Каллгира. Дорога праха - Рут Хартц

Упали на пол брюки, ремни. Вдоль по кромке шёлкового сиреневого белья Вегард провёл пальцами сначала по пояснице, потом по низу живота. Неразборчивое урчание Казимиры смешалось с его собственным звуком, не то стоном, не то рыком. Вег сдвинулся назад, подхватив Каз под бёдра усадил себе на колени и надавил на спину, притягивая ближе. Левой рукой она держалась за его плечи, правую запуская вниз по животу.

Секс у неё был и раньше, но теперь прежний опыт казался неловким и грубым. Разминка, не больше.

Вег опустился на кушетку, увлёкая её за собой, заботливо держа, гладя, направляя, и Казимира поддалась. Ища самые приятные ласки, самые чувствительные места, отдаваясь его силе, его воле.

Ловить вздохи, подаваться ближе, ещё ближе, ещё, царапать, кусать, смеяться. Но когда он смеялся, Каз не чувствовала себя неловко или глупо, только улыбалась в ответ, жалась к нему всем телом, двигалась в ритм. И когда он смотрел на неё снизу вверх, во взгляде было столько искр и нежности. Любви. В этом она не сомневалась, любви.

Замирать в такт, наполняться теплом, не дышать, чтобы не спугнуть, не упустить.

Он только её. Весь, без остатка, каждым взглядом, словом, стоном.

Поцелуи по шрамам. По шее. Глазам, щекам, груди, рукам, ключицам, животам.

Она только его. Вся, без остатка. Каждым движением, мыслью, частичкой.

Вот так. Вот так, зацепиться друг за друга сколами и трещинами, держаться, будто весь мир разваливается и только в объятиях друг друга можно выжить. Да и пусть всё полыхает. Он есть у неё. Она есть у него. И нет ничего слаще.

* * *

Давно пора было вернуться в свою палатку, собирать вещи, делать вид, что ничего не изменилось. А изменилось, мать его, всё.

На узкой кушетке они уместились только лёжа на боку, нос к носу. Вег поцеловал её в лоб, продолжая гладить живот Каз.

— Я не позволю больше ничему плохому с тобой случиться, — прошептал он вдруг. Любые разговоры до этого сводились только к шуткам и какому-то неразборчивому мурлыканью, когда Казимира утыкалась ему в ключицу. — Больше никогда. Обещаю.

— Ты не можешь такое обещать, — напомнила Каз. Снова хотела отшутиться. — Не всё в этом мире от тебя зависит.

— Буду контролировать то, что зависит, — упрямился он. Раньше бы эти обещания звучали пустым бахвальством, сейчас Казимира почему-то верила. — И всегда буду рядом, чтобы защитить тебя. Или хотя бы остановить.

Она усмехнулась под нос. Да, он не раз грозился запереть её в комнате.

— В крийском… — Вегард кашлянул, прочищая горло. Самый громкий звук за последний час. Хотя… Один вскрик Казимиры тоже вышел весьма громким, и Вегард не успел дотянуться, чтобы прикрыть её рот ладонью. Слишком низко находился. — В крийском есть такое слово — инсьель, — продолжил Вегард. — Это самое личное, самое интимное. Моя душа. — Вегард приложил её ладонь к своей груди, чтобы Каз почувствовала уже выровнявшийся стук сердца. — То, что не принадлежит этому миру, что нельзя показывать чужим, подставлять под удар. Инсьель, — повторил он с нежностью, и теперь это прозвучало, как обращение.

Несколько дней назад Вегард с неохотой, но перевёл ей слово ральсне, которое упоминал раньше. Казимире оно понравилось. Не то ругательство, не то нежность. Не то похвалил, не то проклял.

— В гастинском говорят рухур. — Каз приложила его ладонь к своему животу. Мозоли царапнули нежную кожу. — Моя печень.

— Печень? — Вег посмеялся. — Почему печень?

— По легенде бог Алга создал свою жену, Алаян из собственной печени. Поэтому рухур — часть меня, моя печень. Этим словом не разбрасываются. Рухур может быть… только один в жизни. Вир [1]— рухур.

Он нежно улыбнулся, вряд ли понимая, чего стоило Казимире это признание, подложил руку ей под голову и привлёк к себе.

Это утро никогда не должно было заканчиваться. Никогда.

* * *

Из палатки Вегарда они вышли вместе и столкнулись с курящим у входа в шатёр Арианом. Вот, вот именно такого Казимира и хотела избежать.

— Доброе утро, — буркнула Каз, огибая его и направляясь к себе.

— Доброе, — бесцветно отозвался Ариан. Окурок пролетел мимо руки Казимиры и потонул в грязи.

Легион уже был готов сниматься с места, палатки разобрали, пожитки погрузили на лошадей и телеги. Разведка и часть кавалерии к этому времени уже выдвинулись к гарнизону, где Хотэру с ночи оставил десятерых своих людей. На всякий случай.

Когда свита снова собралась в одном месте, грузясь на собственных коней, Ариан вслух удивился, что у Рейтаров нет машин. Даже Габия и её капитаны выехали верхом.

— Хотэру сказал, они арендуют тачки только по необходимости, в городах, например, — ответила Казимира. Она не отвлекалась от своих пожитков, подтягивала подпругу, гладила лошадь по щеке. Ночью Каз выезжала на той кобылке, что ей выдали, а этой дала отдохнуть после забега через лес и болота.

Ясмина остановилась по правую руку от Казимиры, помялась, но всё же попросила помочь ей приладить сумки. В нескольких футах от них Дакин вскочил в седло и пустил своего коня в галоп. Пожалуй, это было самое яркое проявление его эмоций, что видела Каз. Она покосилась на Ясмину, но свой вопрос задать не успела. Откуда-то появился Ариан, пристегнул сумку, перекинул поводья к луке седла и подал Ясмине руку, чтобы помочь забраться.

Это не моё дело.

Утренний ветер разносил запахи чьих-то завтраков, костров, жжёной травы и свежести луга, пробившейся сквозь все нечистоты. Впереди снова путь.

* * *

Двигались вдоль границы Каллгиры, обходили стороной поселения, хотя такую внушительную армию всё равно бы кто-то да заметил. Просторные поля остались позади, на горизонте темнела непроходимая чаща. То тут, то там снова натыкались на болота, две повозки с провизией и боеприпасами потонули вместе с запряжёнными лошадьми. Познания разведки в местности не помогли.

В Каллгире граница тянулась вдоль горного кряжа, и временами путники поглядывали на скалы, радуясь, что под ногами мягкая земля и какая-никакая тропинка.

Все слова и действия Ариана теперь сконцентрировались на скорой победе. Очередная бахвалистая речь начиналась с «Когда избавлюсь от восставших…» или «Сяду на трон и…». Стоило кому-то напомнить ему, что это вопрос не пары дней, и аппетиты стоит поумерить, настроение Ана мгновенно портилось. А испорченное настроение Ариана — это испорченное настроение всех остальных. В такие моменты свита старалась отвлекать огонь на себя, чтобы светлость не ляпнул что-нибудь капитанам или Габие. Один раз он едва не вывел её из себя, раз десять переспрашивая одно и то же, предлагая одни и те же