Матрица. История русских воззрений на историю товарно-денежных отношений - Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Он подчеркивает в социологическом плане соединяющую роль религии. Грамши пишет в «Тюремных тетрадях»: «Сила религий, и в особенности сила католической церкви, состояла и состоит в том, что они остро чувствуют необходимость объединения всей “религиозной” массы на основе единого учения и стремятся не дать интеллектуально более высоким слоям оторваться от низших. Римская церковь всегда настойчивее всех боролась против “официального” образования двух религий: религии “интеллигенции” и религии “простых душ”. Такая борьба не обошлась без крупных неприятностей для самой церкви, но эти неприятности связаны с историческим процессом, который преобразует все гражданское общество и содержит в целом разъедающую критику религий; тем более выделяются организационные способности духовенства в сфере культуры, а также абстрактно рациональное и правильное отношение, которое церковь сумела установить в своей области между интеллигенцией и “простым народом”» [119, с. 48, 55 и 57].

В этом аспекте в том времени католическая и православная церкви были похожи, они выполняли традиционную функцию консолидировать паству. Известно, что такой глубокий раскол или катаклизм, как протестантская Реформация, разделяют и конфессии, и социальные общности, вплоть до долгих войн.

Вероятно, что научная революция «смешалась» с близкой религиозной революцией – Реформацией, а затем Контрреформацией. В таком бурном и опасном времени происходило становление современного Запада, и возникло много конфликтов и противоречий. Важным для нас было противоречие, вызванное принципиальным конфликтом между типом знания, сложившимся в ходе научной революции, и знанием религиозным. Этот конфликт имел корни в исходной несоизмеримости между знанием и верой как фундаментальными структурами духовного мира человека. Конфликт расширился до столкновения и двух типов знания, причем оба типа были вовлечены в жизнь общества – в сфере этики, идеологии и политической практики. Таким образом, когнитивный конфликт приобрел социальное и политическое измерение и периодами исключительно острые формы, особенно в моменты революций и глубоких реформ[104].

В русской революции таких разрывов в религии не было. Однако факт, что религия, вырастая из веры, в то же время создавала стройную и сложную систему знания, советские атеисты-активисты или не знали, или замалчивали. Противоречия между наукой и религией сводились к конфликту между знанием и верой, или, огрубляя, к конфликту веры и атеизма как другой веры. Эту упрощенную картину партийные идеологические службы продолжали использовать, а также понятия и постулаты из текстов Маркса[105].

Но после падения Временного правительства Советам требовалось немедленно представить интеллигенции и общности ученых предложение – явно патриотическое и национальное. И прежде всего благодаря отношениям Ленина к Академии наук она продолжала работать и не заняла враждебную позицию к советской власти. Личные контакты ученых были установлены сразу же. 12 апреля 1918 г. на заседании правительства под председательством Ленина был сделан доклад «О предложении Академии наук ученых услуг Советской власти по исследованию естественных богатств страны». Ленин попросил у Академии «выяснить те взгляды, которых придерживаются представители науки и научные общества по вопросу о ближайших задачах русской науки». Эту записку ученые написали с большим энтузиазмом (см. [318]).

Непременный секретарь Академии наук С.Ф. Ольденбург писал (1927 г.): «Несомненно, что наука близка Ленину, что в его жизни она занимала большое место и что понять Ленина вполне мы сможем, только если выясним для себя его отношение к науке». Представление науки у Ленина изучали, кроме советских, несколько западных философов. Нам полезно прочитать их тексты. Но здесь важно отношение к религии в Советской России в момент начала интенсивной программы развития науки – в сложный период становления.

Понятно, что становление политэкономии после Октябрьской революции столкнулось на противоречие религиозности социальной базы (в основном рабочих и крестьян), а с другой стороны – интеллигенции (и радикалов, анархистов, ортодоксальных марксистов, но и ученых). В советском образовании нам не объяснили, как разрешилась проблема, но есть исторические данные, для нас интересные и полезные.

Надо сказать, что экономическая часть программы строительства науки не сразу дошла до массы населения, т. к. весной 1918 г. всех захватили драматические переговоры о соглашениях Брестского мира, а летом уже начались восстания и Гражданская война. Главные коллизии вокруг программ начались в начале 1920-х годов.

Было организовано сообщество активистов антирелигиозного движения. Была сформирована газета «Безбожник» (она просуществовала 1922–1941 гг.). На ее основе в августе 1924 г. в Москве образовалось Общество друзей газеты «Безбожник» (ОДГБ). В апреле 1925 г. состоялся 1-й съезд ОДГБ, на котором было создано всесоюзное антирелигиозное общество, принявшее название «Союз безбожников», а в 1929 г. – «Союз воинствующих безбожников» (его возглавлял Е.М. Ярославский). У Союза безбожников был лозунг: «Через ОДГБ овладеем естествознанием, чтобы иметь крепкое оружие в борьбе с религией».

Сейчас об этой организации опубликовало достаточно, однако у авторов расходятся идеологические мнения, хотя картину можно представить – для нашей темы хватит. Автор диссертации о «Союзе воинствующих безбожников» пишет: «Типичными активистами СВБ были молодые русские рабочие или служащие (недавние выходцы из рабочей среды), как правило, мужчины, малообразованные, имевшие своего рода “личные счеты с Богом”… Низкий же уровень образования и очевидная некомпетентность многих активистов отталкивали людей думающих, занимающихся самообразованием. Часть компетентных и преданных делу кадров была уничтожена в ходе политических репрессий» [319][106].

Но в реальности «безбожники» не могли пошатнуть веру тех людей, которые выросли с образом религиозной картины мира, они просто игнорировали все высказывания и лозунги лекторов и комсомольцев. Но главное, что и «молодые русские рабочие», и деревенские комсомольцы вовсе не отбросили религию, они подсознательно сохраняли этику православия, и, как говорили некоторые историки, в их спорах с верующими нисколько не было атеизма. Они верили в царство добра, у них тогда было эсхатологическое восприятие времени. Они приняли пророчества Маркса, их источник истины принял образ призрака коммунизма, так начинает «Манифест» Маркс. Но истину надо добывать наукой – и в нее верила молодежь. Советский проект (представление о благой жизни) вырабатывался и строился людьми, которые находились в состоянии религиозного подъема. В. Брюсов написал такие строфы:

Дни просияют маем небывалым,

Жизнь будет песней; севом злато-алым

На всех могилах прорастут цветы.

Пусть пашни черны; веет ветер горний;

Поют, поют в земле святые корни, —

Но первой жатвы не увидишь ты.

Обе массивные общности – верующие взрослые и молодежь – не были враждебными, в основе они желали того же самого – царства добра и общины, – их картины мира были тогда очень близки. Однако они поверили и в призрак коммунизма, и в «Пролетарии всего мира, объединяйтесь!». Поверили и в науку.

И советская власть это поняла и стала мягко успокаивать «безбожников». В апреле