Число и культура - А. Степанов

Ситуация в корне меняется, если в массовом сознании активнее задействован не тринитарный, а кватерниорный паттерн (М = 4). В этом случае в процессе революции отрицанию подвергается не только непосредственно предыдущий, знакомый по недавнему личному опыту политический режим, но и предшествующий ему. Т.е. здесь по сути реализуются сразу два отрицания, два "нет". Возможно потому, что в коллективной памяти еще не стерлись следы соответствующей предпредыдущей революции и помнится о неудобоваримости ее плодов. Возможно, вспомнить о ней заставили новые обстоятельства или повышение актуальной информированности социума. Также не исключено, что ведущие слои задают себе естественный вопрос: да, мы видим, что недавно существовавший политический режим неприемлем, оттого мы и совершили революцию, но что-то ведь заставило наших предков к нему прийти, поднявшись на свою революцию; не означает ли это, что и более раннее политическое состояние не подходит народу? Вне зависимости от причин, ситуация двойного "нет" соответствует более широкой оперативной памяти: вместо n = 2, М = 3 задействована схема n = 3, М = 4. В этом случае следует ожидать повторения свойств революций, порождаемых ими режимов уже не через одну, а через две.

Диалектический закон отрицания отрицания был выведен в первой половине ХIХ в., когда наиболее актуальным для коллективного сознания был "здравомысленный" трехчастный паттерн, М = 3. Здравомыслие излучала и тогдашняя наука (простые опыты и внятные рассудочные выводы на их основе), моральная правота во многом принадлежала позитивизму и наступавшей либеральной идеологии, зиждущейся на декларации в сущности незамысловатых, "самоочевидных" вещей. Не случайно, что наиболее точное подобие плодов третьей революции и первой обеспечено двумя французскими империями, двух Наполеонов, т.е. историческими продуктами до середины ХIХ в. Но именно с этого времени начинается интенсивное накопление потенциала эксплицированных четырехчастных структур, захватывающих и политическую сферу. В ХХ столетии указанный процесс лишь усиливается (см. раздел 1.4). Вместе с тем наблюдается и рост значения воспроизводства свойств революций через две. В целях наглядности полезно проиллюстрировать, как запускается механизм двойного "нет" на практике.

Четвертая революция в России началась после семидесятилетнего засилья тоталитаризма, в условиях начавшегося широкого противопоставления несвободной и недостаточно зажиточной жизни в коммунистическом обществе богатому либеральному Западу. В ходе "перестройки" и политики гласности подверглась явной дискредитации коммунистическая власть и идеология с ее исторической виной, ставшей очевидной для всех казуистикой, ложью, кричащими противоречиями реальному опыту (ср. как живут на Западе и у нас), а также здравому смыслу. Момент истины, как казалось большинству, наступил, и решение всех проблем исключительно просто: достаточно отказаться от социализма, от монополии КПСС, и государство подымется на ту же ступень, что и Запад. Трюизмы сыпались с трибун и журнальных страниц, с экранов TV как из рога изобилия, и только им был обеспечен успех, тем более что армия новоявленных "демократов" пользовалась поддержкой из-за рубежа, из ставшей на этом этапе лучшим другом Америки, которая в качестве либеральной и прагматичной страны и сама склонна к тривиальным политическим выводам и решениям. Незатейливо-элементарное противопоставление "коммунизм – либерализм", решительное "нет" коммунизму с новых для России позиций означают, конечно, бинарное отношение n = 2. Из этого, в частности, вытекало, что после нынешней (четвертой по номеру) революции должно наступить полноценное либеральное состояние, сходное с результатом Февральской революции, второй по порядку. Большевикам был выставлен исторический счет за устроенный в октябре 1917 г. путч, за разгон всенародно избранного Учредительного собрания, собиравшегося принять первую демократическую конституцию, за отмену частной собственности. Уничтожительной критике подверглось абсолютно все (произносимое "нет" весьма радикально), вплоть до отсутствия в СССР безработицы, т.к. без нее, мол, нет отбора достойнейших. Апогеем осуществления новых чаяний стал август 1991 г., нанесший поражение силам коммунистического реванша, осенью КПСС запрещена. Август – декабрь 1991 г. открыл второй, после "перестройки", этап четвертой революции в России, наиболее либеральный (периодизация выше рассматривалась).

В стране существуют всенародно избранные парламент (Верховный Совет РФ) и президент, обладающие широкими, примерно равными полномочиями, призвано правительство Е.Т.Гайдара, развернувшее интенсивные экономические реформы по рафинированно либеральным рецептам. Вскоре, однако, выясняется, что дальнейшее развитие систематически тормозит недавний бастион борьбы с коммунистическим режимом – Верховный Совет, возглавляемый Р.И.Хасбулатовым. Т.е. президента и правительство, стоящих за ними радикальных "демократов" и масс-медиа категорически не устраивает не только потерпевший поражение коммунистический режим, но и последовавший вслед за ним. Формируется второе активное "нет", сосуществующее с непрекращающейся борьбой с наследниками КПСС, с угрозой коммунистического заговора. В этом духе газеты, радио и TV каждодневно обрабатывают общественное мнение.

Два синхронных "нет", как уже известно, – экспликация структуры М = 4, более "ненормальной", чем "здравомысленная", традиционно-либеральная М = 3. Таким образом, сходство с вариантом демократической революции Февраля 1917 (по счету второй) в сущности уже потеряно, хотя сами вожди "демократов" – ни Б.Ельцин, ни Е.Гайдар – еще не знают об этом. Характерно, что в укор Верховному Совету демократы 1993 г. ставили то же, что в свое время большевики Временному правительству, Учредительному собранию: низкая дееспособность, нерешительность в развитии успеха революции, в их составе слишком много представителей старых политических классов и сил. И вывод созрел тот же самый: разогнать. Несмотря на скорую руку заимствованные, поверхностно понятые атрибуты либеральных целей и ценностей, новейшие русские демократы оставались большевиками по масти, по образу мысли: нетерпение, отсутствие минимальной толерантности и способности считаться с иными точками зрения, утопизм в равной мере свойствен и тем, и другим, как и готовность к насилию, неуважение к собственному народу – носителю "пережитков прошлого" (будь то отсталый патриархальный крестьянин начала ХХ в. или "совок" его конца), а также твердое убеждение, что во имя прогресса общество нуждается в коренной идеологической "перековке" и "твердой руке". "Двоюродными братьями большевиков" назвал А.И.Солженицын российских либерал-реформаторов.

В октябре 1993 г. Верховный Совет расстрелян из танков. Демократия победила? – Нет, проиграла, и в результате установлен тот далекий от действительно либеральных стандартов режим, который жив до сих пор. Запуск механизма двойного "нет" обусловил семантическое сходство плодов четвертой революции первой (автократизм, полубесправный парламент, атмосфера афер, интриг, воровства), а не либеральной второй. Образцами, достойными подражания, теперь признаются фигуры С.Ю.Витте, А.П.Столыпина, т.е. относящиеся к эпохе первой революции и сочетающие верноподданность, держание народа в узде с глубокими экономическими преобразованиями (чуть раньше радикальные "демократы" рисовали в розовых красках Аугусто Пиночета).(31) В нынешнем массовом восприятии оценивается как антигерой не только плод третьей революции, коммунистический тоталитаризм, но и либеральная демократия, спутник второй. Если оба варианта приносят беду, "не подходят" России, то ей, стало быть, необходимо искать свой, "третий" путь (ср. Ю.М.Лужков [212]). Которого в реальности не существует, но идеологеме которого, по-видимому, предстоит пленять общественное сознание в ближайший период, пока на собственном опыте не будет понято, что он только иллюзия. Но понимание последнего, вероятно, мотив уже следующей, пятой революции – если судить по образцам Франции, Италии, Германии, Австрии, последовательно либеральной.

Нам ни в коем случае не хотелось бы свести проблему "плохой", полулиберальной, четвертой революции в России исключительно к ошибкам ее недавних вождей, "демократов". Сами такие "ошибки" во многом запрограммированы в недрах коллективного бессознательного, включая и его рациональный сектор. Структура М = 4 в ХХ в. чрезвычайно сильна, в том числе и на евразийском пространстве (см. параграф 1.4.2.1), ее перенос в плоскость диахронии – подобие результатов четвертой революции "квазипарламентаризму" первой – по всей очевидности, объективен. Впрочем, ответственности с русских "демократов" за дефицит политических знаний и чутья, за разверзание пропасти между политическими посулами и их воплощением это не снимает.