Краем глаза - Дин Кунц

Туман не только маскировал город, но и заглушал все звуки. В проулке стояла удивительная тишина. Все магазины давно закрылись, работникам ресторанов было не до перекура, так что Младший не увидел ни людей, ни грузовиков, подвозящих товары, ни каких-либо других автомобилей.

Прекрасно понимая, что в дверь вот-вот может нетерпеливо постучать желающий облегчиться, Младший соскользнул с подоконника.

Недди, одетый для работы, но не для похорон, привалился к стене, свесив голову на грудь. Бледные руки лежали на полу, словно он хотел сыграть марш на плитках.

Младший выволок музыканта из зазора между раковиной и унитазом.

— Тощий, бледный, болтливый маменькин сынок, — прошипел он, все еще злясь на Недди. Он бы с удовольствием засунул голову пианиста в унитаз и потоптался на ней. Топтался бы и смывал водой вываливающиеся мозги.

Но чтобы обратить злость на пользу себе, ею надо управлять, учил Зедд в своем наиболее поэтическом бестселлере: «Прелесть ярости: управляй своей злостью и побеждай». Положение Младшего определенно не улучшилось, если бы пришлось вызывать сантехников, чтобы выковыривать музыканта из канализационных труб.

От этой мысли Младший рассмеялся. К сожалению, смешок вышел очень уж визгливым и дрожащим и только напугал его.

Управляя своей прелестной яростью, Младший положил труп на подоконник, а потом, головой вперед, столкнул в проулок. Туман поглотил глухой звук удара тела о землю.

Младший последовал за трупом. Спрыгивая с подоконника, ему удалось не наступить на тело.

Никто не спросил, что тут происходит, никто не обвинил Младшего в убийстве. В затянутом туманом проулке он был наедине с трупом, но, конечно же, в любой момент туда мог забрести кто угодно.

Кого-то другого, возможно, пришлось бы волочить по земле, но Недди весил совсем ничего. Младший легко поднял тело и перекинул через плечо.

Несколько больших контейнеров для мусора стояли неподалеку, проступая сквозь туман, зловещие, как кладбищенские саркофаги, каждый из них мог принять пианиста в свое чрево.

Волновало Младшего только одно: Недди могли обнаружить в контейнере в проулке, а не на свалке, где ему было самое место. А потому следовало оттащить его подальше от тех контейнеров, которыми пользовалась галерея. Если копы не свяжут Недди с «Галереей Гринбаум», они тем более не смогут связать его с Младшим.

Согнувшись, как обезьяна, Младший потащил музыканта вдоль проулка. Первоначальную брусчатку залили асфальтом, но кое-где покрытие потрескалось и выкрошилось, отчего Младший то и дело спотыкался и чуть не падал. Только злость позволяла ему сохранять равновесие и выходить победителем в сражении с дорогой, пока он не нашел мусорный контейнер, достаточно далеко отстоящий от галереи.

Этот контейнер, помятый, тронутый ржавчиной, покрытый капельками конденсата, размером превосходил многие другие. Крышка состояла из двух половинок, которые кто-то предусмотрительно поднял.

Без прощальных слов или молитвы, по-прежнему кипя от ярости, Младший перебросил музыканта через верхнюю кромку контейнера. На мгновение его левая рука зацепилась за ремень, перепоясывающий плащ Недди. Сцепив зубы, Младший рывком высвободил руку и отпустил тело.

Глухой звук, с которым оно упало, подсказал Младшему, что контейнер примерно наполовину наполнен мусором. Тем самым возрастала вероятность того, что Недди увезут на свалку, где его могли обнаружить разве что голодные крысы.

«Двигайся, двигайся, — приказал себе Младший, — как уходящий поезд, оставляя мертвых монахинь, или, как в данном случае, одного мертвого музыканта, позади».

Через открытое окно он вновь залез в мужской туалет. Распирающая его ярость не утихала. Он злобно захлопнул окно, отсекая заползающие в щель щупальца тумана.

На случай, если кто-то ждал в коридоре, спустил воду, хотя принятые им закрепляющие таблетки гарантировали, что кишечник будет вести себя как смирный котенок.

Рискнув взглянуть в зеркало, он ожидал увидеть осунувшееся лицо, запавшие глаза, но нет, пережитое не оставило ни малейшего следа. Младший быстро причесался. Выглядел он прекрасно, и женщины, он это знал, будут, как и всегда, ласкать его призывными взглядами, когда он вновь появится в галерее.

Оглядел одежду. Не такая уж и мятая, а главное, чистая.

Вымыл руки.

На всякий случай принял лекарства. Одну желтую капсулу, одну синюю.

Посмотрел на пол. От музыканта ничего не осталось, ни оторвавшейся пуговицы, ни лепестков цветка из петлицы.

Младший открыл дверь и обнаружил, что коридор пуст.

Вернисаж тем временем продолжался. В обоих залах толпились малокультурные, ничего не смыслящие в искусстве люди, привлеченные бесплатными закуской и выпивкой и под посредственное шампанское возносящие хвалу этой горе-художнице, творения которой настоящие ценители не удостоили бы и взглядом.

Сытый по горло и «знатоками», и самой выставкой, Младший подумал о том, что сейчас острый нервный эмезиз пришелся бы очень кстати. Пусть и страдая, он бы с радостью полил эти отвратительные полотна потоком блевотины, выразив тем самым свое отношение к ним.

В первом, большом, зале, направляясь к выходу, Младший увидел Целестину Уайт, окруженную обожателями: кретинами, простаками, идиотами, дундуками, тупицами, недоумками. Выглядела она великолепно, как и ее бесстыдно прекрасные картины. И, представься такая возможность, Младший скорее использовал бы ее, чем созданные ею так называемые произведения искусства.

Туман затопил и улицу, на которую выходила галерея. Фары проезжающих автомобилей с трудом пробивались сквозь него, напоминая лучи глубоководных субмарин, обследующих океанское дно.

Он дал взятку швейцару соседнего ресторана, чтобы тот приглядывал за его «Мерседесом», который Младший поставил чуть ли не перед входом в ресторан, на случай, если автомобиль ему срочно потребуется. А если Целестина решила бы отправиться домой пешком, он мог последовать за ней, не волнуясь о сохранности дорогого автомобиля.

Приняв решение наблюдать за входом в галерею из «Мерседеса», Младший, направившись к нему, взглянул на часы. Но обнаружил лишь свое запястье: «Ролекс» исчез.

Младший остановился как вкопанный, мгновенно оценив весь ужас случившегося.

Подогнанный по руке многозвенный браслет закрывался защелкой, которая в раскрытом виде позволяла браслету легко соскользнуть с руки. Младший уже знал, что защелка расстегнулась, когда он выдергивал руку, зацепившуюся за пояс плаща Недди. Труп упал на дно мусорного контейнера, прихватив с собой часы Младшего.

И хотя «Ролекс» стоил недешево, материальные потери Младшего не волновали. Он мог купить две дюжины «Ролексов», увешаться ими от запястья и до плеча.