Политическая биография Сталина - Николай Капченко

Однако в принципиальном плане о реальном объединении речи не могло быть, поскольку большевиков и меньшевиков разделяли не просто разногласия по коренным вопросам, но фактически между ними лежала непреодолимая политическая пропасть. Это прекрасно понимал Ленин, поэтому он решительно и категорически выступал против любых попыток со стороны большевиков найти какие-то точки соприкосновения с меньшевиками. Он считал, что такие попытки равнозначны беспринципной политической сделке, могущей иметь катастрофические последствия для будущего всей партии.

И, действительно, если большевики и меньшевики не смогли найти согласия даже тогда, когда и те и другие имели перед собой общего врага в лице царизма, то всерьез говорить о каком-то объединении в новых условиях, было еще более нереалистично. Для такого единства не было реальной платформы в виде общности стратегических целей революции и конкретных путей ее дальнейшего развития. И тот факт, что буквально через несколько месяцев обе эти политические силы оказались фактически на разных сторонах баррикад, убедительно свидетельствует о заведомой бесплодности предпринимавшихся попыток найти общий язык.

Ошибочность позиции Сталина в данном вопросе, как мне видится, объяснялась тем, что в то время он еще не до конца понимал характера развертывавшейся революции, а главное — неизбежного ее перерастания из буржуазно-демократической в социалистическую. В соответствии с этим он и выстраивал свою стратегию в отношении возможных союзников. Отсюда и проистекала его линия на возможное объединение с меньшевиками.

Давая обобщенную оценку позиции Сталина по ряду коренных вопросов в первый период после победы Февральской революции, следует констатировать, что эта позиция, конечно, никак не вписывалась в то, что получило известность в истории как ленинская теория перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Да и сам В.И. Ленин ко времени победы Февральской революции еще не в полностью завершенном виде сформулировал важнейшие положения своей концепции, которая обретала реальное содержание только в ходе острейшей политической борьбы, развернувшейся в тот период в стране. Можно с достаточной долей уверенности утверждать, что в период между двумя российскими революциями не теория как таковая определяла политическую практику большевиков, а, напротив, реальная практика служила основой для новых теоретических положений. Сталин, к тому времени зарекомендовавший себя в качестве прежде всего практика революционной борьбы, не мог, конечно, чуть ли не мгновенно сориентироваться в тогдашней ситуации, которая была в историческом плане уникальной, чрезвычайно динамичной и, к тому же, крайне противоречивой. Чтобы быстро сориентироваться в таких условиях, прежнего теоретического багажа и практического опыта явно не хватало.

Примечательно, что колебания Сталина того периода некоторыми деятелями партии, которых, пользуясь современной лексикой, с полным правом можно считать рьяными сталинистами, воспринимались достаточно серьезно. Так, например, В.М. Молотов писал, что «до приезда Ленина и в первое время после его приезда у него были серьезные политические колебания оппортунистического толка, тогда как я безраздельно поддерживал линию Ленина»[583].

2. Апрельская конференция и VI съезд партии

Коренной пересмотр всей политической стратегии большевиков, олицетворением чего стали «Апрельские тезисы» Ленина, был для Сталина столь же разительным и неожиданным, как и для всей партии в целом. Понадобилось определенное время, чтобы осознать характер и масштабы перемен, связанных с принципиально новым политическим курсом, вытекавшим из ленинских тезисов. Нужна была основательная переоценка всей системы прежних политических ориентиров, всей стратегии и тактики партии. Для этого нужно было время, а обстановка не оставляла возможностей для теоретических споров и дискуссий. Хотя такие дискуссии и проводились. Правда, были они не столь продолжительными, как того требовал предмет разногласий, но в целом плодотворными. Все это позволило партии в целом, и Сталину в частности, достаточно быстро освободиться от старого багажа теоретических установок и стать на новые позиции. Процесс этот был закреплен Апрельской партийной конференцией, ознаменовавшей важный этап в политической биографии Сталина.

Чем же знаменательна Апрельская конференция для политической биографии и всей дальнейшей судьбы Сталина?

На этой конференции он впервые выступил официальным докладчиком по национальному вопросу, что свидетельствовало о том, что в партии в целом его рассматривали уже не просто в качестве видного практического работника, но и как теоретика, в первую очередь по национальному вопросу. Это, безусловно, повышало его статус в партии и в партийном руководстве.

Во-вторых, на этой конференции он впервые был избран в состав Центрального Комитета партии. Причем выборы были с предварительным обсуждением представленных кандидатур и проводились путем тайного голосования. При обсуждении его кандидатуры (и это весьма примечательно!) с обоснованием его выдвижения выступил В.И. Ленин. В протоколе, впервые опубликованном в 1958 г., зафиксировано:

«Тов. Сталин (нелегально — Коба).

Ленин (за). Тов. Коба мы знаем очень много лет. Видали его в Кракове, где было наше бюро. Важна его деятельность на Кавказе. Хороший работник во всяких ответственных работах. Против нет.»[584]

Результаты тайного голосования были для Сталина весьма благоприятными: он прошел в состав ЦК третьим по числу полученных голосов, включая Ленина, за которого проголосовало 104 делегата из 109, принявших участие в выборах. Сталин получил 97 голосов. К примеру, Свердлов, также избранный в ЦК, получил 71 голос[585].

Причем надо отметить, что выборы были проведены еще до того, как Сталин выступил на конференции с докладом по национальному вопросу. Видимо, на их результатах сказалось то, что еще в начале конференции он выступил с решительной поддержкой позиции Ленина. Формирование состава ЦК, хотя и происходило по вполне демократической системе, тем не менее, очевидно, что едва ли не решающую роль играло мнение лидера партии В.И. Ленина, который составу своих ближайших помощников по руководству партией придавал первостепенное значение. Так было в прошлом. Тем более в принципиально новой политической обстановке персональный состав руководящего центра приобретал особую важность. Вполне определенный выбор Ленина в пользу кандидатуры Сталина в качестве члена ЦК, вне всякого сомнения, оказал решающее влияние при тайном голосовании, поскольку авторитет вождя партии был общепризнанным, хотя и не строился на каком-то особом положении или каких-то исключительных полномочиях. Формально, будучи первым среди равных, он своей позицией фактически предопределял то или иное решение вопроса даже на таких форумах, как съезды и конференции партии.

Хотя сам В.И. Ленин и большевики в целом старались строго придерживаться установленных в партии норм внутрипартийной жизни, опыт нелегальной работы нередко заставлял их в каком-то смысле пренебрегать этими нормами; по крайней мере, не быть рабами этих норм и не ставить их соблюдение превыше интересов самого революционного дела. Кроме того, довольно большой в количественном отношении состав тех или иных выборных органов часто не позволял привлекать всех его участников к решению возникавших вопросов (нередко одни отсутствовали, другие были заняты выполнением иных поручений и т. д.). Поэтому в партийных верхах сложилась практика формирования своеобразных узких составов руководства, с ограниченным числом членов, на которых возлагалась обязанность быстро и оперативно решать конкретные вопросы, с обязательным привлечением для этого других членов выборных органов. Подобная практика себя оправдывала, и становилась тем более настоятельной, чем чаще возникали ситуации, требовавшие принятия экстренных решений.

Я пишу об этом в связи с датировкой времени включения Сталина в состав Политбюро ЦК партии. На этот счет существует определенная путаница. В биографиях Сталина, начиная с середины 20-х годов и кончая официальными источниками (биографическая хроника в собрании сочинений и «Краткая биография») однозначно указывается, что «в мае 1917 года, после конференции, учреждается Политбюро ЦК, куда Сталин выбирается в качестве его члена. С тех пор и до настоящего времени Сталин неизменно избирается членом Политбюро ЦК»[586].

Между тем, в официальной историографии партии считается, что впервые руководящий орган ЦК с названием Политическое бюро был образован ЦК РСДРП (б) на заседании 10 (23) октября 1917 г., в состав которого вошел в числе других и Сталин. Такая путаница объясняется, видимо, тем, что официальные биографы Сталина, определяя дату его вхождения в состав Политбюро, исходили не из чисто формальных, а фактических обстоятельств дела. После Апрельской конференции в составе ЦК было образовано Бюро (или узкий состав ЦК), которое выполняло функции органа, получившего впоследствии название Политбюро. Мне представляется вполне убедительной в данном случае точка зрения профессора Р. Слассера, высказанная им в книге о Сталине: «У нас, к сожалению, нет протоколов ЦК за этот период, поэтому мы не можем документально подтвердить факта организационных изменений после конференции, однако сведенные воедино косвенные данные позволяют нам установить один факт, имевший кардинальное значение в истории партии и в истории карьеры Иосифа Сталина. На своем первом после конференции пленуме Центральный Комитет провел голосование по выборам некоего бюро или руководящего комитета, который явился прообразом органа, получившего впоследствии название Политического бюро, или Политбюро. Более того, мы с достаточной долей уверенности можем утверждать, что в это бюро — какое название носило оно в то время, мы не знаем — входило четыре человека: Ленин, Зиновьев, Сталин и Каменев, мы называем их в таком порядке, исходя из числа полученных ими голосов при баллотировании в ЦК. Наконец, есть веские основания считать, что за этой акцией ЦК скрывался fait accompli[587] и ЦК всего лишь скрепил своей подписью то, что задумал Ленин заранее»[588].