Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс. 1939–1945 - Курт Рисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успела его мать покинуть дом, как прибыла Магда с детьми. Дверь особняка закрылась. Дом Геббельса стал крепостью для него и его семьи и тюрьмой для его сотрудников.
Два дня спустя, 21 апреля, в конце очередного совещания министр принял всех окружных партийных руководителей Берлина и произнес краткую речь. Все к тому времени уже настолько выбились из сил, что адъютант Геббельса забыл пригласить стенографиста, поэтому спешно вызванный человек успел записать только последнюю часть речи. «Я забрал семью домой, – сказал Геббельс. – Мы остаемся здесь, и я требую от вас, господа, чтобы вы также оставались на своих рабочих местах. Если потребуется, мы выберем достойную смерть». Он выглядел потрясенным, голос его временами прерывался, а на глаза набегали слезы.
В тот день сбежали его два секретаря. Они где-то раздобыли велосипеды и уехали на них в провинцию к родственникам. Геббельс в ярости кричал своему референту: «Я спрашиваю вас, как это могло произойти? Как прикажете обеспечивать нормальную рабочую дисциплину?»
Тотчас же была усилена охрана. Несмотря на препятствия, все обитатели дома потихоньку собирали свои вещи. Люди обсуждали самые фантастические способы побега. Одна из секретарш надумала выскочить из дома с распущенными волосами и венком на голове и начать петь и плясать в надежде, что ее примут за сумасшедшую. Кто-то из стенографистов хотел перебраться через стену, отделявшую особняк Геббельса от швейцарской дипломатической миссии, и, таким образом, оказаться, как он полагал, на территории нейтрального государства. Но через несколько часов в швейцарскую миссию попала авиабомба, и от нее не осталось камня на камне. Подполковник Бальцер показал товарищам по заточению темный пузырек. «Знаете, что это такое? – торжествующе спросил он. – Синильная кислота! Ее всегда можно купить в отеле «Адлон». Такой пузырек стоит одиннадцать тысяч марок, а смерть будет легкая и безболезненная. Достаточно одной капле попасть на язык, и вы падаете на пол, как сраженный молнией».
3
Вот что происходило в доме Геббельса в воскресенье 22 апреля.
После завтрака состоялось обычное совещание с помощниками. Начиная с семи часов утра во дворе горел костер, в который постоянно подбрасывали кипы документов, большую часть из которых составляли протоколы совещаний Геббельса. Костер полыхал весь день.
В десять часов утра Геббельс продиктовал очередную запись для своего дневника. Среди прочего он сказал, что, если ситуация не изменится в лучшую сторону благодаря непредвиденным благоприятным событиям, он приравняет Берлин к передовой линии фронта. Диктуя, он время от времени поглядывал в окно. Предостерегающе выли сирены воздушной тревоги, а в небе над городом уже плыли вражеские самолеты. «Ну что же, берлинцев можно поздравить: они оказались достойными и мужественными людьми, – сказал он. – Они даже не прячутся в бомбоубежища, а спокойно смотрят в небо, им хочется самим увидеть, что там происходит».
Затем последовал непродолжительный разговор с военными советниками, среди которых был и генерал Рейман. Дневное совещание пришлось отменить, так как приглашенные на него люди попросту не смогли добраться до дома Геббельса. Поэтому Геббельс принялся диктовать речь, которую хотел в тот же день передать по радио. Это было короткое обращение, в котором Геббельс объявлял Берлин на осадном положении. Когда речь уже записывали на магнитофон, артиллерия русских открыла огонь по кварталу правительственных учреждений. С интервалами в тридцать секунд снаряды взрывались у Бранденбургских ворот, другие со свистом летели в Тиргартен, затем вдруг прозвучал оглушительный взрыв рядом с особняком, и от взрывной волны вылетели последние остававшиеся стекла. Ни один мускул не дрогнул на лице Геббельса. Запись прекратилась, но он тут же спросил: «Полагаю, я могу продолжить?» Те, кто был рядом с ним, с большой охотой укрылись бы в бомбоубежище, но никто не осмелился это предложить. Геббельс закончил свою речь и обратился к инженеру звукозаписи: «Как вы думаете, грохот взрывов будет слышен по радио? Получится хороший эффект, вы не находите?»
Через час он прослушал трансляцию своей речи по радио и остался доволен фоном разрывов.
Затем последовало совещание. Он также продиктовал обращение к гауляйтерам. В час дня он сел за обеденный стол и, согласно свидетельству его пресс-секретаря, по– прежнему насмехался над западными союзниками. Он называл Черчилля крохобором, а Идена – брюзгой. Он вообще вел себя так, как будто не понимал, что Берлин переживает последние дни мучительной агонии. Потом он пожаловался на грохот артиллерии и удалился в бомбоубежище вздремнуть.
В течение дня артобстрел города набирал силу. К наводящему ужас адскому грохоту орудий присоединился рев летящих бомбардировщиков. Воздух постоянно содрогался от взрывов. Временами раздавались одиночные выстрелы зенитных орудий, но снарядов не хватало, и они снова замолкали. Все сотрудники министерства слонялись по гостиной, явно не желая возвращаться к рабочим столам, которые располагались в комнатах, более уязвимых при артобстреле. Магда и дети то приходили из бомбоубежища в гостиную, то опять скрывались в бункере. Все были подавлены и не разговаривали друг с другом, впрочем, ничего нового они уже не могли сказать.
Тем временем у Геббельса состоялся разговор с Фрицше. Геббельс с нервными нотками в голосе сообщил, что русские уже дерутся в пригородах Берлина и что, на его взгляд, положение безнадежное. «В конечном счете именно этого и хотели немцы, – добавил он. – Они сами голосовали за выход Германии из Лиги Наций, другими словами, высказались против политики мира и за политику силы и славы. Германский народ предпочел миру войну»[124].
Фрицше не верил своим ушам. Никогда раньше Геббельс не давал такое неожиданное толкование выходу Германии из Лиги Наций. Да и сами итоги давнего плебисцита нельзя было рассматривать с такой точки зрения. Напротив, в то время Гитлер неоднократно выступал с заверениями, что его главной целью является достижение мира. Геббельс вышел из себя и оборвал Фрицше. Всего неделю тому назад он пытался найти пути выхода из войны, пока весь немецкий народ не стерли с лица земли, а сейчас он едва ли не желал немцам гибели. Он демонстративно повернулся к Фрицше спиной и не шелохнулся, пока его самый одаренный сподвижник не вышел из комнаты.
В пять часов фрау Геббельс сказала няне: «Мы едем к фюреру. Пожалуйста, приготовьте детей». Дети очень обрадовались и спрашивали, угостит ли их Гитлер шоколадом и печеньем. Няня поинтересовалась, надо ли уложить ночные рубашки девочек, но Магда ответила: «Нет, они нам больше не понадобятся». Затем она с веселой улыбкой повернулась к детям и велела им взять с собой только по одной игрушке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});