Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков

Кстати, Сталин, который явно скептически смотрел на перспективы мировой революции, в 1922 году предлагал иную модель СССР — такую, какая сейчас существует в Российской Федерации. Но романтики его не послушали…

Глава 27

«Нам никогда не вернуться с войны»

Гражданская война медленно затухала, подобно пожару. На территории советских республик к концу 1922 года она в общем и целом прекратилась. Однако для многих из тех, кто оказался в эмиграции, война продолжалась. Они так и не смогли остановиться…

Армия без страны

Молись, кунак, в стране чужой.

Молись, кунак, за край родной.

Молись за тех, кто сердцу мил,

Чтобы Господь их сохранил.

Пускай теперь мы лишены

Родной семьи, родной страны.

Но верим мы — настанет час,

И солнца луч блеснёт для нас.

Молись, кунак, чтобы Господь

Послал нам сыч, чтоб побороть,

Чтобы могли мы встретить вновь

В краю родном мир и любовь.

Эта песня стала своеобразным «гимном» галлиополийцев. Впоследствии они называли друг друга «кунаками». Но все по порядку.

…С 18 ноября 1920 года в течение пяти дней в Константинополь прибыло из Крыма 150 тысяч эмигрантов, из них примерно 70 тысяч офицеров и солдат врангелевской армии. Шли они в очень невеселых условиях. И, как это принято было у белых, — в очень разных.

«На некоторых судах, рассчитанных на 600 чел., находилось до трех тыс. пассажиров: каюты, трюмы, командирские мостики, спасательные лодки были битком набиты народом. Шесть дней многие должны были провести стоя, едва имея возможность присесть».

«Руль» (Берлин), 1920, 5 декабря.

«Между тем на одних пароходах была грязь, давка и голод, и лишний багаж сбрасывали в море. На других же была и вода, и провиант, и разрешали брать с собой все, что угодно. Позже, в Константинополе, я видел при погрузке беженского багажа качающиеся на лебедке гарнитуры мебели, клетки с курами, дуговые электрические фонари. Это все везли запасливые люди в виде валюты. Но эта "валюта" занимала на иных пароходах так много места, что многие из желающих попасть на пароход не попадали на него. Если верны сведения константинопольской газеты "Presse du soir" о терроре в Крыму, то гибель тех, кто не мог уехать, целиком на совести этих не в меру заботливых о себе господ».

(Я. С. Бобровский)

За помощь Врангель передал союзникам все корабли, среди которых 2 линкора, 2 крейсера, 10 миноносцев, 4 подводные лодки, 12 других судов.

…В Константинополе пути военных и штатских расходились. Штатские, хотя и с большими трудностями, имели возможность попасть на пароходы, которые отправлялись в Европу. Что же касается военных, то они были размещены в лагерях — на Галлиополийском полуострове, на острове Лемнос и в районе Чаталджи, в 50 километрах к западу от Константинополя. Однако самым крупным и известным был именно Галлиополийский лагерь, название которого стало нарицательным.

Этот полуостров, расположенный между Эгейским морем и проливом Дарданеллы, в двухстах километрах от Константинополя, был в то время широко известен. С февраля по август 1915 года здесь разворачивалась так называемая Дарданелльская операция. По инициативе морского министра Великобритании Уинстона Черчилля (того самого) союзники пытались высадиться на полуострове с целью прорваться на Константинополь. (От русских там отметился крейсер «Аскольд».) Операция проводилась исключительно бездарно и закончилась полным провалом. В 1920 году на этой обильно политой кровью земле оказались бойцы Русской Армии.

Главную задачу Врангель видел именно в сохранении армии. А для чего? Барон заявлял направо и налево, что до 1 мая 1921 года он собирается снова высадиться на Черноморском побережье России.

Дело, конечно, хорошее, да вот возникает вопрос: а каким образом Врангель планировал это сделать? Судов у него больше не было — ни боевых, ни транспортных. Не имелось у Русской Армии и тяжелого вооружения. Следовательно, вернуться белогвардейцы могли лишь в случае прямой агрессии западных стран — то есть занять такое же место, какое занимал Петлюра при поляках. Даже хуже — все-таки Петлюра находился на своей земле, а не на турецкой.

Впрочем, Врангель не ждал у моря погоды. Для начала он сформировал «Русский Совет», который объявлялся преемственным «носителем законной власти». Затем попытался действовать.

«Врангель и казачьи атаманы посылали своих эмиссаров в районы Дона, Кубани и Терека. Они должны были распространять среди населения слух о том, что вскоре "отдохнувшая на Балканах армия Врангеля" высадится на Черноморском побережье, и нужно готовиться поддержать ее борьбу с большевиками. Правда, как отмечалось в справке, составленной константинопольским отделением "Центра действия", большинство из посланных не оправдали доверия. А некоторые просто пропили деньги в Константинополе и никуда не уехали. Но самое главное, вернувшиеся сообщили: имена Врангеля и членов казачьих правительств настолько непопулярны, что рассчитывать на активное выступление населения не приходится.

В разное время достоянием гласности становились сообщения о попытках организации вооруженных белых десантов. В. В. Шульгин рассказывал, как он побывал с таким десантом в Крыму. Только пятерым его участникам удалось на шхуне уйти обратно. Позже кончилась провалом попытка генерала Покровского высадить десант на Кубани. Через десять с лишним лет газета "Возрождение" опубликовала воспоминания еще об одном неудавшемся десанте летом 1921 г. С согласия и при поддержке Врангеля на пароходе "Отважный" под иностранным флагом отправилась тогда к крымским берегам группа белых офицеров. Пароход попал в шторм и после многодневного плавания по Черному морю вернулся в Константинополь».

(Л. Шкаренков)

Заметим, что при этом в «галлиополийский период» Врангель всячески уклонялся от контактов с различными политическими деятелями, которые шли к нему рядами и колоннами. В ноябре 1920 года он ответил отказом известным российским политикам В. Л. Бурцеву, А. В. Карташеву, А. С. Хрипунову, которые активно лезли в друзья:

«Я с армией воевал, я ее вывез, я с нею буду делить радость и горе — о ней буду заботиться и никому не позволю притронуться даже пальцем».

Объяснять это можно как кому хочется: и нежеланием барона лезть в эмигрантскую политическую помойку, и стремлением сохранить единоличный контроль над реальной антибольшевистской силой… Но факт есть факт.

В лагерях было нездорово. Вставал главный вопрос: что делать? Не в глобальном смысле, а в повседневном. Старая офицерская мудрость гласит: «Солдат, который ничем не занят — потенциальный преступник». Так оно и есть. Если начальство не напрягает рядовых что-то делать, бойцы сами найдут себе занятия — как правило, весьма сомнительного свойства. А если учесть, что в Галлиополи и в других лагерях сидели ребята, прошедшие войну, никого и ничего не боявшиеся…

Врангель попытался проводить учения. Как ехидно отмечал Слащев, которого уже выперли в отставку «без права ношения мундира», «проводили артиллерийские учения без пушек и кавалерийские без лошадей». Всерьез бывалым бойцам воспринимать это было трудно.

Одновременно командование поощряло создание своего рода «исторических обществ», которые писали историю своих полков. Это, с одной стороны, отвлекало офицеров от тяжелых мыслей, с другой — поддерживало боевой дух воспоминаниями о прошлых победах.

Однако вспоминались не только победы. Начались стычки между полками — тем более что пили, конечно, много, несмотря на довольно жесткий контроль. Но, как известно, русский человек найдет выпивку и в Сахаре. Особенно сильно враждовали корниловцы и дроздовцы — они всегда друг друга недолюбливали, но серьезная неприязнь началась после Заднепровской операции — когда в начале августа 1920 года белые двинулись в обход Каховского плацдарма. В ходе боев корниловцы под напором красных стали отступать и не сумели прийти на помощь дроздовцам. Те понесли большие потери и тоже вынуждены были отступить. Вот теперь и вспоминали: «Что ж вы, сволочи…»

Были у белогвардейцев и более интересные развлечения. Из приказа по Донскому лагерю от 4 марта 1921 года следует, что казачки шатались по окрестностям группами по 30–40 человек и немножко грабили всех, кто не успел убежать.

Были и еще более любопытные распоряжения. Начальник врангелевского штаба генерал П. Н. Шатилов требовал: «Принять все меры к тому, чтобы не нашлось бы желающих возвратиться в Совдепию…»

Донской атаман генерал А. П. Богаевский объявил: «Решительно запрещаю всем офицерам и казакам, способным носить оружие, записываться для отправки в Советскую Россию».