Золотой век - Дмитрий Дмитриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы преувеличиваете, государь, — с чарующей улыбкой заметила Екатерина своему венценосному гостю.
— Нисколько, нисколько, ваше величество. Я могу сослаться на вас, господа… Надеюсь, вы тоже такого мнения о Крыме и о его славном завоевателе? — обратился император к иностранным послам, сопровождавшим в путешествии русскую государыню.
Разумеется, все поспешили высказать свое согласие с австрийским императором, и, на самом деле, иностранцы немало удивлялись севастопольскому порту.
Их особенно занимало то, что из Севастополя в 48 часов можно проникнуть в столицу Турции.
Потемкин был наверху величия и славы, но, несмотря на это, он не изменил своей мрачности и задумчивости.
Императрица как-то спросила его о причине задумчивости.
— Простите, государыня, я очень устал и чувствую себя нездоровым.
— Не мудрено, князь, и захворать… Вы столько трудитесь; у вас так много дела… Вам необходим продолжительный отдых, — участливо проговорила государыня.
— Прошу, ваше величество, дозволить мне сегодня отдохнуть, — усталым голосом сказал Потемкин.
— Пожалуйста, князь… Мы до завтра освобождаем вас от обязанностей хозяина… Отдохните, голубчик… вы будете отдыхать, а мы веселиться… только жаль, что без хозяина, — со своей обычной улыбкой проговорила императрица, протягивая Потемкину руку, которую тот с чувством поцеловал. Но не об отдыхе думал «великолепный князь Тавриды», он в сопровождении конвоя поскакал к дому красавицы Ольги; путь ему был неблизкий.
Только к рассвету прибыл Потемкин к домику Серебряковых.
Он остановился во временном дворце, который был построен невдалеке от дома Серебряковых.
Дворец этот приготовлен был для государыни, если бы она пожелала посетить Ялту.
Отдохнув с дороги, князь Григорий Александрович, отправился к домику Ольги.
Погода стояла чудная; огневое солнце почти не сходило с голубого небосклона. Было утро.
Красавица Ольга давно уже была на ногах и хлопотала по хозяйству.
Ей сказали, что князь Потемкин приехал и находится во дворце.
Ольга нарядилась в лучший свой восточный наряд, который к ней так шел и придавал ей еще более красоты и грации. Серебряков был дома; за последнее время, несмотря на благодатный климат, он стал сильно прихварывать.
Когда Потемкин пришел в домик Серебряковых, Ольга была в саду.
Князь прошел прямо в сад.
При взгляде на гостя Ольга притворилась удивленной и вскрикнула:
— Князь!
— Да, я… Не ждали? — целуя руку прелестной хозяйки, ответил Потемкин.
— И то не ждала; когда ваша светлость прибыли?
— Два-три часа, не больше.
— Стало быть, князь, вы ехали ночью?
— Да, я так спешил вас видеть. Ведь мы давно не видались… Я так скучал, Ольга Даниловна, не видя вас.
— Неужели скучали, князь?
— О, да… Вы не верите?
— Не смею не верить, ваша светлость.
— Да, да, верьте мне, верьте.
— А скажите, князь, императрица будет здесь, в нашей местности?
— Да, да, и скоро… Во дворце будет бал, и вы, прелестная Ольга, будете приглашены на этот бал и ваш муж тоже, хоть я его и не знаю. Кстати — где ваш муж?
— Его нет дома, князь!
— А где же он?
— Он очень любит гулять по морскому берегу и уходит очень далеко.
— Он может скоро вернуться?
— Разве мой муж может быть помехой вашей светлости? — кокетливо и наивно спросила красавица у влюбленного Потемкина.
— Разумеется!.. Ольга, вы наивны, как дитя. Я, знаете ли, чего бы желал?
— Чего, князь?
— Чтобы ваш муж никогда, никогда к вам не возвращался.
— Вот вы чего хотите!
— А разве вы не желали бы этого? Вы сами же мне сказали, что не любите своего мужа?
— Оставимте, ваша светлость, про это говорить.
— Говорить про вашего мужа вы не хотите!
— Пойдемте, князь, в дом.
— Зачем, здесь, в саду, так хорошо…
— Как вам угодно.
— А, впрочем, пойдемте, прелестная Ольга… Здесь, в саду, нам могут помешать. А мне с вами надо много, много говорить.
— О чем, князь?
— Вы это сейчас узнаете…
Потемкин, так часто увлекавшийся женщинами, и на этот раз сильно увлекся красавицей Ольгой.
Князь решил объясниться с нею и во что бы то ни стало добиться ее любви.
Потемкин твердо рассчитывал на взаимность, потому Ольга кокетничала с ним, как говорится, напропалую и сумела так увлечь «великолепного князя Тавриды», что ему без красавицы Ольги и жизнь была не в жизнь.
Потемкин, не видя ее, стал было забывать, а теперь, при взгляде на пышную красоту молодой женщины, все в мире готов был забыть для нее.
— Ольга, прелестная Ольга, пожалейте меня, пожалейте, — едва владея собою, чтобы не броситься к ногам красавицы, не спуская с нее своего страстного взгляда, дрожащим голосом проговорил Потемкин.
— А вы, князь, разве несчастны? — с хитрой улыбкой спросила жена Серебрякова.
— О да, я очень, очень несчастен.
— Чем же, ваша светлость?
— И вы еще спрашиваете!..
— Я… я, князь, вас не понимаю.
— Да разве вы, прелестная Ольга, не видите? Я… я умираю от любви…
— Бедненький, бедненький, князенька, даже умираете от любви.
Ольга звонко и весело засмеялась.
— Вам смешно, смешно?..
— Кажется, князь, и вы ведь не плачете?
— О, если бы мне заплакать, то слезы мои обратились бы в капли крови…
— Какие вы страсти говорите, ваша светлость.
— Ольга, бесчеловечно надо мною глумиться…
— Что вы, князь, смею ли я!..
— Вы смеетесь надо мной, над моей любовью.
— И не думаю… вы даже мне не сказали, кого вы любите?
— А разве вы не догадываетесь?
— Нет, ваша светлость, я очень, очень недогадлива… простите.
— Охотно прощаю, моя прелесть, моя чародейка… знайте, я вас люблю… влюблен в вас без ума.
— В меня влюблены… да еще без ума…
Ольга опять громко засмеялась.
— Вы, вы смеетесь, смеетесь, Ольга Даниловна, над моей пламенной любовью? Повторяю, сей проступок зол и бесчеловечен… он недостоин вас… — почти гневным голосом проговорил князь Григорий Александрович.
— Простите, ваша светлость… сегодня мне очень, очень весело… Я… я счастлива, и знаете ли чем?
— Я… я не знаю… я ваш смех принимаю на мой счет…
— О, нет, нет… Хотите, князь, знать, чем я счастлива?
— Прошу, умоляю сказать…
Потемкин размяк еще более.
— Я счастлива тем, что вы, князь, меня любите — вспыхнув, как маков цвет, тихо, опустив свою красивую головку, проговорила молодая женщина. Она так искусно притворилась, так искренно говорила, что ей трудно было не поверить.
— Что… что вы сказали! — воскликнул счастливым голосом Потемкин.
— Разве вы не слыхали?
— Слышал, слышал… Прошу, умоляю повторить, умоляю, прелестная Ольга…
— Я счастлива вашей любовью, князь.
— Как, Ольга, вы… ты… меня любишь… ты счастлива моей любовью… О, Боже, какое безмерное, нескончаемое счастье!.. Какое блаженство!.. Милая, бесценная Ольга… видите, я у ваших ног… Я… я, могущественный вельможа, во прахе перед вами, перед вашей чудной, дивной красотой, — и, говоря страстным голосом эти слова, Потемкин грузно опустился на колена.
В пылу своего страстного объяснения он не заметил и не слыхал, как скрипнула дверь, приотворилась немного; эта дверь вела в другую комнату, в которой находился Сергей Серебряков; ему слышен был весь разговор, происходивший между его женою и князем Потемкиным.
Хитрая красавица Ольга нарочно ввела влюбленного Потемкина в комнату, находившуюся рядом с кабинетом мужа.
В отверстие двери показался бледный, встревоженный Серебряков.
Ольга незаметно дала ему знак, чтобы он спрятался.
Дверь тихо затворилась.
— Встаньте, князь, встаньте, — почти повелительно проговорила молодая женщина увлеченному Григорию Александровичу, который все еще стоял перед ней на коленях.
— Так вы меня любите?.. О, милая Ольга, каким неземным счастьем вы подарили меня… Я брошу все, все и пойду за вами туда, куда вы меня поведете!..
— Нет, князь, не вы, а я за вами пойду…
— Ведь это можно с ума сойти!.. Столько счастья… столько счастья! — Потемкин задыхался от волнения.
А красавица Ольга мстила Потемкину и в душе смеялась над увлечением этого всесильного вельможи, которого она сумела заставить пресмыкаться у ее ног и вымаливать ее любви; но этою местью она еще не удовольствовалась; она хотела, чтобы и другие видели унижение Потемкина.
— Ну, князь, довольно!.. Вам надо спешить навстречу к государыне… На балу во дворце мы увидимся, только не забудьте прислать приглашение мужу; одна на бал я не поеду, — сказала Ольга Потемкину, который страстно целовал у ней руки.
Как не хотелось Григорию Александровичу уезжать из домика Серебряковых, а все же надо было ехать.