Всем стоять на Занзибаре - Джон Браннер

Когда биологический вид начинает страшиться собственного потомства, ему одна дорога: во вселенский мусоропровод, в котором некогда исчезли динозавры. Одни из нас, как я только что продемонстрировал, боятся, что их вундеры окажутся хуже их самих, что более или менее разумно, но другие боятся, что выйдет как раз наоборот, а это уже идиотизм. Теперь вы превращаете азиатского ученого, о котором две недели назад и слыхом не слыхивали, в своего рода мессию. Ладно, предположим, Сугайгунтунг и впрямь способен сделать то, о чем трубят ятакангцы, и создать вам бэбика по заранее заданной спецификации? Чего вы попросите?

Умнее вас? Но вам же не хочется провести старость, чувствуя, что вы тянете назад своих вундеров.

Глупее вас? Но вам же не хочется провести остаток жизни, присматривая за недоумком.

А хотите вы такого, который бы гарантированно хорошо себя вел, пока не станет достаточно взрослым, чтобы сбежать из дому и чтобы вы потом вечно могли бы жаловаться на его неблагодарность. Но сомневаюсь, сможет ли даже Сугайгунтунг гарантировать вам такое чудо».

(Из статьи, которую заказал Чаду Муллигану один не в меру ушлый модный журнал, когда в редакции осознали, что он все-таки не умер.)

ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (21)

ДИТЯ ЗАСУХИ

«Лингвистический анализ позволяет предположить, что в своей первоначальной форме имя «Беги» транслитерировалось, вероятно, как «Мпенги», и, следовательно, его общий смысл может быть передан как «Рожденный зимой». Более точным переводом было бы «Дитя засухи». Декабрь и январь в северной Бенинии (где предположительно родился Беги) – наиболее засушливые месяцы в году.

Была также выдвинута гипотеза, что первоначально имя звучало как «Кпеги» (т. е. «иноземец»), однако от этого корня не могла бы произойти упомянутая выше форма «Мпенги». Как бы то ни было, согласно поверьям шинка, дитя, зачатое в период максимальных летних дождей (и, соответственно, родившееся в середине зимы), скорее всего будет проворнее и жизнеспособнее среднего. Попытки показать, что феномен Беги на самом деле берет начало в солярном мифе, зародившемся в широтах, где времена года достаточно разграничены, чтобы породить концепции смерти и возрождения солнца, имеют определенную привлекательность, но в отсутствие прочих изустных свидетельств бесплодны, хотя велика вероятность того, что ряд элементов мифа о Беги в той форме, в какой он дошел до нас, сформировался в результате межкультурного синтеза в доисторическую эпоху. С другой стороны… »[74]

БЕГИ И ЕГО ЖАДНАЯ СЕСТРА

«Однажды Беги лежал на полу возле корзины с цыплятами, которые его мать пожарила для праздника. Его сестра подумала, что Беги спит, взяла самую большую ножку и спрятала ее под крышей.

Когда семья собралась на праздник, Беги отказался от того, что ему предложили из корзины.

– Под крышей примостилась много большая птица, – сказал он.

– Глупый ты мальчик, – ответила мать, но сестра поняла, о чем он говорит.

– Он вскарабкался наверх, достал ножку и ее съел.

– Ты украл ее и положил туда, – обвинила его сестра. – Ты хотел получить самый большой кусок.

– Нет, – сказал Беги. – Мне приснилось, что желающий получить самый большой кусок всегда получает самый маленький.

И он отдал ей обглоданную кость»[75].

БЕГИ И ИНОЗЕМНЫЙ ТОРГОВЕЦ.

«Однажды Беги пошел на большой рынок в Лаленди. Там он увидел торговца из другого племени. Торговец продавал горшки, сделанные, по его словам, из золота, но Беги зашел ему за спину, достал нож и сделал несколько царапин на металле. Металл резался не как мягкое золото, хотя и был блестящим и желтым.

Поэтому Беги поднял самый большой горшок, помочился на землю, где он стоял, и поставил его на место.

Потом он снова обошел торговца и стал в толпе, где много людей хотели купить золотые горшки, которые, как догадался Беги, были всего лишь из меди.

Беги сказал:

– Какой хороший вон там большой горшок. Мне как раз такой нужен, чтобы мочиться в него по ночам.

Тут все засмеялись над Беги, считая, что только глупец нальет такую жидкость в горшок, в котором место лучшему пальмовому вину вождя.

– Помочись в него и покажи мне, не протекает ли он, – сказал Беги. Торговец засмеялся со всеми остальными и сделал, как ему было сказано, говоря, что стыд и срам осквернять такой ценный горшок мочой.

Когда торговец закончил, Беги поднял горшок, и земля под ним оказалась мокрой. Он сказал:

– Каким бы красивым ни был с виду горшок, я не стану его покупать, если он протекает, когда в него мочишься.

Поэтому люди поколотили торговца и заставили его вернуть их деньги»[76].

БЕГИ И МОРСКОЙ ЗВЕРЬ

«Уйдя из дома толстой старухи, Беги шел по тропе через лес, насвистывая песенку, которой у нее научился. По пути он сорвал пять древесных отростков с куста кеталази, который англичане, когда много позднее пришли в землю Беги, прозвали потом «карманное пианино».

Маленькая птичка услышала, как он свистит, и слетела вниз, желая послушать эту красивую новую мелодию, но ей было немного страшно, ведь Беги был человек.

Увидев робкую птичку, Беги остановился и сел на тропе. Он сказал:

– Не бойся, маленькая сестра. Хочешь послушать мою песню? Я тебя ей научу, если ты научишь меня одной из своих.

– Это честный обмен, – сказала птичка. – Но я не могу тебя не бояться. Ты настолько же больше меня, насколько морской зверь больше людей твоего племени.

– Конечно, ты меньше меня, – ответил Беги. – Но твой голос намного нежнее моего. Я слышал, как весь лес вторит твоей песенке. А кстати, – добавил он, – что это за зверь, о котором ты говоришь?

Птичка рассказала ему, что в дне пути отсюда, у селения на берегу моря, из воды вышел огромный зверь, поймал двух детей и съел, поэтому все жители убежали прятаться в лес.

– Я больше тебя, – сказал Беги, – но я не могу петь лучше тебя. Может, зверь и больше меня. Но еще посмотрим, умеет ли он думать лучше меня. Надо пойти и это узнать.

Птичка сказала:

– Если ты не боишься зверя, я постараюсь не бояться тебя.

Она села на голову Беги и зацепилась коготками за его курчавые волосы.

Вот так Беги шел весь день и учил птичку петь песенку старухи. После многих часов пути он пришел в селение, откуда все убежали в страхе перед зверем.

– Маленькая сестра, – спросил он, – что это там на горизонте, где темно-синяя вода встречается со светло-синим небом?

Птичка полетела над морем, чтобы все разузнать, а вернувшись, сказала:

– Надвигается большая буря. Там тучи и молнии.