"Господин мертвец" - Константин Соловьёв

- Людям фон Мердера еще менее сладко, - заметил Карл-Йохан, - По крайней мере, мы не на передовой.

- А жаль. Я бы предпочел видеть противника и чувствовать его присутствие, а не ловить головой их свинцовые пилюли и трястись, как в лихорадке.

- Передовую лягушатники утюжат минометами Ливенса. И, судя по тому, что фон Мердер меняет взвода переднего края каждые два дня, условия там далеки от эдемских. Говорят, полевой госпиталь переполнен, а лазарет смердит, как чумная яма…

- Пробуют на укус, - кивнул Дирк, - Без сомнения, французы вновь готовятся к удару. И теперь прощупывают почву. Наносят раз за разом уколы, пробуя нашу оборону по всей длине, подбирают лазейку, следят за тем, как мы огрызаемся. Еще неделя или две – и они решат, что время пришло.

- Люди фон Мердера в этот раз могут оказать им еще меньшее сопротивление, - вздохнул его заместитель, - Я, конечно, не являюсь частым гостем там, но слухами окопы полнятся… Настроение крайне скверное и наше присутствие его только ухудшает. Одно дело слушать канонаду, другое – ждать вражеского наступления, чуя затылком хладное дыхание мертвецов.

Дирк поморщился, показывая, что оценил шутку.

- Их настроения нас не касаются, Карл-Йохан. У нас есть приказ держаться здесь, и мы будем держаться ровно столько, сколько потребуется. Пусть затыкают носы, если угодно.

- У… кхм… мейстера есть почва для оптимизма?

- В последнее время он выглядит так, словно никакой почвы и вовсе нет, сам похож на висельника.

- Я тоже ощущаю нечто подобное.

- Как и мы все, ефрейтор. Мейстер встревожен.

- Это все французский тоттмейстер?

- Да. Его присутствие становится все более ощутимым. Я иногда перекидываюсь парой слов с Морри, тот говорит, что мейстер в последнее время почти не спит.

- Лучше бы об этом не узнали местные вояки. Иначе подкараулят-таки мейстера с осиновым колом… Они и без того уверены, что тоттмейстеры возжигают в своем логове огни в человеческих черепах и спят только во времена солнечных затмений.

- Отставить шутки, - сказал Дирк, добавив в голос немного строгости, - Жизнь мейстера нас не касается. Мы просто выполняем его приказы.

- Так точно, господин унтер, - Карл-Йохан резко выпрямился, - Надеюсь, если французы пустят своих мертвецов, мейстер успеет предупредить нас.

- Как и я.

Отпустив Карла-Йохана, у которого вечно хватало дел при артобстреле, Дирк решил пройтись до расположения четвертого отделения. Снаряды ложились с перелетом метров в четыреста, видно, даже аэростат артиллерийских наблюдателей был бессилен разглядеть что-то сквозь колышущийся туман, который неожиданно поднялся с самого утра и висел густой кисейной пеленой над траншеями. Особенно густым он был у земли. Двигаясь едва ли не на ощупь, угадывая направление в лабиринте земляных ходов, Дирк подумал о том, что этот туман похож на кровь, выступившую из истерзанной глубокими ранами земли.

Метрах в пятидесяти ухнул шальной тяжелый снаряд, выпущенный, должно быть, из старой разношенной пушки. Сильнейшее сотрясение швырнуло Дирка лицом в стену, он едва успел схватиться рукой за набитую доску. В то же время этот близкий взрыв вдруг шевельнул что-то у него в голове, точно подтолкнув мысль, прежде бывшую слишком слабой, чтоб самостоятельно добраться до разума.

«А вдруг эта земля мертва? – подумал Дирк, и звенья этой мысли заструились между пальцами, как холодное и влажное змеиное тело, - А ведь так и есть… Она давно умерла, расстрелянная пушками, затравленная газами, точно крыса, сожженная и растоптанная тысячами подкованных сапог. А мы этого не заметили. Весь этот мир мертв, и только стараниями какого-нибудь тоттмейстера еще кажется живым. Щерится, показывая старые зубы, гримасничает, посылает проклятья. Мертвеца так тяжело отличить от живого, если нет опыта. Да, теперь понятно… Вот, откуда все это безумие. Фландрия… Аэропланы… Газ… Это мертвый мир, мир-мертвец. Он обречен на боль, на разложение и вонь. Мы все в нем – не более, чем жуки-могильщики. Как отвратительно. Но это правда. Странно, что это никому не приходило в голову…»

Ему пришлось хлопнуть себя открытой ладонью по щеке, чтоб в голове прояснилось. Должно быть, близкий взрыв вызвал легкую контузию и погрузил мозг в минутный транс. Бывает у старых мертвецов, которые не один год топчут землю, вместо того, чтобы лежать в ней. Чем старше мертвец, тем больше с ним проблем.

Залежавшийся товар. Устаревшее имущество Чумного Легиона, еще не дождавшееся списания.

В одном из широких переходов Дирк внезапно обнаружил две массивные фигуры, больше похожие на литые металлические статуи причудливых и хищных форм. Из-за земляной крошки, которой усеяло их с головы до ног, и толстого слоя пыли, могло показаться, что эти фигуры сидят здесь веками – наследие какой-нибудь сгинувшей культуры, обнажившееся после того, как здесь пролегла глубокая траншея. Штальзарги сидели друг напротив друга, хоть их ноги с трудом были приспособлены для такого положения. Между ними Дирк увидел шахматную доску, настолько большую и аляповатую, что только наметанный глаз мог определить границы клеток. Фигуры были под стать – каждая размером со снаряд, грубо вырезанная, неуклюжая. Будь они меньше, стальные клешни молчаливых великанов просто раздавили бы их.

Дирку пришлось приблизиться почти вплотную, чтобы его заметили. Штальзарги погружаются в пучину безразличия быстрее обычных мертвецов. Наверно, для них сейчас сам Дирк казался лишь зыбкой тенью на освещенной закатным солнцем стене мироздания.

- Господин унтер… - прогудел один из них, когда Дирк похлопал того по огромному наплечнику.

- Все в порядке, Кейзерлинг. Продолжайте игру.

Артобстрел ничуть не беспокоил штальзаргов. Наверно, с подобной флегматичностью они могли бы устроиться прямо перед французской батареей. В положении человека, для которого жизни и смерть – две одинаковые стороны потертой монеты, с трудом отличимые одна от другой, тоже, наверно, есть свои достоинства.

Дирк пожалел, что рядом нет Штерна, этого безумного шутника. Почему-то показалось, что у того найдется несколько фраз, подходящих моменту. Но спрашивать у Кейзерлинга, где его подчиненный, Дирк не стал. У унтер-офицера Чумного Легиона достаточно дел, чтоб находить время болтовне. Подумав о делах, Дирк вспомнил и о причине, побудившей его направиться в четвертое отделение.

Мерц.

Дирк совсем забыл о нем за событиями последних дней. И, кажется, допустил еще одну ошибку. Старый мертвец, командир четвертого отделения, перестал показываться ему на глаза еще три дня назад. Это было не в характере Мерца, который, пусть и был едва передвигающим ноги мертвецом, оставался беззаветным служакой, воюющим с самого пятнадцатого года.

Каждый вечер Дирк собирал в своем штабе командиров отделений, чтоб заслушать доклады и раздать инструкции. Сейчас, когда «Висельники» зарылись в землю, ощетинившись пулеметными и винтовочными стволами, ситуация не требовала молниеносных действий, но эффективность всякого большого механизма, как известно, складывается из того, сколь быстро и хорошо его крохотные шестерни передают нагрузку. А кайзерская армия всегда была большим и сложным механизмом.

Уже три дня Мерц не появлялся в командирском блиндаже. Как правило, вместо него прибывал кто-то из «стариков» отделения – Франц Зиверс по прозвищу «Шкуродер», гранатометчик Эшман или еврей Фриш. Они приносили записки от Мерца и уносили обратно инструкции. Но сам ефрейтор так и не появлялся. В первый раз Дирк не придал этому значения.

Состояние Мерца с тех пор, как они вернулись во Фландрию, становилось все более и более ненадежным. После штурма французских позиций, потребовавших, видимо, от мертвеца-ветерана большого напряжения, тот сильно сдал. «Когда я вижу его в траншеях, - говорил Карл-Йохан, мне всякий раз кажется, что мейстер поднял мумию какого-нибудь египетского фараона». Неприятное сходство, ловко подмеченное ефрейтором, усиливалось день ото дня. Лицо Мерца, давно утратившее возможность выражать какие-либо чувства, делалось все более и более высохшим, даже на ощупь казалось твердым, как сердцевина больного дерева. Мутные глаза бессмысленно глядели перед собой, и только в самой их глубине еще можно было различить зрачки, темные и выпуклые.

Мерц отслужил свое, это понимали все, и Дирк лучше всех них. Счастье Мерца, что тоттмейстер Бергер сейчас пребывает в напряженном состоянии духа, полностью сосредоточившись на поиске следов невидимого противника, бросившего ему вызов. Если бы не это – он вынул бы душу из Мерца быстрее, чем требуется времени человеку для того, чтобы щелкнуть пальцами. И хорошо, если только из Мерца.

Дирк терпел неявку Мерца три дня.

Старый мертвец и верно передвигался с большим трудом. Плоть на его костях была столь слаба, что в сапогах давно торчали одни кости, которые фельдфебель Брюннер заковал в стальные хомуты, чтоб не рассыпались. Не удивительно, что всякое передвижение для Мерца было неудобно, хоть он давно забыл, что такое боль. Записки, которые получал от него Дирк, были написаны устойчивым хорошим подчерком и выказывали достаточно ясный ум их автора. Ефрейтор Мерц извинялся за неявку вследствие большой занятости – то из-за грунтовых вод обрушилась часть укреплений, то требовалось срочно разобрать и смазать винтовки. Дирк позволял себя обманывать три дня. Но на четвертый сам направился в отделение Мерца.