Эсперанса. Изгнанники в лесу. Жилище в пустыне. - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обкрутившись хвостом вокруг ветки и повиснув головой вниз, самка опоссума сильно раскачалась, надеясь таким образом добраться до гнезда. Она раскрывала рот, выпускала когти, вытягивала передние лапки, но, несмотря на все усилия, не могла схватить гнезда.
Постепенно она распускала кольца хвоста, чтобы уменьшить расстояние между передними лапками и приманкой; но ничего не помогало. Мы ожидали, что она вот-вот сорвется с ветки, в охотничьем пылу позабыв об осторожности. Однако опоссум благоразумно отказался от своей затеи и, вскочив обратно на ветку, со злобным писком спустился вниз.
Злость неудачливого охотника не поддается описанию: самка ворчала, крутила головой, скалила зубы. Вскарабкавшись на вяз, где висели детеныши, она грубо побросала их на землю и сама спрыгнула вниз. В одно мгновение детеныши расположились для путешествия, спрятавшись в сумку и забравшись к матери на спину.
Опоссум важно удалялся под торжествующие крики трупиалов, праздновавших легкую победу.
Пора было нам вмешаться в дело. Мы выступили вперед, отрезав зверьку отступление.
При нашем появлении самка свернулась в клубок, так что нельзя было различить ни головы, ни лап и упала ничком, притворяясь мертвой. Некоторые детеныши последовали примеру матери. Казалось, будто в траве валяется большой клубок шерсти и пять или шесть маленьких.
Хитрость бедной самки не удалась: она недооценила наших умственных способностей. Уколотая острием стрелы, она зашевелилась, вскочила на задние лапки и попробовала кусаться. Но сопротивление было сломлено. В один миг мы обуздали опоссума. Надев на него намордник, мы привязали его к дереву, решив на обратном пути забрать домой все семейство.
39. Мокассиновая змея и пекари
Мы вернулись к дубу, чтобы продолжать сбор мха. Весело обсуждали мы забавную сцену, которую нам довелось подсмотреть. Франк радовался, что благодаря опоссуму нашел гнездо иволги балтиморской. Для его коллекции не хватало именно этих птиц, и он собирался завладеть птенцами, как только они вылупятся из яиц. Но вдруг птицы, совершенно успокоившиеся после поражения опоссума, снова разволновались; на этот раз крики их звучали еще тревожнее.
– Вероятно, появился второй опоссум, – заметил Франк. – Уж не самец ли разыскивает свою семью?
Мы прервали работу, заинтересовавшись новым птичьим бедствием. Виновник тревоги не замедлил обнаружиться: это был крупный экземпляр одной из самых ядовитых змей. Большая плоская голова, выдающиеся клыки, блестящие глаза – все это внушало глубокий ужас и отвращение. Змея высовывала раздвоенный влажный язык, сверкавший на солнце, как пламя. Она направлялась к дереву, на котором висело гнездо.
Мы, притаившись, следили за ее движениями, не подавая признаков существования. У подножия дерева она остановилась.
– Как по-твоему, отец, – шепотом спросил Франк, – эта гадина полезет сейчас на дерево, чтобы разорить гнездо?
– Нет, – ответил я, – мокассиновые змеи на деревья не карабкаются – иначе птицы и белки не имели бы шансов на спасение. Змея преследует только одну цель – еще больше запугать пичужек, если это возможно… Смотри!
Действительно, змея обвилась вокруг дерева и, вытянув шею, высунула язык, словно собираясь лизнуть кору.
Трупиалы, решив, что она сейчас полезет на дерево, спустились на нижние ветки; они хлопали крыльями, перескакивали с сучка на сучок, и в неистовом гомоне их слышался и страх, и гнев.
При их приближении змея широко распахнула омерзительную пасть, готовясь проглотить неосторожных пернатых дикарок. Она не спускала блестящих глаз с беспомощных красавиц, словно гипнотизируя их.
Птицы, вместо того чтобы сидеть, притаившись около своих гнезд, кружили над ее головой, лишь изредка присаживаясь на ветки, но ни на минуту не выпуская из поля зрения своего врага. Постепенно они снижали круги; движения их становились медленнее, крики – глуше.
Наконец одна из них, выбившись из сил и, быть может, завороженная взглядом змеи, как подстреленная, упала на землю рядом с пресмыкающимся.
Что за странность! Змея, вместо того чтобы наброситься на свою жертву, внезапно отползла от дерева, даже не глядя на поверженную птичку.
Трупиалы, оправившись от испуга, вспорхнули на верхние ветки и умолкли.
Мы не могли опомниться от удивления: что за странная развязка охоты?
– Кто еще появится на смену змее? – спросил у меня Франк, заинтересованный нелепым поведением змеи.
Я не успел ответить, потому что разгадка явилась сама собой: из густых, казалось, непроницаемых зарослей колючего кустарника вылезло животное величиной с волка, с серой, с черным отливом шерстью.
Туловище у него было плотное, упитанное и покрытое не шерстью, а грубой жесткой щетиной, на спине доходившей до шести дюймов в длину и слегка спадавшей на одну сторону, как лошадиная грива. Короткие уши, полное отсутствие хвоста; на ногах копыта, а не кости, как у хищников; сильно развитые челюсти. Торчащие наружу белые клыки придавали животному устрашающий вид. Рыло необычайно напоминало свиное. И действительно, это был мексиканский дикий кабан, или пекари, как его называют.
Мы заметили, что по его пятам следуют два поросенка; значит, как и опоссум, то была самка с детенышами. Нам везло сегодня на четвероногих матерей.
Пришельцы остановились под деревом. Трупиалы при виде их снова разволновались и подняли крик. Но кабаниха не обратила ни малейшего внимания на птиц. Она рыла пятачком землю, ища зерен или желудей. Другая пожива ее не интересовала.
Внезапно пекари почуял змею; он поднял голову и принюхался: мерзкий запах мокассиновой змеи привел его в ярость. Он метался из стороны в сторону, ища следов. Сначала он направился
