плечо.

— Нормально? — спрашивает Нина.

Я киваю. Она кивает в ответ и мы возвращаемся к бою.

Химер пятнадцать, но они — везде. Ася постаралась на славу. Ради Христофа? Или ему удалось убедить её другим способом, нежели ссылаясь на их родственную связь?

Нужно найти Бена. Конечно, некоторое время назад я сказала, что верю в него, но если быть честной хотя бы перед собой, то стоит заметить — он сейчас едва ли сильнее Роди.

Моё внимание привлекают чужеродные, даже в какой-то мере дикие звуки струн. Верчусь на месте, пока не нахожу источник: Бена, отбивающегося тем, что осталось от скрипки, от химеры-волка, того самого паренька, который показался мне совсем ещё ребёнком на фоне остальных.

Сейчас у него на лице и капли невинности не осталось. Передо мной тот, кто хочет добраться до своей жертвы и до сих пор не прикончил её лишь по собственному желанию.

Химера играет с Беном. И эта партия заранее проигрышная для моего друга.

Я вскидываю руку с пистолетом, спускаю курок. Звук выстрела гремит ещё несколько мгновений после того, как в затылке химеры образуется дыра. Я бегу к Бену и на ходу понимаю, что что-то не так. Бен выпускает черенок от скрипки. Вторую руку он держит у живота. Что-то блестит между его покрытых кровью пальцев.

Рукоять ножа. Того самого, который должен был защитить его.

Только сейчас я чувствую фантомную боль в животе. Острая, колющая и слишком реальная для той, которая мучает другого.

Бен падает на колени. Наши взгляды находят друг друга. Его губы раскрываются, но с них не слетает и звука.

— Андрей! — кричу я, но голос словно не мой.

Возобновляю бег. Отталкиваю попадающихся на пути. У меня одна цель — не дать Бену окончательно свалиться на пол. Упадёт — не факт, что встанет. Последнее препятствие — один из ещё оставшихся стоять фуршетных столов. Его я перелетаю неаккуратно. Кажется, тыкаюсь в одно из блюд коленкой. Про количество пищи, теперь украшающей пол, и вовсе лучше умолчать.

Я успеваю подхватить Бена раньше, чем он падает на спину. С трудом, но мне удаётся поднять его на ноги. Весь Бенов вес теперь на мне, и я благодарю Вселенную, что тело Алексея весит меньше тела Андрея.

— Ты только не отключайся, ладно? — говорю я.

— Отключаться? — со смешком переспрашивает Бен. Моргает он, вопреки своим словам, медленно. — Коротышка, это всего лишь царапина.

Его «царапина» кровью насквозь пропитала рубашку, жилет и уже добралась до пиджака. Я не миротворец, чтобы разбираться в медицине, и не хранитель, чтобы знать хотя бы теоретические основы, но понимаю — дело плохо.

— Знаешь, кого бы сейчас сюда? — спрашивает Бен.

— Кого?

— Ваню с его швейным набором.

Мне не сдержать горького смешка. По крайней мере, он помогает запихнуть подальше непрошеные слёзы.

— Я в порядке, — Бен пытается остановить меня, цепляясь за всё, что попадётся на пути. — Справлюсь сам. В твоей помощи нуждаются другие.

— Перестань быть таким упрямым.

Краем глаза улавливаю какое-то движение совсем близко. Но с Беном на плечах диапазон моих манёвров ничтожно мал. Я готовлюсь к нападению, напрягаясь всем телом, но вместо этого чувствую облегчение, когда под другую Бенову руку подныривает Нина.

— Я думала, что первой опять перепадёт Славе, — говорит она.

Я фыркаю. Больше никто из нас ничего не произносит. Мы только доносим Бена до портала, кем-то открытого и чёрт пойми куда ведущего. Дальше Нина с Беном должны идти без меня.

— Я останусь, — говорю, когда окончательно передаю Бена Нине. — Мне нужно остановить Христофа.

— Ещё чего, — хрипит Бен. Кровь из его раны не сочится, а буквально льётся.

Дело — дрянь.

— Я отведу его и сразу вернусь, — уверяет меня Нина.

Она не нуждается в моём согласии. Не получив ответа, проскальзывает за приоткрытую дверь. Я закусываю губу до металлического ощущения на языке. Это приводит меня в чувства. Я возвращаюсь к битве.