Оружие победы - Василий Грабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Какая тишина - как в церкви! Хоть бы кто чихнул, что ли! И в комнате оживление. Чувствуется, что этого паренька любят, хоть и не всегда его приводит сюда неотложное дело.
В другой раз (когда дело, наверное, действительно существенное ) он стремительно врывается в комнату и еще с порога начинает высказывать свое мнение в адрес конструктора, по вине которого произошла какая-то заминка в работе. Затем под общий смех по-прежнему с шумом он подходит к конструктору, вежливо раскланивается с ним и подчеркнуто демократично здоровается за руку. Этот токарь и другие рабочие приносят в комнату что-то извне, из опытного цеха, о котором я пока знаю лишь понаслышке. Внешний этот мир интересует меня не меньше, чем все в КБ, так как в опытном цехе воплощаются в металл идеи конструкторов. Чтобы побывать в цехе, использую каждый удобный случай.
Вход в опытный цех прямо из КБ, нужно только спуститься вниз с третьего этажа. Цех новый, достаточно светлый и чистый. Здание построено несколько лет назад, цеху в нем отведено почти два полных пролета. "Почти" - потому что часть второго пролета занята помещениями собственно КБ. В основном пролете все виды станочного оборудования. В соседнем - слесари со своим хозяйством, здесь производится сборка опытных образцов пушек.
Каждое посещение цеха обязательно приносит новые впечатления. Однажды мое внимание привлек танк, стоящий в стороне. Я подошел ближе, остановился возле рабочего, подававшего поднятой рукой какие-то знаки второму рабочему. Через задний люк башни танка тянулся трос и наматывался на барабан лебедки, стоявшей поодаль. Для свежего взгляда зрелище было странное: танк стоит на месте, напряженно работает лебедка, струится из танка и кольцами ложится на барабан лебедки трос. А что он тянет из танка? Зачем? Ничего не понятно.
- Давай еще!.. Еще давай!..-время от времени покрикивал первый рабочий, подкрепляя слова энергичными жестами руки.- Стой! - неожиданно закричал он.Бей, Мишка!
Его напарник, здоровенный парнище, стоящий у лебедки, с размаху саданул ломом по чему-то вроде крюка с такой силой, что высек искру. Крюк с грохотом упал на металлический настил. Взгляд мой мгновенно скользнул по лебедке, по Мишке, сосредоточился на танке. В тот же момент орудийный ствол как бы рванулся из башни и замер, внутри танка что-то ударило, а затем с грохотом повалилось, издавая шум и звон, напоминающий звон пустого ведра, падающего на металл. И разом все стихло. Я стоял как завороженный.
- Ну, как там? - громко крикнул первый рабочий, обращаясь к человеку, стоящему на танке и заглядывающему сверху в открытый люк башни.
- Да все так же,- отозвался тот.- Стучит.
- Опять перебирать! - с досадой бросил первый рабочий, сплюнул, крепко выругался и, махнув рукой, направился к танку.
- Что за мероприятие тут проводят? - спросил я у незнакомого конструктора.
Он посмотрел на меня с удивлением и ответил:
- Искусственный откат.
- А что в танке так грохотало?
- Экстрактированная гильза.
- Понятно,- пробормотал я и отошел, хотя в тот момент по-прежнему ничего не понимал и только позже узнал, что так - еще до стрельбы - проводятся испытания затвора и некоторых других агрегатов новой пушки.
По утрам мне нравилась традиционная процедура встречи начальства с подчиненными.
Первым, как правило, появлялся Константин Константинович Ренне, сухой, сутуловатый, роста выше среднего. На нем всегда была белая крахмальная рубашка с галстуком, черный костюм-тройка. Здоровался он официально-сдержанно, без лишних слов, но обязательно за руку с каждым сотрудником. За ним следовал мой непосредственный начальник, Владимир Дмитриевич Мещанинов,- несколько моложе Ренне, коренастый, с красивым улыбающимся лицом. Он предпочитал коричневые костюмы и рубашки в мелкую клетку, но тоже накрахмаленные и непременно с галстуком. В его манере здороваться было больше простоты. Под хорошее настроение, а оно у него почти всегда было хорошим, Владимир Дмитриевич не упускал случая пошутить, переброситься с сотрудниками несколькими фразами, благодаря чему, начиная обход рабочей комнаты одновременно с Ренне, заканчивал утренние приветствия много позже. Сотрудников в комнате было много, и потому довольно долго слышалось шарканье подошв, негромкие взаимные "здравствуйте" и "доброе утро". Затем они уходили в свою застекленную комнату и устанавливалась тишина.
Константин Константинович и Владимир Дмитриевич были начальниками подотделов. Ренне руководил работами по лафетам, Мещанинов - качающейся частью артиллерийских систем. Оба были ветеранами КБ. Ренне был награжден орденом Красной Звезды, Мещанинов - орденом "Знак Почета".
Однажды утром я обратил внимание на необычное оживление сотрудников. Обмениваясь со мной традиционным рукопожатием, Мещанинов непривычной для него скороговоркой сообщил:
- Василий Гаврилович вышел на работу,- и поспешил за Ренне.
После того как начальники подотделов ушли, в комнате заговорили - громче обычного, почти одновременно, как бывает, когда начинают оживленно обсуждать какую-либо новость.
До этого я ни разу не видел главного конструктора. Знал, что Грабин болел. Ввиду предстоящего знакомства с руководителем КБ сходил в архив и запасся чертежами пушки Ф-22,- все буду выглядеть как бы при деле. Чертежи качающейся части и общие виды заняли весь мой стол. Один из конструкторов, проходя мимо, не без иронии предупредил:
- Смотри, могут учинить экзамен! Не запутайся, что к чему.
- Тише! - послышался женский голос.- Идут!
Во всем оживлении, в легкой суматохе, с которой в комнате ждали обхода начальством рабочих мест, ощущалась какая-то приподнятость, и моя любознательность - вполне понятный интерес молодого специалиста к руководителю КБ - переросла в откровенное любопытство. Главный конструктор представлялся мне человеком болезненным (болен же, говорили!) и, может быть, даже желчным.
Отворилась дверь, вошли несколько человек, послышался негромкий разговор. Но из-за чертежных досок мне ничего не было видно. Наконец в просвете между досками я разглядел Ренне, Мещанинова, секретаря парткома Горшкова и спину какого-то здоровенного дяди в военной форме, с бритой головой, которого почему-то без колебаний принял за военпреда. Тут же подумалось, что при такой мощной фигуре ему бы в борцы пойти, выступать в цирке в турнирах французской борьбы - куда больше популярности имел бы, чем на поприще представителя заказчика пушек.
Сколько я ни вертел головой, ничего больше увидеть не смог и решил подождать, пока очередь дойдет до меня - там уж рассмотрю Грабина. Занялся чертежами, поудобнее уселся на высоком табурете, неожиданно заинтересовался не помню уж чем - да так, что вернулся к реальной действительности, лишь услышав покашливание у себя за спиной. Поднимаю голову, оборачиваюсь - все начальство вместе с атлетом-военпредом идет ко мне. Делаю попытку встать, тут же от неловкого движения начинаю валиться вместе с высоким табуретом. Для восстановления равновесия крепко хватаюсь за чертежную доску, другой край доски со всеми бумагами предательски поднимается и тотчас с шумом опускается на свое место. Неплохо для первого знакомства! Однако все сохраняют полное спокойствие, а Мещанинов уже докладывает обо мне - и не кому-нибудь, а военпреду: "Молодой специалист Калеганов..." И так далее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});