Друид - Клауде Куени

Замолчав, Ариовист широко улыбнулся и в очередной раз продемонстрировал римлянам свои здоровые крепкие зубы. Когда он продолжил свою речь, его глаза блестели:

— Да, Цезарь, я буду считать тебя своим врагом. Тебя, именно тебя — Гая Юлия Цезаря, а не римский народ, не римский сенат, потому что у меня достаточно друзей среди влиятельных политиков и богатых людей Рима! Мне прекрасно известно, что мои войска окажут всем им огромную услугу, если уничтожат тебя здесь, в Галлии. Ты даже не представляешь себе, сколько послов из Рима и Массилии прибывают в мой лагерь каждый день, чтобы передать богатые дары и письма. Если я убью тебя, Цезарь, то все эти влиятельные лица из Массилии и Рима будут на моей стороне.

Проконсул буквально кипел от гнева. Речь, только что произнесенная Ариовистом, служила очередным доказательством, подтверждающим мнение тех офицеров, которые считали, что Цезарь начал военную кампанию в Галлии, преследуя собственные интересы, а не интересы Рима. Проконсул явно недооценил Ариовиста. Похоже, этот варвар в самом деле поддерживал отношения с врагами Цезаря в Риме и в Массилии.

Хотя ложные утверждения не становились от этого более правдивыми, Цезарь почти слово в слово повторил то, что он говорил до этого. Он настаивал на своей правоте, утверждая, будто вторгся в Галлию исключительно с одной целью — помочь своим союзникам. Однако в этот раз проконсул пошел еще дальше. Совершенно неожиданно для всех он заговорил о некоем Квинте Фабие Максиме, который еще триста шестьдесят лет назад сражался против арвернов и победил. Но тогда Рим решил оставить варварам свободу и даже не заставил их платить дань. Этот пассаж из речи Цезаря сводился к тому, что римский народ оказался в Галлии задолго до германцев, а значит, имел гораздо больше оснований претендовать на эти земли.

Лошади беспокойно переступали с ноги на ногу. Все мы ощущали нарастающее напряжение. С каждым мгновением ситуация обострялась все сильнее и могла в любой момент выйти из-под контроля. Внизу, у подножия холма, я также заметил движение. Германцы и римляне начали оскорблять друг друга, обзывая последними словами и осыпая жуткими ругательствами. Некоторые из всадников покидали строй и, приблизившись друг к другу на расстояние в несколько десятков шагов, начинали метать камни. Тут же на вершину холма прискакал гонец, который сообщил Цезарю об этих досадных инцидентах. Германский всадник, оказавшийся на гребне почти одновременно с гонцом-римлянином, очевидно, сообщил своему вождю то же самое. Вне себя от негодования, проконсул повернул своего коня и, даже не попрощавшись с Ариовистом, поскакал во весь опор в сопровождении своих офицеров и переводчиков вниз по холму. Там его уже ждали солдаты десятого легиона, которым ввиду сложившихся обстоятельств на некоторое время пришлось стать всадниками. Все римляне галопом помчались в свой лагерь, где эдуям вернули их лошадей.

Ближе к вечеру Цезарь собрал всех своих легатов и офицеров, чтобы во всех подробностях описать им свой разговор с Ариовистом. Поскольку их беседу слышали множество свидетелей, у проконсула не было возможности скрыть от своих подчиненных не устраивавшие его высказывания вождя германцев. Однако по поведению Цезаря все присутствующие могли понять, что он не очень огорчен таким развитием событий. Проконсул хотел как можно быстрее развязать войну против орды Ариовиста. В любой момент офицеры вновь могли начать высказывать свое недовольство и, что еще хуже, перейти к действиям. Только битва могла помочь проконсулу положить конец нежелательным разговорам. Я успел довольно неплохо изучить характер Цезаря и понимал, что, на его взгляд, события разворачивались слишком медленно, потому что в мыслях он вместе со своими легионами был уже далеко на севере. Своим тайным агентам проконсул давно отдал приказ начать собирать информацию о бельгийских племенах.

Через два дня в лагере римлян вновь появились послы Ариовиста. Вождь германцев выразил желание продолжить внезапно прерванные переговоры. Ариовист просил Цезаря назначить время встречи и сообщить, где именно она должна состояться, или отправить к нему своих доверенных лиц.

Проконсул ответил, что он с радостью примет это предложение. Он хотел, чтобы Ариовист ни мгновения не сомневался в том, что римляне желают продолжить переговоры, хотя на самом деле они уже готовились к битве. Тот факт, что именно меня и принца Валерия Прокилла Цезарь выбрал в качестве послов, которые должны были отправиться к Ариовисту, показался нам не чем иным, как признанием наших заслуг. По крайней мере, так мы думали сначала.

Вместе с германскими всадниками мы прибыли в лагерь Ариовиста. Нас буквально распирало от гордости — ведь меня и Валерия Прокилла должны были представить германскому вождю как послов римского народа и самого Цезаря.

Лагерь Ариовиста совершенно не был укреплен. В отличие от тех лагерей, которые римляне разбивали, делая привал или готовясь к длительному пребыванию на одном и том же месте, здесь не было никакого порядка. Похоже, огромная территория превратилась в палаточный городок всего лишь за несколько часов. Кое-где телеги поставили вплотную одна к другой, так что получилось импровизированное укрепление. Скорее всего, германцы располагали свои жилища таким образом, чтобы палатки, принадлежащие родственникам из одной семьи или клана, находились рядом. Когда мы появились в лагере, на нас почти никто не обратил внимания. Пока мы пробирались между палатками, нам то и дело приходилось пригибаться, чтобы увернуться от летевших в нас с разных сторон обглоданных костей. Повсюду у огня сидели германцы и жарили мясо на небольших кострах: было время ужина. Поглядывая на сопровождавших нас всадников и на других воинов в лагере, мы не уставали изумляться их высокому росту, крепкому телосложению и светлой коже, которую они натирали пеплом и жиром, чтобы та казалась еще светлее. Но больше всего нас удивляли их светло-рыжие густые шевелюры. В Галлии и в римских провинциях очень редко можно было встретить человека с таким цветом волос. Тогда мне казалось, что у германцев еще более экзотическая внешность, чем у темнокожих нубийцев или египтян. Во всяком случае, эти рыжеволосые великаны в самом деле выглядели устрашающе. Стоило мне лишь представить, с каким ожесточением они бросаются на врага, — и у меня по спине бежали мурашки.

Вход в палатку Ариовиста оказался открытым. Внутри громоздились горы мехов, тюки с тканями и одеялами. Казалось, будто это не жилище германского вождя, а шатер какого-нибудь торговца из Массилии. Больше дюжины молодых девушек — скорее всего заложниц из племени эдуев — сидели рядом с веселившимися воинами прямо на земле, устланной шкурами, и ужинали. Вдруг один из германцев, сидевший немного в стороне от остальных среди ящиков и бочек, поднялся и подошел к нам. Только сейчас я понял, что это был сам Ариовист. Мне показалось, что он одет гораздо скромнее, чем некоторые воины, ужинавшие в его жилище.