Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно порядку престолонаследия, — он поклонился Мураду, — империя переходит к старшему сыну».
— Но, — Ахмед схватился за рукоятку клинка, — мой отец назначил наследником принца Фарука.
Где он?.
— К сожалению, — мягко сказал кизляр-агаши, — узнав о смерти мужа, валиде-султан Марджана, в порыве горя, бросилась в море. Вместе со своими детьми. Да упокоит Аллах их души.
— Вы все подстроили, — побледневшими губами пробормотал Ахмед. «Вы убили его!»
Мурад взглянул темными, материнскими глазами на брата, и, молча, дал знак евнуху.
— Нет! — Джумана вырвалась из рук Нур-Бану и бросилась к сыну. Она поскользнулась на полу купальни, и упала рядом с телом мужа.
Ахмед схватился пальцами за шнурок и захрипел.
— Мустафа, — повернулся Мурад к визирю.
— Я уже послал сообщение наместнику в Каире, — улыбнулся тот.
— И Халида, — добавила Нур-бану. «С семьей».
— Внука, — Джумана встала на колени перед ними. «Внука моего пощадите».
Венецианка наклонилась к ее уху и прошептала: «Ты же еще помнишь Библию, Маргарет?
Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»
Они вынули Александра из колыбели — ребенок проснулся и заплакал. «Пожалуйста, — Маргарет бросилась им в ноги. «Не троньте моего сына!».
— Выбирай, — бербер приставил клинок к горлу Джеймса, которого держали двое. «Муж или сын, — он усмехнулся. «Давай, женщина, покажи нам, кого ты больше любишь».
Она зарыдала, и мальчик протянул к ней ручки. «Мама! - крикнул он. «Мэгги, — услышала она голос мужа. «Мэгги, прошу тебя».
— Убейте лучше меня, — сказала она, не поднимая головы. «Убейте».
— Ты будешь жить, — сказал бербер, и, размахнувшись, ударил младенца головой о каменный пол.
— Долго, — добавил он, глядя, как закатываются глаза ребенка. Он судорожно дернулся и затих в луже крови.
Маргарет Маккей подняла залитое слезами лицо вверх и завыла. Мурад, поморщившись, махнул рукой.
— Кадина Джумана повесилась, узнав о смерти мужа, — пробормотала Нур-бану, глядя на багровый рубец, пересекающий нежную шею. Повернувшись к сыну, валиде-султан склонилась перед ним: «Ваше величество».
— Пойдемте, — сердито сказал Соколлу. «Здесь невыносимо душно».
Она стояла на берегу, глядя на редкие огоньки, что перемигивались на той стороне пролива.
Дул северный ветер, было холодно, и она поближе прижала к себе спящую дочь. Сын сопел в перевязи за спиной.
— У меня ничего нет, — сказала она Эстер. «Только вот это, — она показала кинжал и крест покойного мужа. «Это золото».
— Не надо, — торговка посмотрела на нее внимательно, будто хотела что-то сказать. «Там, — она махнула рукой в сторону моря, — разберемся».
Она увидела в темноте приближающийся фонарь и зашла по колено в воду — ноги, прикрытые невидной темной вуалью, сразу заледенели.
— Давай, — шепнули из подошедшей лодки. Она уложила туда детей и вспомнила, как точно так же укладывала их на дно большого сундука — в нем кизляр-агаши вывез их из дворца.
— Хорошо, что ты такая маленькая, — ворчливо сказал он, наблюдая, как она залезает внутрь.
«Маленькая и легкая. Прощай, Марджана».
Она ничего не сказала.
В лодке воняло рыбой. Она натянула на себя тряпки, и прижалась к детям, согревая их своим теплом.
— Мама, куда мы? — спросила в полудреме Феодосия.
— Не знаю, дочка, — честно ответила Марфа.
Пошел снег.
Интерлюдия
Кирения, март 1575 года
Дети играли в пене прибоя.
Марфа закрыла глаза и подставила лицо весеннему, нежному солнцу. Сверху, с гор, раздались удары колокола, и она перекрестилась.
Оказавшись здесь, она сразу взяла мула и поехала по горной тропе в аббатство. Оно было построено монахами — норбертинцами еще при лузиньянских королях, но сейчас там была греческая церковь.
Марфа окрестила сына Теодоросом — Федором.
— Мама, — крикнула ей Феодосия, — можно в море?.
— Вода еще холодная, — ответила Марфа и добавила: «По колено зайдите, и за Федей присматривай».
Она вдруг подумала, что за три года жизни в Стамбуле даже ни разу не спускалась к проливу, который видела каждый день из окна своей опочивальни.
Ее поселили в маленькой деревне — в самой Кирении было не протолкнуться от янычар, и левантийский купец, опекавший ее здесь, хмуро сказал по-итальянски: «Лучше не попадаться им на глаза. Посидишь где подальше, детям там хорошо будет».
— Но деньги, — попыталась сказать Марфа.
Купец поморщился. «Сказали тебе — не твоя забота. Жди».
— Чего? — подняла брови женщина.
— Увидишь, — сказал ей левантиец и отвернулся.
У нее был очаг и колодец, купец дал ей мула, пару кур, и несколько овец. «Зерно там лежит в кладовой, — сказал он, — оливковое масло тоже. На огороде кое-что посажено. Не пропадешь, в общем».
— Мне бы еще чернил и бумаги, — попросила Марфа.
Левантиец удивился.
— С дочерью заниматься, — объяснила она.
Марфа вздохнула, и, поднявшись, заглянула в домик.
Там была одна маленькая комната, где они и спали все вместе. Она вспомнила Чердынь и то, как Федосья бегала за курами. Теперь то, же самое делал Федор. Еще его было не снять с мула — мальчик уже довольно уверенно держался в седле.
— Рыба, — сказал стоящий на пороге с каким-то прутиком в руках сын. «Ловить, мама».
— Хочешь рыбки, Феденька? — присела Марфа.
— Я сам, — насупился сын. «Помогу!».
Женщина поцеловала мальчика в мягкую щеку: «Ты же мой молодец!»
Марфа доила овцу, когда Федосья прибежала к ней. «Там приехали, из города».
Левантиец зашел в комнату и, оглядевшись, хмыкнул: «Хорошо у тебя, чисто. Не голодаете?».
Женщина усмехнулась. «У вас тут земля — палку воткни, она плоды принесет».
— Ну, собирайся, — сказал купец. «Гости к тебе, на постоялом дворе ждут».
— Кто? — Марфа вдруг испугалась чего-то. «Детей брать-то?».
— Возьми, конечно, — вдруг улыбнулся пожилой человек.
Вылезая из телеги у постоялого двора, Марфа тихо сказала детям: «Не болтайте, тут турок много». Но никто и не обращал внимания на маленькую женщину в запыленной, темной накидке, с бедно одетым потомством.
Вокруг гомонила торговая улица, где-то в крепости стреляли пушки — видно, шли учения.
Марфа прищурилась от яркого солнечного света и посмотрела на свои босые ноги.
Она вдруг вспомнила, как когда-то давно Кася стригла ей ногти серебряными ножницами — медленно, осторожно, купая потом ступни в воде, где плавали лепестки жасмина.
Она взяла детей за руки и, улыбаясь, сказала: «Ну, пойдемте, посмотрим, что у нас за гости такие».
— Сюда, — сказал купец, пропуская ее на террасу. С моря дул свежий, уже теплый ветер.
— Здравствуй, Марфа, — сказал, поднимаясь, мужчина.
Если бы у нее не было рядом Федосьи с Федором, она бы опустилась на колени, и зарыдала.
Он почти не изменился — последний раз она видела его, когда они с матерью уезжали в Колывань. Он тогда присел рядом и поцеловал ее. Девочка обхватила его за шею теплыми ручками и прошептала: «Дедушка, я по тебе скучать буду!».
— Кто это? — дернула ее Федосья за подол.
Никита Судаков, неожиданно легко для своего возраста, опустился рядом с правнучкой.
— Я твой прадед, — он улыбнулся. «Тебя как зовут-то? — он взглянул на ребенка прозрачными серыми глазами.
— Феодосия, — сказала девочка. «А это Федор, — она кивнула на рыжеволосого мальчика, прижавшегося к матери с другого бока.
Никита поднялся и увидел, что Марфа тихо, кусая губы, плачет.
— Все, все, — обнял он ее, и женщина прижалась к его груди. «Все, внучка. Я с тобой».
— Ну вот, — Никита сцепил длинные пальцы, — Феодосий меня еще тогда уговаривал с ним уехать, но мне надо было дела в порядок привести, да и не решишься так сразу — земля, какая бы она, ни была, все равно — родная, покидать непросто ее.
— Почему ты не сказал? — Марфа потерла руками лицо. «Хотя бы матушке».
Никита хмыкнул. «Не знал, удастся или нет. Да и потом…, - он помолчал, — думаешь, легко мне было, на такое пойти? Я ведь еще и потому вас тогда в Колывань отправил, чтобы вы, — ты уж прости, Марфуша, — под ногами у меня не мешались.
— А потом что было? — тихо спросила женщина.
— Добрался до Литвы, — Никита улыбнулся, — нашел Феодосия. Авраама, если по-нашему. Он уже к тому времени женился, дети у него народились. Стал учиться. Три года это заняло.
— Так долго! — ахнула женщина.
— А ты как думала? — Судаков рассмеялся. «То, Марфа, дело небыстрое — я хоть и знал кое-что, от отца с матерью, а те от Схарии проповедника, — но все ж немного. Да и потом, люблю я учиться-то».
— Я тоже, — Марфа посмотрела на тихо играющих в углу детей.