Аргонавты 98-го года. Скиталец - Роберт Сервис

— Это Мара, — произнес Хилькрест, — чистокровная таитянка, дочь моего дворецкого. Она сочтет за честь быть вашей горничной, пока вы будете здесь. Я думаю, что она предоставит вам все, что понадобится. А нас простите теперь, мы пойдем переодеться.

— Что касается вас, сэр, — обратился он к Джеку, — нам предстоит более трудная задача. Вы такой рослый мужчина, что похожи на гладиатора. Моя одежда не подойдет вам. Но, может быть, у Дэвина что-нибудь найдется — он самый крупный из нас.

— Ладно, — отозвался Дэвин. — Мы это как-нибудь устроим. Знаете ли, миссис Арден, я так рад нашей встрече. Мы потолкуем с вами о живописи.

— Ничего подобного, ты не станешь этого делать, — вмешался Аубрей. — Не думай, что ты можешь монополизировать нашу гостью, если ты мажешь лубочные картинки и рисуешь кокосовые орехи на банановых пальмах.

— Я вижу, что миссис Арден станет яблоком раздора среди нас, — со смехом заметил Хилькрест.

— Вы слишком внимательны ко мне, — произнесла Фелиция, глядя на их приветливые лица.

Она обрадовалась, что после долгих мытарств попала в среду светских людей, которые были по воспитанию, манерам и духу так близки ей.

Мара, улыбаясь, указала ей комнату.

— Не лишаю ли я вас вашей комнаты, майор Хилькрест?

— Ничуть. Эта комната для гостей.

Она уже собиралась с Марой войти в предоставленную ей комнату, как вдруг к ней подошел Мун.

— Я хочу отправится в Папити, — смущенно сказал он.

— Почему?

— Потому что… я себя чувствую неловко в чуждом мне обществе.

— Ерунда. Вы должны остаться. Я хочу этого. Помните, что вы теперь у меня на службе. Вы должны исполнять мои приказания.

Он растерянно взглянул на нее.

— Слушаю, — смиренно ответил он. — Если вы приказываете, я останусь.

Глава IV. Одиночество Джека

За обедом Фелиция была в оживленном настроении. Мара достала ей скромное белое полотняное платье, которое прекрасно облегало ее изящную фигуру. С привычной небрежностью она причесала свои златокудрые волосы и украсила их венком из пестрых цветов. Ни ботинок, ни чулок у нее не было, а потому она завернула ноги в голубую материю для набедренной повязки, чтобы защитить их от москитов.

Стол был приготовлен на балконе над лагуной. Гирлянды дикого винограда обвивали решетки балкона. С моря дул теплый, ласкающий ветерок. Блюда были изысканно вкусны. Все увлеклись разговором на разнообразные темы о живописи, литературе, экзотической природе тропиков и беззаботной жизни людей, не знающих ни печали, ни неудач, ни материальных лишений.

Только один Мун не присоединился к общему оживлению и не принимал участия в светской беседе. Фелиция постоянно поглядывала на него и невольно сравнивала его строгое, сосредоточенное выражение лица с веселой развязностью остальных. Она пожалела его и поняла, что он на самом деле был в чуждой ему среде.

Хилькрест вдруг заговорил об огромных каменных статуях на Истер-Айленде, которые стояли спиной к морю на скалистых утесах.

— Их происхождение покрыто таинственной неизвестностью. Высеченные из гранита, они весят чуть ли не по тридцать тонн каждая, причем их насчитывают сотни.

— Когда я был там, их было свыше шестисот, — заметил Мун.

Все удивленно посмотрели на него.

— Черт возьми! — воскликнул Хилькрест. — Я знаю это только по книгам и говорю об этом, а между тем вы их видели. Каким образом вы попали на Истер-Айленд.

— Во время кораблекрушения.

— Расскажите нам об этом, — сказал Аубрей.

— Не о чем рассказывать. Наше судно было нагружено лесом и направлялось из Портланда в Атофагаста. Во время разыгравшегося шторма в судне образовалась огромная пробоина, и мы должны были бросить его и пересесть в шлюпку, в которой пустились по бурному океану. Так проплыли мы свыше семисот миль и на десятый день увидели остров. Мы все были измучены, испытывали неимоверную жажду и голод, но прошло еще два дня, пока мы смогли высадиться на сушу.

— Это было ваше единственное кораблекрушение? — спросила Фелиция.

— Нет, было еще два. Я думаю, что я просто неудачник. Во время каждого плавания со мной что-нибудь случалось.

— Расскажите, пожалуйста, о других кораблекрушениях, — хором попросили собеседники.

— В другой раз наше судно разбилось у скал Патагонии. Нам пришлось босиком пройти сто миль, чтобы добраться до Галлегоса. Все время мы питались сырыми черепахами. Я никогда не забуду этого плавания.

— А в третий раз?

— У берегов Айланда, — лаконично ответил Мун.

Он, казалось, почувствовал себя неловко, став центром всеобщего внимания. Он нервно теребил сигару и сразу умолк. Было вполне ясно, что он не имел охоты говорить о своих приключениях.

— Интересный человек, — сказал Аубрей Фелиции. — Он один видел больше, чем мы все, вместе взятые. Но он нем, как рыба.

— Скажите, миссис Арден, — заговорил Хилькрест, — видели ли вы когда-нибудь танец гула-гула? Мара великолепно танцует. Ты протанцуешь гула-гула, Мара?

Девушка убирала посуду со стола. Она застенчиво опустила голову и вся зарделась.

— Ну, потанцуй, — настаивал Хилькрест. — Я куплю тебе серебряный крестик, когда поеду в город.

Наконец Мару убедили. Она вышла на несколько минут и вернулась с гитарой. Волосы у нее теперь были распущены и широкой волной ниспадали на хрупкие плечи. Хилькрест завел граммофон и поставил надлежащую пластинку.

Мара танцевала восхитительно. Гула-гула считается похотливым танцем, но она танцевала так пластично и гак скромно, что зрители были очарованы и не могли равнодушно глядеть на ее нежную изящную фигуру. Все стали бить в ладоши, и, когда она по окончании танца низко присела, разразились дружными рукоплесканиями.

Фелиция больше всех пришла в восторг от этого зрелища и втайне решила, что Мара должна научить ее танцевать. Затем Хилькрест предложил сыграть в бридж. Мун сказал, что не умеет играть и, извинившись, ушел, а остальные уселись за игру.

Мун спустился к берегу. Там он увидел длинную пристань, которая кончалась с одной стороны небольшой площадкой. Сюда он и направился. Стоя у перил, он отшвырнул от себя сигару и закурил трубку. Это было ему больше по душе. Он не принадлежал к аристократии, как Фелиция. Он чувствовал себя нехорошо в той компании на веранде. Бридж, искусство, светские сплетни! Какая пропасть была между ними! Она была леди, богата, образованна, красива. Он был грубый бедняк, осмелившийся плыть против течения жизни. Ему захотелось уйти отсюда.

К нему приблизилась какая-то тень. Это был Пепе, младший брат Мары. Он стоял на краю пропасти неподвижно, как бронзовая статуя. В руке у него была тонкая пика с четырьмя зубцами. Его взор устремился на темную воду. Не говоря ни слова, он следил и ждал.