Бернард Шоу - Хескет Пирсон

Итак, миссис Шоу настояла на своем. Ей удалось, как любил говорить Шоу, «протащить его по белому свету». Я спросил Шоу:

— Что из увиденного вами во время путешествий произвело наибольшее впечатление?

— Да ничего! Почти всюду одно и то же.

— А кто из встреченных вами людей поразил вас больше всего?

— Никто. Все люди как люди.

— Вы видели Тадж-Махал?

— Нет. Наша группа пожелала обозреть всю Индию за неделю. Я остался в Бомбее. Там я узнал, что моя религия носит название «джайнизм».

— А Великую китайскую стену видели?

— Перелетел на самолете.

— Интересно?

— Интересно: действительно, стена.

— Но Скалистые горы хотя бы произвели на вас какое-нибудь впечатление?

— Я их не заметил. С меня хватило Трех скал под Дублином.

Когда еще один журналист попросил Шоу поделиться путевыми впечатлениями о чужих краях, он обронил:

— В Сиам полезно съездить. Там молодежь уважает старческую мудрость и даже обращается за советом к тем, кто больше повидал на своем веку. А у нас в Англии я сам навязываюсь со своими советами и никому нет до них никакого дела.

— И сиамская молодежь следует советам стариков?

— Еще чего не хватало! Сиамского Шоу у них ведь нет. Что они, дураки — других слушаться? Но у них, по крайней мере, хватает вежливости выслушать чужое мнение.

В начале 1932 года супруги Шоу попали в автомобильную катастрофу. Это случилось во время их южноафриканского путешествия, по дороге из Кейптауна на восток страны. Шоу вез в машине свою жену, морского офицера — их гида по Африке — и очень много багажа.

Встречаясь с незнакомым ему, пусть самым пустяковым механизмом, Шоу впадал в истерику: «Когда я впервые попал в электрический лифт, с которым надо управляться самому, — не то что в трамвае: сел и поехал, — я чуть не заголосил от страха. И с каким облегчением вздохнул, выбравшись из кабины живым!»

Но если он знал механизм, ему все было нипочем: «В критический момент мои нервы действуют самым неожиданным образом. Перед лицом неизбежной катастрофы я весь мгновенно подбираюсь, мигом оцениваю ситуацию и, сжав зубы и застыв, так крепко беру себя в руки, что, не дрогнув, делаю все совершенно наоборот.

Например, случай на Полл-Молл. Я катил на велосипеде мимо Национальной галереи. В это время со стороны «Хэймаркета» показался запряженный фургон Большой Западной дороги. Он ехал в сторону Кокспер-стрит. Проходившая мимо дама раскрыла зонт, лошадь испугалась, шарахнулась влево, прямо на меня, наплевав на правила уличного движения. Но я уже взял себя в руки — и нет бы слезть с велосипеда на тротуар, как сделает на моем месте любой нормальный человек, — собрался с силами, напрягся до последней степени и, двинувшись на всех парах к лошади, врезался ей прямо в грудь, слетел на землю и чудом избежал смерти, едва успев выскочить из-под колес фургона. В то же мгновение раздался сокрушенный вопль моего велосипеда — фургон раздавил его как паука.

Встал вопрос о компенсации. Мне было лень думать об этом, и я бы охотно позабыл о происшествии, но каждый раз при встрече миссис Уэбб спрашивала меня: «Вам заплатили, наконец, за ваш велосипед?» Чтобы не пасть окончательно в ее глазах, я запросил компенсацию. Ко мне на Фицрой-Скуэр пожаловал чиновник:

— Мы не виноваты.

— Вот и незачем платить, — согласился я.

— Сколько вы хотите? — поинтересовался он.

— Ну, если бы мне пришлось продавать свою машину перед тем случаем, я бы удовлетворился пятнадцатью гинеями.

— Хватили! Ну и хватили!! И говорить не о чем!!!

Я широко улыбнулся и пожелал ему счастливого пути.

Он твердил свое:

— Мы не виноваты.

Я знал, кто виноват, но помалкивал. Он вытащил из кармана десять золотых соверенов и выложил их на стол перед моим носом. Мало кто способен противостоять золотому тельцу, оставшись с ним с глазу на глаз. Чиновник прокомментировал свой поступок:

— Мы не хотели бы обойтись с вами невежливо, но больше не просите. И так это очень великодушно с нашей стороны.

Я предложил:

— Давайте посоветуемся с юристами. Несчастный случай мог, как мне кажется, повлечь за собой такие последствия, которые трудно предугадать. Я мог не оправиться от шока, обзавестись какими-нибудь болезнями или увечьями. Мне, может быть, еще придется привлечь вас к ответственности по нескольким статьям сразу.

У него оставалась последняя возможность. Собрав деньги, он положил их обратно в карман и медленно пошел к выходу. Медленно приоткрыл дверь, совсем уж было вышел и еще медленнее потянул ее за собой. Тут наступила развязка. С видом меланхолическим и отрешенным (это меня очень тронуло) он вернулся и покорно вручил мне пятнадцать гиней и бланк расписки. Честное слово, мне были совершенно не нужны эти гинеи. Меня просто интересовал сам процесс: как такие вещи делаются.

Но это все цветочки. В Южной Африке мне было не до шуток.

В 1908 году я учился водить машину, в которой педаль акселератора помещалась между сцеплением и тормозом. Это устройство я освоил до полного автоматизма. Переключившись на машины, где акселератор был справа от тормоза, я стал дьявольски опасным водителем. В любой сложной ситуации, когда под боком не было надежного шофера, который бы выключил зажигание, если я заблужусь в педалях, надо мной нависал призрак смерти. Моего шофера, к сожалению, не было с нами в африканской поездке.

Мы преспокойно следовали в Порт-Элизабет из очаровательного приморского местечка под названием Пустыня. Я сидел за рулем. Позади осталось много горных перевалов и извилистых тропинок над пропастью. Со всем этим я разделался безукоризненно. Выехали на гладкую, безопасную дорогу. За первую милю я мог, во всяком случае, поручиться — и дал газу. Вдруг машина подскочила на кочке, резко вильнула влево и двинулась к обочине. Я держался молодцом, настоящим героем: ни на миг не потерял самообладания, тело собрано в кулак, нервы как сталь. Вывернул руль направо и что было силы выжал не ту педаль. Машина слушалась идеально: одним прыжком мы перемахнули через дорогу, сбили столбик на обочине и, волоча за собой колючую проволоку, вылетели прямо в велд[181]. Мы неслись вперед, набирая скорость, гремя железом и прыгая на каждом холмике. Влезли в лощину, потом вылезли и так бы и прыгали до сих пор, если бы капитан Ньютон, на чьем попечении мы находились, не сказал сухо: «Может быть, вы все-таки снимете ногу с акселератора и нажмете на тормоз?» Нога моя твердо покоилась на акселераторе. Но совет разумный. Спорить не приходится. Я послушался Ньютона. Машина встала как вкопанная. Ее все еще украшал кусок проволоки, которую мы волокли за собой не одну милю. Я был целехонек, но моя супруга, мотавшаяся вместе с багажом на заднем сиденье, получила серьезные ушибы. Капитан оказал ей первую помощь, и в Книсне наши скитания кончились. Там у нее поднялась температура до 41° и она на месяц слегла. Я же каждый день купался и писал «Приключения чернокожей девушки в поисках бога».