Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир - Deirdre Nansen McCloskey

им случалось переехать в Голландию, Британию или Америку, они, независимо от генов, добивались успеха. А дома они часто питали свои собственные, пусть и ограниченные, традиции буржуазной добродетели. В итоге люди в Азии и Африке, да и везде, на Тайване, в Ботсване и Чили, довольно быстро научились выполнять северо-западноевропейский трюк. Из этого следует, что трюк не мог быть открытой возможностью, лежащей повсюду, неиспользованной даже в Англии в течение столетий, как, например, обычное использование возможностей для получения прибыли от прокладки канала или от отправки корабля в Африку. Это нарушает экономику, так же как европоцентризм нарушает историю. Фокус заключался в изобретении цивилизации, поклоняющейся бизнесу.

Фокус был "всего лишь" способом говорить. Но вы уже знаете, что я считаю способы говорения, "умозрительные", столь же важными, как способы или отношения физического производства. Маршалл Сахлинс говорит об этом так, как это делает культуролог: "культурная схема в разной степени подвержена влиянию доминирующего места символического производства, которое обеспечивает основной идиом других отношений и видов деятельности". Сахлинс хочет показать, что современные западные общества участвуют в "символическом производстве" в той же степени, что и племенные общества, такие как моаланы на Фиджи. "Особенностью западной культуры является институционализация [символического производства]. . в производстве товаров и как производство товаров, по сравнению с "примитивным" миром, где локусом символической дифференциации остаются ... родственные отношения. . . . Деньги для Запада - это то же, что родство для остальных". Я бы сказал, что на пороге Эпохи инноваций важным является контраст между рынками северо-западной Европы и королевскими дворами остальных стран, между буржуазной мыслью (как ее называет Сахлинс, противопоставляя ее соважной мысли Леви-Стросса) и старой аристократической или христианской мыслью.

 

Я признаю, что в этом аргументе есть опасность - ложность неизмеримого остатка. Не совсем убедительно продолжать измерять причины, обнаруживать, что измеряемые причины малы, а затем делать вывод, что причина, которую так убедительно предлагает наш автор, должна быть истинной, хотя ее и трудно измерить. Метод отбрасывания противоположных гипотез, сказал я, рекомендован Джоном Стюартом Миллем в его "Системе логики" и является общепринятой практикой в физических и биологических науках. Но он предвзято относится к неизмеримой теории струн в физике, или к антиаристотелевской, но вызывающей вопросы терминологии Ньютона о "гравитации" как силе, измеряемой по результату, но не по причине. Как писал Милль, метод остатков работает "при условии, что мы уверены, что [в данном случае риторическое изменение] является единственной предпосылкой, к которой можно отнести [промышленную революцию]. Но поскольку мы никогда не можем быть полностью уверены в этом, доказательства [метода] не являются полными". Возможно, отсутствует незамеченная, но все же материальная и измеримая альтернатива. (Кстати, нематериальные и измеримые причины тоже существуют. Это еще один из многочисленных материалистических предрассудков, укоренившихся в сознании многих историков и обществоведов в ХХ веке, что не существует. Мнение, например, поддается измерению - во многих случаях оно может быть измерено лучше, чем, скажем, "счастье в горшке" или технологические изменения).

Искушенные верующие в Бога часто совершали тактическую ошибку, представляя Бога пробелов, полагая, например, накануне открытия эволюции путем естественного отбора, что сложность удивительного и тонкого механизма глаза подразумевает необъяснимый пробел в материалистических экс-планах, а значит, и Бога, создающего глаза (и часы)3. Возможно, как и неудачливые теисты, я упустил из виду какую-то материальную причину, которая в отличие от всех десятков, рассмотренных мною здесь, по отдельности или в совокупности, актуалистически объясняет фактор два, шестнадцать или сто. Я готов уступить научному пункту - если какой-нибудь материалист сможет найти материальную причину, которая работает, в смысле объяснения самого удивительного события в экономической истории материальными причинами, которые не действуют также в Китае или Италии. Я не испытываю особого оптимизма по поводу того, что ей это удастся, поскольку сам с 1962 г. неоднократно пытался найти такую причину и в конце концов обнаружил, что все они не работают. Как заметил Эмерсон, "идеалист никогда не может вернуться к материализму". Или, как я бы предпочел сказать, после того как вы осознали, что гуманитарная наука должна быть связана с предположениями, как это сделал я примерно в 1983 году, вы никогда не сможете вернуться к наивному позитивизму, требующему всегда, чтобы материя была обусловлена материей.

Нагромождение отвергнутых альтернатив, имеющих один и тот же привлекательный характер, по трезвым научным критериям наводит на мысль, что мы ищем не там, где надо, - возможно, под фонарем статичной и материалистической экономики, или под несколько более грандиозным фонарем динамики, зависящей от статики, или под самым грандиозным из обнаруженных на сегодняшний день фонарей нелинейной динамики теории хаоса. Возможно, мы ищем в этих местах не потому, что к ним ведут доказательства, а в силу самуэльсоновских традиций современной экономики и прекрасного математического света, сияющего под всеми этими впечатляюще украшенными фонарями. Однако одно за другим предлагаемые материальные объяснения терпят крах. Невозможно убедительно доказать, что их суммирование многое изменит или что в других странах и в другое время не было столь же благоприятной материальной конъюнктуры - ни в коем случае, если мы пытаемся объяснить беспрецедентные факторы роста производства на душу населения.

Проблема со всеми экономическими объяснениями лежит глубоко в клас-сической и большей части последующей экономической мысли: убежденность в том, что перекладывание вещей делает нас немного лучше, что верно, и поэтому шуфрирование делает нас такими же богатыми, как и современные люди, что неверно. Торговля. Транспортировка. Перераспределение. Поток информации. Накопление. Правовые изменения. По выражению Кирцнера, "для [британского экономиста 1930-х годов Лайонела] Роббинса [и самуэльсонианцев] экономия означает просто перестановку имеющихся ресурсов с целью обеспечения наиболее рационального использования известных ресурсов с точки зрения заданной иерархии целей". Однако путь к современности лежал не через перестановку и перегруппировку. Не через рост внешней торговли или той или иной промышленности, здесь или там, не через смещение веса того или иного социального класса. Не было это и перестройкой прав собственности. Не было и, если говорить о другом виде перестановки, не было и того, что богатые люди накапливали богатства, отнимая доходы у своих рабочих-жертв. Они всегда так делали. И не в том, что боссы гадят рабочим, и не в том, что сильные страны гадят слабым странам, и насильно перебрасывают все в сторону гадких и сильных. Так тоже было всегда. Наращивание кирпичей, денег и колоний всегда было обычным делом. "Иностранцы отстроят стены твои, - говорит Господь Иерусалиму через своего пророка Исайю, - и цари их будут твоими слугами. . . . Ворота твои будут открыты постоянно... чтобы через них