Будущее непределенное - Дэйв Дункан

— Уверяю вас, брат Проф, что человек, которого мы нашли, был совершенно несомненно Тайкой, и он совершенно несомненно был мертв. Его лицо не пострадало. У него была отметина на ноге, я часто ее видел, когда он принимал ванну.

— Я помню ее еще со школы, — сказал Джулиан. — Я тоже заметил ее.

Ничто не могло заглушить презрительного фырканья Профа.

— Мана может имитировать и это. Его черты запросто могли придать какому-либо другому трупу.

— Не было там других трупов!

Проф рассмеялся:

— Вот именно! Что это? Чудесная случайность? Или это похоже на то, что наш друг приложил руку и к этому, когда одолел соперника и смог использовать свои силы по своему усмотрению?

И тут Джулиан вдруг взорвался. Он с грохотом ударил кулаком по столу — тем самым кулаком, который подарил ему Освободитель.

— Нет! — взревел он. — Это похоже на обычное, чертовски обычное везение! Говорю вам, Экзетер не симулянт! Он никогда не опустился бы до такой подделки! Каким бы сильным он ни стал, он не сделался бессмертным, ибо нет трюка более дешевого, чем разыгрывать воскрешение. Он просто не стал бы этого делать! Неужели вы не понимаете? Неужели никто из вас не видит этого? Он знал в Ниолвейле, что ведет свою Сотню на смерть, и пошел на это только потому, что тогда уже знал: он и сам погибнет!

— О нет! — прошептала Алиса.

— О да! Это единственное условие, на котором он согласился бы пожертвовать своими друзьями. Он не послал бы их в пекло, не пойдя с ними сам. Он отомстил за своих родителей, он отомстил за всех других жертв Зэца, но он знал, какую цену придется заплатить, и заплатил ее. Зэц умер, и он тоже!

Проф был заметно потрясен, но не убежден.

— Одновременно? Разве такое возможно? Но куда тогда делась мана?

Джулиану хотелось визжать.

— Ради всего святого, поймите же: у Экзетера вообще не было маны! Неужели вы еще не поняли этого? Мы все гадали, как это он убедил Пентатеон поддержать его, дать ему достаточно маны для битвы. Мы ведь знали, что чем сильнее он станет, тем менее вероятно то, что они будут ему доверять.

Глаза Пинки вдруг открылись широко-широко.

— И как он их убедил? Как заставил поверить ему?

— Он их не убедил! — крикнул Джулиан, вскакивая. Он ужасно боялся, что вот-вот начнет плакать, как плакал в Тарге или как плакал после контузии. Все это вообще напоминало ему контузию. Он закричал еще громче: — Он собрал Пятерых здесь, в этом дворике. Мы с Алисой сами видели их, как раз отсюда. Но он не просил их о помощи. Он не просил их довериться ему. Он сам доверился им! Он не выпрашивал у них маны. Он отдал им свою! Всю, до последней капли! Вот почему таргианцы смогли схватить его и отволочь на свой заранее состряпанный суд, смогли избить его и обречь на казнь — у него не осталось маны! Такого гамбита Зэц никак не ожидал. Вообще никто не ожидал! Но Эдвард задумал его с самого начала как единственно правильное решение. Помните пророчество о том, что мертвые пробудят его? Он видел войну во Фландрии. Если миллионы простых людей могли отдать свои жизни за победу над злом, то это мог и он, и он смог отомстить за своих родителей и погибших друзей…

Он глубоко вдохнул и заставил себя опуститься обратно на скамью, дрожа, как от малярии.

— Зэц, должно быть, здорово удивился, когда его смертного врага доставили к нему связанным и беспомощным. Возможно, он даже заподозрил подвох. Но пока он был целиком поглощен картиной казни Экзетера, Пятеро использовали тот шанс, который подарил им Экзетер, и ту ману, которую он дал им, и убили Зэца!

Он замолчал, задыхаясь. Алиса положила руку ему на плечо.

— Вы хотите сказать, они действовали сообща? — с сомнением в голосе спросил Пинки. — Пятеро?

— Им пришлось! Эдвард не оставил им выбора, поскольку победители могли принять участие в дележе Зэцевой маны, так что ни один из них не мог себе позволить остаться в стороне. Они использовали свой единственный шанс разделаться с Зэцем. Шанс, который Экзетер подарил им без всяких условий.

— Я полагаю, это возможно, — подумав, неуверенно проговорил Проф. — Но… Можно ведь предположить, что у одного из них хватило порядочности, чтобы спасти жизнь Освободителя.

— У этой шайки? О нет! Они не знают, что такое благодарность. И они точно не хотели бы, чтобы Экзетер остался на свободе. Он умеет играть в их игру лучше любого из них. На следующий год он набрал бы еще больше маны, и тогда бы они все ходили перед ним на задних лапках — это в самом лучшем случае. Они избавились разом от двух людей, которых боялись больше всего. Уверен, они сейчас празднуют победу, упившись, как моряки в порту.

— Одно хорошо: они никогда не сделают больше ошибки, допустив человеческие жертвоприношения.

— Джулиан прав, — прошептала Алиса. — Видите ли, было ведь и еще одно пророчество. Цыганка сказала, что ему придется делать выбор трижды: между честью и дружбой, между честью и долгом, между честью и жизнью. Он каждый раз выбирал честь. Он знал, что должен умереть.

На этот раз пауза затянулась.

— Мне кажется, нам лучше говорить по-джоалийски, — сказал наконец Пинки. — Ваше преосвященство, братья, мы сейчас обсуждали злых чародеев и насколько они помогли Освободителю в его миссии. Мы пришли к выводу, что они, конечно, не помогали.

— Несомненно, они радуются сейчас в своей греховности, — величественно согласилась Элиэль. — Но добро все равно восторжествует, ибо такова воля Единственного.

— Да, восторжествует, — прохрипел Джулиан. Слезы катились по его щекам, и его слегка подташнивало. Он стыдился своего взрыва, стыдился того, что не мог скрывать свою скорбь так, как делали это другие. — И они ведь не знают силу идей. То, что оставил нам Д'вард, — это церковь, построенную на реальном историческом событии, тогда как языческие верования почти полностью состоят из легенд и вымыслов. Мы должны строить ее в память о нем. Будут еще и преследования, и мученики, но церковь будет питаться и расти на них…

— Кажется… — осторожно подал голос Пиол Поэт. Неизвестно откуда он достал кипу бумаг и начал рыться в ней. — Кажется, у меня есть… Ага! Да, вот те слова, которые Господин говорил о церкви. — Держа листок в опасной близости от свечи, а свой нос еще ближе, он начал читать:

— В Юргвейле, в бедродень Господин сказал:

«Разве церковь не живое существо? Она зачата в союзе, когда отец роняет семя в готовую взрастить его утробу. Она является на свет в крови и муках, и улыбаются те, кто слышит ее первый голос. Разве не подобна церковь ребенку, который растет и меняется, делает ошибки и учится? Разве не подобна церковь молодому человеку, горячему и полному решимости улучшить мир, но склонному к насилию? Разве не похожа церковь на мать, которая любит своих детей, но не балует их? Разве не похожа она на отца, который защищает и наставляет свою семью, стараясь не навредить ни ей, ни другим? Разве не похожа церковь на каждого из нас, способного жить в мудрости и сострадании к ближнему или погрязнуть в лени и бесцельной суете. Посему судите о верованиях так же, как вы судите о людях. Если они жаждут богатства, отриньте их. Если они лгут, отвернитесь от них; если они угрожают, гоните их. Если они убивают, причиняют боль или преследуют, ищите других советчиков, ибо ложный наставник страшнее невежества. И если они каются — простите их».