Сочинения. Том 1 - Евгений Тарле

20 июня 1837 г. скончался Вильгельм IV, и на престол вступила Виктория. О’Коннелю опять (как и за 17 лет до того) почему-то показалось нужным обнаружить весьма оптимистическую надежду на то, что молодая королева нечто для Ирландии сделает: «Ирландия теперь готова слиться с империей. Мы готовы к полному и вечному соглашению… Но для этой цели существенно необходимо уравнение в правах, законах и вольностях. Большего мы не желаем, меньшего не возьмем». В июле произошли общие выборы, и О’Коннель в качестве mot d’ordre для своих приверженцев дал нижеследующие слова: «Королева и ее министры!» Выборы дали Мельбурну довольно ничтожное большинство: вигов и ирландцев пришло в парламент в общей сложности на 34 человека приблизительно больше, нежели тори. Молодая королева со своей стороны абсолютно никаких — ни хороших, ни дурных — чувств к Ирландии не обнаруживала. Но в 1837 г. началось чартистское движение, в 1838 г. оно непрерывно продолжалось и развивалось. Каприз удержания десятины в Ирландии, давно уже не нужной никому, по мнению одних, кроме англиканского духовенства, а по мнению других, не нужной также и англиканскому духовенству, этот каприз консервативной партии палаты лордов должен был наконец быть оставлен. Но характерно, что даже и тут министерство не могло решиться провести свой билль в том целостном виде, как оно это задумало, а внесло проект, в сущности делавший серьезную уступку требованиям лордов. Прежний проект вигистского кабинета, поддерживаемый все время О’Коннелем и хронически проваливаемый палатой лордов, был первоначально основан на том принципе, что англиканская церковь должна получать через посредство государства не всю, а часть (до трех четвертой) той суммы, которую она получает из десятинной подати; что эта сумма уплачивается не арендаторами, а собственниками земли государству в виде особого налога на землю; что государству предоставляется, сделав такой расчет, выкупить навсегда у духовенства это принадлежащее ему право получения означенных сумм, причем каждые 70 фунтов стерлингов ежегодной ренты, уплачиваемой данному приходу, погашаются навсегда, если государство единовременно выплатит этому приходу 1600 фунтов стерлингов: со времени подобного погашения эту подать получает государство уже в непосредственное свое распоряжение и должно употреблять получаемые суммы исключительно на нужды Ирландии. Вот к чему сводился и билль, внесенный от имени кабинета лордом Росселем в палату общин, а лордом Мельбурном — в палату лордов в 1838 г. Не было тут только того пункта, из-за которого главным образом палата лордов проваливала подобные билли в предшествующие годы: прежние билли, уничтожая больше половины англиканских епископств (оставляя 10 вместо 22) и все приходы, в которых живет меньше 50 англиканцев, отдавали получавшиеся отсюда 3 миллиона фунтов стерлингов экономии в руки парламента, который волен был употребить эти деньги на общеполезные цели. Против этого-то именно пункта яростно боролись лорды, на нем-то упорно настаивали радикально настроенные члены партии вигов и ирландцы во главе с О’Коннелем, его-то защищало и министерство лорда Мельбурна в прежние годы. И именно этот пункт был оставлен министерством в 1838 г. в угоду тори. Радикалы английские резко протестовали и даже сделали попытку внести соответствующую поправку, но эта ничтожная группа оказалась одинока: не только тори, не только большинство вигов, шедшее за министерством, но и сам О’Коннель был против них… Билль прошел, старое зло, десятина, было подкошено, «победа» была одержана старым ирландским агитатором, как говорили его друзья. На самом же деле, если тут была чья-нибудь победа, то победителем были исторические обстоятельства, заставлявшие не медлить с устранением зла, которое легко устранить; сравнительная легкость задачи была очевидна: ничье классовое самосохранение не было мало-мальски серьезно затронуто этой реформой.

Так или иначе, закон 1838 г. был последним лучом в жизни О’Коннеля. Теперь нам нужно обратиться к повествованию о том, что похоронило О’Коннеля еще до физической его смерти, что вытеснило его с первого места в ирландской общественной жизни.

4

Католические аристократы-лендлорды, католические средние землевладельцы (крайне немногочисленные), католический торгово-промышленный класс, наконец католические арендаторы из зажиточных — вот какие слои непосредственно воспользовались эмансипацией 1829 г. и вновь приобретенными политическими правами. Эти же слои в 1830-х годах и выдвинули то более радикальное течение, о котором мы уже вскользь упоминали и которое заставило О’Коннеля поторопиться с внесением в парламент предложения (тотчас же проваленного) имевшего целью подготовить расторжение унии между Англией и Ирландией. О’Коннель неохотно сделал (в первый и в последний раз в жизни) эту попытку приступить к парламентскому обсуждению вопроса; он (совершенно справедливо) опасался, что это еще слишком преждевременно. В 1838 г. разрешилась проблема о десятине; в 1840 г. после шестилетних парламентских споров и колебаний (не интересовавших, впрочем, совершенно огромную массу ирландского населения) министерство Мельбурна провело также новый акт о муниципальной реформе в Ирландии. До тех пор вопреки смыслу и духу акта об эмансипации (1829 г.) городское управление в ирландских городах продолжало оставаться в руках ничтожной (численно) протестантской горсточки, так что, как выразился О’Коннель в одной из речей своих по этому поводу, муниципальные дела, затрагивавшие интересы нескольких сот тысяч человек (т. е. населения городов), были в руках 13 тысяч протестантов, которые, основываясь на традиции и самых разнообразных злоупотреблениях и толкованиях запутанных корпоративных грамот, все еще удерживали в своих руках власть. Получалась такая аномалия, что в английском парламенте католики сидели рядом с протестантами, а в ирландских городах (кроме Туама) в составе городского управления их не было. По закону 1840 г. ценз для лиц, имеющих право выбирать членов городских управлений, назначался очень высокий, реформа распространялась не на все ирландские города, из ведения городских управлений оказывались изъяты и переходили в ведомство администрации многие существенно важные функции, но католики уравнивались в правах с протестантами.

В том же 1840 г. умер Томас Друммонд, единственный человек из английского официального мира, не только желавший преследовать примирительные цели, но и имевший достаточно такта, чтобы осуществить это намерение; летом 1841 г. министерство Мельбурна потерпело поражение в нижней палате (в конце мая), распустило парламент, назначило новые выборы, и едва парламент (в августе 1841 г.) собрался, как 360 человек против 269 вотировали отказ в доверии Мельбурну. Кабинет вигов подал в отставку, и консервативный лидер Роберт Пиль тотчас же стал во главе нового правительства.

Уже выборы 1841 г., на которых О’Коннель был забаллотирован в Дублине и, чтобы пройти в парламент, должен был искать другой округ, уже эти выборы показали, что есть в стране известное недовольство, известная оппозиция против него. Далеко не все были довольны законом о десятине 1838 г., который, по мнению этих недовольных, только формально снимал тяготу с нищего арендатора, на которого все равно лендлорд возложит в виде надбавки арендной платы часть налога, перенесенного на лендлорда. Муниципальный закон 1840 г. хотя и был приветствуем как уничтожение протестантской монополии в делах городского управления, но он не мог сделаться особенно популярным, когда ясно стало, что только ограниченная кучка состоятельных людей допущена высоким цензом к выбору и к исполнению обязанностей городских советников; да и, кроме того, этот закон не имел ни малейшего касательства к сельскому населению (т. е. к огромному большинству нации). Но дружба О’Коннеля с вигами, стоявшими у власти, управление Томаса Друммонда, очень сильное уменьшение аграрных преступлений после нового закона о десятине — все это сильно способствовало тому, что возникавшее неудовольствие против агитатора не сказывалось сколько-нибудь значительно, ибо в общем нация верила в О’Коннеля и именно ему приписывала мягкое, гуманное и дружелюбное поведение администрации в стране, привыкшей к угнетению и произволу. События 1841 г. изменили положение вещей. Роберт Пиль и вообще консерваторы были прямо враждебны самым существенным ирландским домогательствам. В Ирландии с большим раздумьем вспоминали, что такие меры, в сущности вовсе не коренные, вовсе не затрагивающие главных вопросов государственной жизни, как закон о десятине или как закон о муниципальной реформе, проходили в парламенте через 5–6 лет после внесения первоначальных биллей, и тянулась эта возня только вследствие яростной оппозиции консерваторов в палате лордов. Теперь, с 1841 г., консерваторы стали большинством и взяли в свои руки власть. Друммонд умер, вигистский вице-король, при котором мог действовать человек, подобный Друммонду, ушел вместе со своим главой, лордом Мельбурном, а новые ирландские правители, назначенные Пилем, обещали своим поведением отнюдь не походить на предшественников. О’Коннель не скрывал от себя и своих друзей, что наступают довольно трудные времена. Но он не знал, до какой степени трудные; не предвидел, что самые болезненные удары падут на него не из Англии, но из Ирландии, не из правительственного стана, но из нового, еще не существовавшего в 1841 г. лагеря.