Белые искры снега. Анна Джейн - Анна Джейн

Мачеха смотрела на меня добрые полминуты – прямо мне в лицо, я чувствовала ее прожигающий взгляд. Ей в лицо я смотреть не желала, но и опускать глаза вниз не хотелось, а потому я глядела на шикарный меховой воротник.

- Ну что ж, здравствуй, Настя, - сказала, наконец, после длительной паузы Рита. Я все же подняла взгляд и на несколько секунд наши взгляды скрестились. Кажется, Рите это не понравилось – ноздри ее породистого, с небольшой горбинкой носа широко раздувались, видимо, от не самых добрых чувств по отношению ко мне. Впрочем, я и не просила ее ехать следом за мной. Мне показалось, что в глазах мачехи блеснули угрожающие молнии, я моргнула от неожиданности, а после стала рассматривать багажник ее важной стремительной машины.

- Здравствуйте, - поздоровалась все-таки я, поняв, что новая пауза возникла, потому что мачеха терпеливо ждала, пока я отвечу ей что-либо. Ветер и снег я по-прежнему не замечала.

«Назови ее мамой, посмотрим, как ее корячит», - ехидно предложил плохой голос.

«Будь стойкой и выдержанной», - заметил голос добрый.

- Не ожидала увидеть тебя здесь и сегодня, - сказала Рита вполне еще спокойным голосом, хотя мне казалось, что ее разрывает от внутреннего напряжения. – Надеюсь, ты не скучала. Как-никак, мы столько лет не виделись.

- Не скучала, а вы? – такого дерзкого ответа я сама от себя не ожидала.

Мачеха криво усмехнулась, пытаясь скрыть свое удивление – раньше послушная Настенька не позволяла себе такого, раньше она стояла, сцепив зубы и склонив голову к земле, и покорно все выслушивая.

- Пытаешься острить? Поверь, твои шуточки на меня не подействуют. Наверное, ты хочешь знать, что мне, твоей ужасной злой мачехе нужно от тебя, бедной принцессы, Золушки, так?

Я молчала. Рита улыбнулась. Зловеще. Она была злая, безумно зла, и ее ярость казалась мне абсолютно справедливой, как будто бы я, действительно, чем-то провинилась перед ней.

- А ты молодец, - сказала мачеха. – Машина Ирины?

- Да.

- Научилась шантажировать? – почти с одобрением произнесла она. – Откуда узнала?

- Что узнала? – мой мозг так и не понимал, что от меня хотят – слишком велико было изумление. Терпеть не могу непредвиденные ситуации, частенько теряюсь в них.

- Про водителя, - сообщила Рита.

- Она сама мне сказала, - осторожно отвечала я, не понимая, к чему клонит Реутова. Однако она, кажется, сделала для себя какие-то одной ей известные выводы и вновь стала изучать меня темными внимательными недобрыми глазами.

- Что вы хотите? – хрипло спросила я, не в силах выдержать гнетущее молчание.

- Я скажу, что хочу. Я не хочу видеть тебя более никогда, негде и не при каких обстоятельствах. Более того, я не хочу видеть тебя около членов моей семьи. Слушай внимательно. Слушай и запоминай, Анастасия. Слушай и вдолби мои слова в свою маленькую коварную и глупую голову. Ты. Не смей. Приближаться. К нашей семье. – Громко говорила Рита. – Ты ушла из нее. Ты – чужая.

Она подошла ко мне совсем близко.

- Если попытаешься предъявить свои права, будь то имущество, деньги или отец, я тебя уничтожу, - вдруг неожиданно тихо и ласково произнесла она. – Тебе не мной не тягаться.

- Мне от вас ничего не нужно, - отозвалась я, с удивлением и гневом чувствуя в голосе дрожь. – Понятно? – почти крикнула я.

Мачеха поморщилась и, явно преодолевая отвращение, поправила мне капюшон, заставив напрячься каждую мышцу в теле.

- Ты меня не обманешь. Я бы хотела сказать, что ты – такая же, как твоя мать. Но это будет выглядеть, как в дешевой драме, - презрительно проговорила Рита.

Кружащийся снег, холод, разрезающий, как скальпелем, темноту свет фар, звуки, все это на мгновение исчезло, стерлось из головы, оставив место только одному образу – образу мачехи. Мачехи, которой опять от меня что-то понадобилось. Мачехи, которая угрожала мне. Мачехи, которая говорила мне непростительно обидные и странные вещи.

- Я не понимаю вас, - почти проговорила сквозь плотно сжатые зубы я.

- Я повторю еще раз. Более доходчиво. Выработаю рефлекс, как у собаки Павлова. Ты. – И она ударила меня по лицу ладонью, обтянутой тонкой черной кожей перчатки. Звонко, хлестко, со вкусом. Я оцепенела. – Не смей. – Пощечина по второй щеке показалась на морозе огненной. – Приближаться. - Рита третий раз занесла руку для следующей пощечины, которой вознамерилась наградить меня, решив каждое свое слово иллюстрировать болью, но больше ей ничего мне сделать не удалось – мой юный спутник перехватил руку мачехи.

- Вы что делаете? – возмутился Ярослав.

- Отпусти, - приказала Рита, но к моему удивлению, тон мачехи не подействовал на парня. – Отпусти!

- Отпущу, если отпустило вас, - хладнокровно заявил он. О, нет, что он опять делает?

- Ты не понимаешь, что делаешь, - прошипела Рита, явно борясь с тем, чтобы не ударить и его. – Отпусти меня, глупый мальчик, иначе пожалеешь.

И Яр нехотя повиновался.

Я смотрела на них, как статуя на живых – отстранено, не мигая. Я могла вытерпеть страх, я перенесла бы боль – и физическую, духовную, но прощать унижение?

- Убирайтесь вон, - велела вдруг я. След от сильных пощечин жег кожу сильнее мороза. Я так убегала от прошлого и от воспоминаний, что стала совсем трусихой, но теперь во мне что-то надломилось, нет, порвалось, высвободив Настю, которую я усердно прятала.

«Не давай себя в обиду, хозяйка, - пропели далекие травы где-то на границе между сознанием и подсознанием. – Не дашь ты, не дадим и мы. Мы – как ты».

- Что ты мне сказала?

- Убирайтесь. И никогда больше не появляйтесь в моей жизни, - проговорила я не своим голосом, глядя на мачеху глазами, в которых, как я точно сейчас знала, не было страха. Только ярость – да как она посмела?!

- Это ты мне? – удивленно спросила Рита и неестественно засмеялась. – Мне? Ты? Мне? – повторяла она.

- Вам. Если будете мне мешать, пожалеете. Обещаю, - безжизненно и сухо сказала я. Наверное, лицо мое кажется каменной маской, но за ней пылает огонь и кипит лава.

- Отродье, - фыркнула Рита и вдруг добавила. – Думаешь, будешь копировать своего дядюшку, тебя будут бояться? Нет, детка.

- Если вы сейчас не уедете, - сообщила я учтиво и холодно, - мне придется записать вас в свою черную записную книжку.

Рита вскинула брови.

- А ты не обнаглела ли, а? – вдруг почти человеческим голосом поинтересовалась она. – Предупреждаю – сунешься в нашу семью, я тебя изведу. Ты меня знаешь.

- Знаю, поэтому давно послала вас к черт. И только поэтому прощаю вам вашу сегодняшнюю шалость. – Я не знаю, почему я говорила эти слова, касаясь кончиками замерзших пальцев щеку. – В следующий раз вы пожалеете, что поступили столь… необдуманно.

Секунд десять мачеха не могла произнести ни слова. И только потом, еще раз кинув на меня гневный взгляд – а теперь я смотрела ей только в глаза – отчеканила:

- Ты не нужна своему отцу. Не надейся на его деньги и милость.

И она, круто развернувшись, пошла к своему автомобилю.

Обе машины уехали, и как только они скрылись из виду, я вдруг резко села на корточки. Гнев, наполняющий меня во время беседы с мачехой, испарился – я сдулась, как воздушный шарик, и чувствовала себя теперь опустошенной. Щеки жгло, пальцы замерзли, в волосах запутался снег, он же лез в глаза и рот, как приставучий тополиный пух. Холодный безжалостный небесный пух.

Темнота, холод и очередное унижение, имя которому не боль, а беспомощность. А ведь рядом со мной еще и ученик, тот, кого я должна защищать, но по моей вине и из-за моей беспомощности он остался со мной на зимней пустой трассе.

- Ты чего? – вдруг присел рядом со мной Ярослав. Обычных его ехидства, наглости и бесцеремонности в голосе и поведении сейчас не было. Он заглянул мне в лицо, явно боясь, что я плачу. А я не плакала – я же сильная! - а сидела и смотрела на снег. На какую-то секунду мне показалось, что все вокруг подернулось рябью. Но, наверное, это была игра воображения. Зато вдруг кончилась метель, и стало тихо-тихо.

- Ничего.

- Все в порядке? Тетка – ненормальная какая-то. Кто она тебе? Родственница?

- Мачеха.

Если это и удивило парня, виду он не подал.

- Ей бы в «Золушке» играть или в «Спящей красавице». Имела б успех, - хмыкнул он. – Да ладно, она просто не в ладах с домиком, - постучал она себя по виску двумя пальцами, показывая жестом, какой именно домик он имеет в виду.

- У тебя ведь есть семья? – спросила вдруг я глухо.

- Есть, - неуверенно отвечал парень.

- Хорошая?

- Хорошая, - еще более неуверенно отозвался он.

- Большая?

- Ну так…

- Это здорово. Береги ее, - зачем-то сказала я. – Это, правда, здорово.

Хорошо, что ночь была лунная, а все пространство вокруг – завалено снегом, потому этот поздний вечер казался светлым. Белый цвет отражает свет.

- Луч падающий, луч отраженный и перпендикуляр, восстановленный в точке падения отражающей поверхности, лежат в одной плоскости, - зачем-то сказала я, вспомнив уроки физики.