Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

С другой стороны, нельзя не заметить, что некоторые места Oratio довольно ясно указывают на то, что сам Татиан не смотрел на свое произведение как на речь. Он говорит, что хочет изложить письменно (τούτων καΐ την άναγραφήν συντάσσουν βούλομοα) то, о чем сам узнал (cap. 35), и далее: «Я начал было писать (γράφοιν μέν άρξάμονος), каким образом она (варварская философия) древнее ваших учреждений» (ibidem). На это же может указывать и выражение в конце апологии: «Вот что, эллины, я изложил для вас» (ταύτα ύμιν, ώ ανδρός Έλληνας... συνέταξα [cap. 42]). Наконец, необходимо указать и на то, что Иустин несомненно писал свои апологии, а не произносил их лично в присутствии императоров, и, однако, личные обращения к ним рассеяны по всем главам обеих апологий.

Возможно еще одно предположение, именно — что Татиан, путешествуя из Рима на Восток, был в собственной Греции и, как в то время, когда он был софистом, переходя из города в город, произносил одну и ту же речь, наперед тщательно приготовленную; этим можно было бы объяснить употребляемое автором обращение άνδρας Έλληνας. Но весьма трудно допустить, чтобы софистхристианин мог в эпоху Антонинов совершать такое путешествие. Поэтому остается непоколебленным прежнее, принятое в науке, мнение, что апология Татиана по первоначальному назначению была письменным произведением, обращенным к греческому обществу в защиту христианской веры.

Место и время написания апологии Татиана

Где пребывал Татиан, когда им составлена была апология? На этот вопрос трудно ответить даже приблизительно; во всяком случае можно считать доказанным, что в это время он жил не в Риме. Об этом можно заключать из слов самого Татиана. Он пишет (cap. 35): «То, что мной изложено, я узнал не от других: я путешествовал по многим странам, сам занимался в качестве софиста вашими науками, изучал искусства и различные изобретения, а в последнее время проживал в городе римлян и сам видел различные статуи, вами перенесенные к ним» ('έσχατον δ€ τη 'Ρωμαίων ένδιατρίψας πόλι καΐ τάς αφ' υμών ώς αύτούς άνακομισθ€ΐσας ανδριάντων ποικιλίας καταμαθών), — причастие аориста ένδιατρίψας указывает, как и другие предшествующие глаголы, поставленные в причастной форме, на событие из прошлой жизни его, а термин 'έσχατον можно понимать только в том смысле, что Рим он оставил совсем недавно, или, по крайней мере, что в этом промежутке он нигде надолго не останавливался; на то же указывает и причастие καταμαθών, и способ противоположения эллинов — αφ' ύμών и римлян — ώς αύτούς. Говоря о Крескенте, Татиан пишет (cap. 19), что он «свил себе гнездо в великом городе» (о έννοττύσας τη μ€γάλη πόλ€ΐ), — и здесь он говорит о Риме так, как может говорить находящийся вне его. Кроме того, Oratio не заключает в себе никаких данных, которые указывали бы на происхождение его в Риме. Можно думать, что в это время он не был еще и на родине: он особенно подчеркивает, что родился в Ассирии, и в таком тоне противополагает варваров и греков, который понятен только в эллинской стране.

Вопрос о времени, когда написана была апология Татиана, также не нашел еще определенного решения. Большинство исследователей согласны в том, что Oratio от начала до конца носит отпечаток желания автора оправдать свой переход в христианство перед теми, которые уважали его как философа и писателя, и является как бы отречением прежнего языческого писателя от греко-римской культуры, что оно должно быть рассматриваемо как первое произведение из христианского периода жизни автора и что оно, весьма вероятно, обнародовано было скоро после обращения Татиана в христианство. Конечно, этим мало сказано для определения времени происхождения апологии, так как и время обращения Татиана в христианство тоже не установлено. Прежде было общепринятым мнением, что апология была написана после смерти Иустина, которая по новейшим вычислениям падает на 163-167 гг. В доказательство приводили два места из апологии, где упоминается Иустин. В 19 главе Татиан пишет: «Этот презритель смерти (Крескент) так боялся ее, что старался причинить смерть, как зло, Иустину, а также и мне, за то, что он, проповедуя истину, обличал философов в сластолюбии и лжи». В 18 главе он пишет: «Достойный величайшего удивления Иустин сказал, что демоны подобны разбойникам». Уверены были, что здесь предполагается, что Иустин уже оставил земное поприще. В подтверждение указывают на Евсевия, который слова Татиана в 19 главе понял именно в смысле указания на смерть Иустина (Hist. eccl. IV, 16.7—9). Это мнение подверглось критике[470], причем и Евсевий, который приводит слова Татиана в несколько измененном виде[471], обвинен в произвольном извращении текста в своих интересах, или, по крайней мере, в непонимании Татиана, который в обоих случаях говорит о живом Иустине; поэтому и речь относится ко времени между 150—155 гг. Но так как, с другой стороны, признается доказанным, что апология написана вне Рима, то предполагают[472], что Татиан, ввиду направленных против Иустина и против него самого козней Крескента, удалился йз Рима и во время довольно краткого отсутствия составил Oratio, потом возвратился в Рим, где и оставался до того времени, когда порвал связь с православной Церковью и основал на Востоке свое διδασκαλειον. Это сложное и искусственное объяснение раннего происхождения апологии вне Рима не имеет за себя положительно никаких данных в древних известиях о Татиане. Другие, защищая прежний взгляд[473], доказывают, что Евсевий в своей выдержке из апологии Татиана дает текст лучший, чем в рукописном предании. Тщательное сравнение не оставляет никакого сомнения относительно преимущества понимания слов Татиана у Евсевия; в то же время текст рукописей настолько неудовлетворителен, что независимо от цитаты у Евсевия по внутренним основаниям нуждается в исправлениях. Евсевий был прав, когда из бывшего у него неиспорченного текста апологии вывел заключение, что для Татиана смерть Иустина принадлежала прошлому. Считают также мало убедительными и возражения на основании того, что Татиан не пользуется апологиями Иустина, которых, следовательно, у него не было под руками, а также и того, что он, упоминая о кинике Протее (cap. 25), ничего не говорит о самосожжении его (в 165 г.), и признают, что смерть Иустина должна быть terminus a quo для датирования апологии.

Terminus ad quem определяется таким образом. Так как Татиан был учеником Иустина, то еще при жизни Иустина он должен был или перейти в христианство, или совершенно подготовиться к этому. И если, как признано, апология должна быть написана вскоре после обращения его в христианство, то самое обращение должно произойти незадолго до смерти Иустина, потому что ко времени составления апологии Иустина уже не было в живых. Таким образом, апология могла быть издана в скором времени после смерти Иустина; а так как Иустин пострадал в 163-167 гг., то и время происхождения апологии можно полагать около 165 г.[474]

В основу всех приведенных соображений относительно времени происхождения апологии Татиана полагается убеждение, что она написана в скором времени после обращения его в христианство. Но насколько прочно это основание? При внимательном чтении апологии эта гипотеза представится просто удивительной, если иметь в виду, какими обширными и солидными знаниями автор располагает по всем предметам, о которых он ведет речь: в таком важном вопросе, как учение о Логосе, он обнаруживает уже личную переработку его, и вся апологетическая система его, в особенности последняя часть ее, где излагается учение о большей древности Моисея по сравнению с греками, обнаруживают такую осведомленность в христианском учении, которую невозможно допустить в неофите, хотя и прошедшем перед этим довольно длинный путь блуждания в поисках истины. Защитники рассматриваемого взгляда указывают на следующие слова Татиана, обращенные к грекам: «Не тяготитесь моими уроками и не возражайте болтовней и пустяками, говоря: "Татиан выше эллинов, выше множества философствовавших, вводит новые догматы варваров" (καινοτομεί τα βαρβάρων δόγματα)» (cap. 35). Но смысл этих слов не тот, что Татиан недавно изменил свои убеждения; их должно понимать так: «Не соблазняйтесь тем, что Татиан, будучи таким же, как и вы, притязает знать больше, чем вы и все ваши предшественники, и что он вашим сказаниям и вашей философии противопоставляет совершенно новое учение». Следовательно, Татиан отвечал здесь языческим традиционалистам, которые смотрели на христианство как на непозволительное новшество, на τρίτον γένος [третий род]. Нельзя согласиться и с тем, что апология была первым произведением Татиана из христианского периода его жизни. В апологии есть такое место: «Только человек есть образ и подобие Божие, — разумею не того человека, который делает то, что свойственно животным, но того, который, став выше человечества, приблизился к Самому Богу. Впрочем, об этом я подробнее изложил в книге "О животных" (έν τω Пер! ζώων)» (cap. 15). Обычно это произведение относят к языческому периоду Татиана; но достаточно вспомнить, как говорил Татиан обо всем, что связано было с греко-римской культурой, чтобы признать совершенно невероятным, что он после своего обращения в христианство мог отсылать своих читателей к произведению, написанному в то время, когда он был еще язычником; и связь речи, в которой Татиан упоминает о произведении Пер! ζώων и для выяснения которой он указывает на это произведение, ясно говорит о его христианском характере. В конце апологии Татиан пишет (cap. 40): «О том, что -говорили образованные люди у эллинов о христианском законе и об истории постановлений, сколь многие и какие писатели упоминали об этом — будет показано в книге "Против тех, которые рассуждают о Божественных делах" (Προς τους άποφηναμένους τα πφΐ 0€ου)», — очевидно, Татиан или задумал это произведение, или уже писал его.