Александра (СИ) - Ростов Олег
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поверь, нужно. Очень нужно. Но если ты возьмёшь две одинаковых линзы или три одинаковых, четыре, то ты ничего не получишь в итоге. Для того, чтобы получить нормальное увеличение, линзы должны быть разными. С разной кривизной. А как рассчитать кривизну, Джироламо?
— Я не знаю. — Ответил растерянно итальянец.
— Оптика изначально рассматривалась древнегреческими философами и учёными как неотъемлемая часть зрения. Какие трактаты ты читал по оптике? Чьи работы?
— Теорию Платона.
— Теория излучения? Так? — Он кивнул. — Теория излучения, смысл её в том, что якобы глаз человека излучает некие лучи. За счёт этого мы и видим.
— Совершенно верно.
— Эта теория не верна. Более верна другая теория. Та, последователями которой были Демокрит, Эпикур, Аристотель.
— Я слышал, но это что-то вроде ереси. Евклид поддержал Платона и написал свой знаменитый трактат «Оптика». А так же теорию излучения Платона поддержал Птолемей.
— Всё верно. Но Евклид немного ошибся. Хотя его теория геометрия оптики очень хороша. Именно он создал оптическую геометрию. Платон, только отчасти был прав. Человеческий глаз, это, по своей сути, зеркальная линза. В основе глаза именно зеркальная линза. Всё, что мы видим, это отражение предметов. Отражение в виде лучей света попадает на нашу линзу, преломляется и отражается. С линзой совмещён зрительный нерв, который запоминает эти отражения и передаёт полученную картинку в наш мозг. Поэтому мы и видим. Это так, объяснение по простому. Это, о так называемой интромиссии. За неё высказались, как я сказал Демокрит, Эпикур, Аристотель. 700 лет назад эту теорию развил арабский учёный Аль-Кинди. Он совместил геометрию Евклида и теорию Аристотеля. — Я улыбнулась, глядя на шокированные лица итальянцев.
— Скажите, принцесса Александра, зачем Вам я? — Спросил Джироламо Фракасторо! — Вы обладаете глубокими знаниями в оптике и анатомии. Это я уже понял. Но зачем я? Я простой преподаватель и изыскатель.
— Вот именно, ты Джироламо изыскатель. Новатор, так можно назвать человека, который ищет что-то новое. Исследует, думает. Вы на правильном пути, когда стали раздумывать, как увеличить изображение объекта. Увеличить, комбинируя разные линзы между собой. Я хочу создать такой прибор. И я знаю, как его создать. А ты, Джироламо, мне в этом поможешь.
— Как? Если Ваше Высочество знает, как сделать.
— Я знаю схему. Знаю как в общем этот прибор должен выглядеть. Но всё дело в мелочах и самое главное во времени. Я не могу заниматься исключительно созданием этого прибора. У меня по мимо него много других дел. Я ещё оперирую людей. У меня ведь целый госпиталь. Учу своих учеников. Занимаюсь артиллерией. И много, чем ещё. У меня просто на всё нет времени. И мне нужен человек, который будет заниматься только созданием этого прибора. Он очень мне нужен. И тебе нужен, Джироламо. Поверь. С помощью этого прибора ты можешь открыть целый, удивительный мир, который не вооруженному таким прибором глазу не доступен. Не отказывайся сразу. Тебе будет предоставлено жильё. Я буду оплачивать твои работы. Ты получишь всё, что необходимо. И заниматься будешь только созданием этого прибора.
— Это очень неожиданное предложение, Ваше Высочество. Я очень польщён. Но, вдруг я не справлюсь?
— Я уверена, ты справишься. У тебя пытливый ум.
— Хорошо. Принцесса Александра, Вы сказали, что знаете схему прибора. Сколько в нём линз и какие они?
— Для начала можно сделать самый простой, с двумя линзами — объектив и окуляры или окуляр. Самый сложный это объектив. Можно использовать две или три линзы. Как известно, линзы бывают выпуклыми с двух сторон и выпукло-вогнутыми. — Джироламо кивнул. — Есть ещё одна форма линз, это призма. Но с призмой мы будем работать позже.
— Как рассчитать кривизну линз? — Спросил Фракасторо.
— Пятьсот лет назад, персидский математик Ибн Саль написал трактат «О горящих зеркалах и линзах», где описал подробно закон преломления световых лучей. На основании этого закона можно правильно вычислить оптимальные формы и кривизну линз и зеркал. Всё уже сделано до нас, дорогой мой, Джироламо. Надо только разжевать и проглотить, как вот эту ножку от курочки! — Я улыбнулась. Все остальные тоже. — Но, нужен мастер по литью стекла и, что самое главное, нужен хороший шлифовальщик. От того, насколько правильно будет отшлифована линза, настолько будет зависеть процесс преломления в ней. Понятно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Понятно.
— Вот и займись этим. Помещение тебе будет выделено. Всё, что необходимо напишешь на листе и отдашь мне. Я бы с удовольствием тоже занялась созданием прибора, но увы. Мне придётся уехать.
— Куда? — задал вопрос Джованно. Фракасторо тоже посмотрел вопросительно.
— На западных рубежах, в Ливонии появился некий Георг фон Фрундсберг. С ним 15 тысяч наёмников. Скорее всего и ливонцы присоединятся. Не сомневаюсь, что и дядюшка Максимилиан, подкинет ему ещё войск. Ведь этот Георг имперский наёмник.
— Принцесса, — спросил с тревогой в голосе Джованно, — ты собираешься ехать туда?
— Конечно. Тем более Георг хочет почему-то именно со мной познакомится. Ну что же, раз мужчина хочет познакомится, грех отказываться. Познакомимся.
— Подожди, Принцесса Александра. Неужели ты собираешься с ним воевать? — Джованно был в шоке.
— Обязательно. А в чём дело?
Джованно и Фракасторо переглянулись.
— Ваше Высочество, но Георг фон Фрундсберг это настоящий мясник. Все его наёмники, это настоящие головорезы. Мы, итальянцы, очень хорошо это знаем.
— Ну и что? Первый раз что ли встречаться с мясниками и головорезами? Ничего, и с этими разберёмся. Я только лишь жду разрешение от государя…
Вечером предстоял разговор с мужем. Оставшись с ним в нашей светлице, я покормила Вячеслава, уложила его в люльку. Качала и пела тихо колыбельную:
Спи, моя радость, усни!
В доме погасли огни;
Пчелки затихли в саду,
Рыбки уснули в пруду…
Иван сел на наше супружеское ложе. Сидел тихо, тоже слушал.
В доме все стихло давно,
В погребе, в кухне темно,
Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкой спит…
Иван улыбнулся, глядя на нас с сыном. Малыш сначала смотрел на меня, потом закрыл глазки. А я продолжала тихо петь:
Сладко мой птенчик живет:
Нет ни тревог, ни забот,
Вдоволь игрушек, сластей,
Вдоволь веселых затей.
Все-то добыть поспешишь,
Только б не плакал малыш!
Пусть бы так было все дни!
Спи, моя радость, усни!
Я покачивала люльку, а сынок уже спал. Встала с лавочки, подошла к мужу. Он помог мне расстегнуть и снять платье. Обнял меня, прижимая к себе. И я его. Поцеловались.
— Вань, мне ещё нельзя. Потерпи. Сын крупный был.
— Конечно, Саша.
Я села на постель, потянула его за руку, чтобы он тоже сел рядом. Смотрела ему в глаза.
— Саша, ты мне ничего не сказала, как прошла встреча с Государём. О чём говорили?
— Вот давай и поговорим об этом. — Он сел, я держала его за руку, поглаживала его по ладони. — Ты уже понял, что посланцы папы римского не просто так прибыли.
— Этот Джованно⁈
— Он и его брат.
— Брат, это тот молодой римлянин? Который был сегодня у нас?
— Нет. Этот молодой мужчина учитель в одной из итальянских академий. Он врач. Я попросила Джованно привести его сюда.
— Зачем он тебе?
— Он мне нужен, чтобы создать микроскоп. Прибор такой. Тем более, что у себя на родине он начал уже движение к этому. А я его перехватила, заинтересовала. Уверена, он останется и начнёт работать.
— Но он папист. Еретик.
— Мне всё равно кто он. Это не имеет значения. Да пусть хоть язычник. Главное, что он грамотный человек. И он сможет создать с моей помощью микроскоп. Плюс он врач. И врач хороший.
— Лекарь?
— Да.
— Ты самый лучший лекарь. — Я покачала головой.
— Не принижай никогда других. Ваня, ещё прибыли послы из Испании.