Смерть Несущая - Марина Александрова

– Я не убью тебя, хотя ты и славно задолжала мне, – каким-то чужим, бесстрастным голосом заговорила она. – Но и долгов я не прощаю, – сказав это, юная демоница поднесла серп к нити и легонько надрезала ее.

Серебристая ниточка была настолько тонкой, что просто обязана была порваться от малейшего надрыва. Но все же она устояла. Лишь края, надсеченные серпом демоницы, словно обуглились, почернели и распушились какой-то зловещей бахромой.

– Так-то лучше, – сказала девушка, поворачиваясь спиной к лежащей без сознания Фриде.

Лицо Мары оставалось холодным и бесстрастным, но тонкие пальцы начали ощутимо подрагивать, когда ее взгляд уперся в недвижимое тело юноши. Она села на корточки рядом с бездыханным братом. Не касаясь волос, провела рукой над его головой. Тугие каштановые кудри упали на некогда живое лицо, темно-карие глаза казались стеклянными, глупыми, кукольными. Девушка не стала всматриваться в них, а быстрым движением руки прикрыла.

– Я же говорила тебе, – глубокомысленно заключила она, подхватив Кима на руки, и, словно не ощущая веса его тела, поднялась. – Пора домой, Ким, – очень тихо прошептала девушка, когда хрустальная капля телепорта на ее шее сверкнула голубым, на миг затмевая своим сиянием все вокруг, а фигура молодой демоницы растаяла в воздухе.

Эпилог

Когда приходит рассвет, считается, что все темное и плохое остается под исчезающим покровом ночи. Вновь расцветают цветы, просыпаются после долгого сна птицы, пробуждается природа. С первыми лучами солнца мир очищается от мглы, что царила вокруг. Начинается новый оборот, который принесет с собой печаль и тоску, разбитое сердце, истекающее горем и кровью… Но будет и радость, потому что жизнь остановить нельзя. За черным последует белое. И даже когда кажется, что просвета нет и не будет, он все равно настанет. Ворвется в серую монотонную жизнь яркими красками весны, разгонит тьму и, не спрашивая дозволения, изменит жизнь. Так было всегда, так будет и теперь. Ведь должно же быть?

Дрэй стоял посреди комнаты Мары и пустым взглядом всматривался в утреннюю хмарь. Он был так далеко сейчас в своих мыслях, что не обращал ни малейшего внимания на алый рассвет, раскрашивающий серое небо в совершенно невообразимые цвета.

«Она ушла, – думал он. – А я идиот», – логически заключил дракон.

Дракон искал ее всю ночь. Он, Корч, демоны, Тарий и Эдриан прочесали всю академию вдоль и поперек. Хотя то, что Мара покинула ее пределы, было ясно еще тогда, когда они, идя по следу девушки, оказались в комнате Фриды Морид. Наследная принцесса лежала на полу, ее глаза с отсутствующим выражением смотрели на окружающий мир. На идеальных губах застыла столь же идеально кукольная улыбка. Волосы огненным водопадом спадали на плечи, едва прикрывая слишком глубокое декольте изумрудного платья. Казалось, она и не заметила того, что в ее комнату ворвалось сразу такое количество мужчин. Первым заговорил Эдриан, отец Фриды, повелитель вампиров.

– Дочь моя, – тихо произнес он, опускаясь на колени перед девушкой. Она все так же продолжала улыбаться чему-то, одному ей ведомому, и, казалось, совершенно не слышала того, что к ней обращались.

– Фрида, – уже жестче сказал повелитель, хватая дочь за плечи и слегка встряхивая.

Девушка словно очнулась от странного оцепенения, непонимающе посмотрела на отца.

– Папа? – как-то по-детски прохныкала она. – Я кушать хочу…

– Что тут произошло? – Светлые брови Эдриана сошлись на переносице, а рыжеволосая красавица вдруг заплакала. Так сильно и горько, что многим из присутствующих стало не по себе.

– Кушать хочу… – неожиданно зашипела она и с невероятной скоростью кинулась на отца, цепляясь руками за его длинные волосы и готовясь впиться клыками в открытое горло повелителя. Она шипела и царапалась, когда Эдриан пытался перехватить ее тело так, чтобы ей было сложно даже пошевелиться. Потом Фрида неожиданно глубоко вздохнула и как-то разом обмякла в руках отца.

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, – быстро и тихо забормотала она. – Выплыл ясный круглый месяц, а за месяцем луна, мальчик девочке слуга. Ты, слуга, подай карету, а я сяду да поеду. Ты, слуга, подай метлу, я в карете подмету, – каким-то лающим неестественным смехом захохотала она.

– Что здесь произошло? – прорычал Эдриан, продолжая удерживать смеющуюся дочь.

– Точно могут ответить лишь те, кто здесь был до нашего прихода, – задумчиво проговорил Оберон.

– И кто же это был? – все еще зло, но уже не столь агрессивно спросил повелитель вампиров.

– Да откуда же мне знать? – хмыкнул демон, обменявшись задумчивым взглядом с собратьями.

Дрэй знал, кто был здесь, так же, как догадались об этом и демоны. И от одной мысли об этом ему стало не по себе. В комнате пахло кровью, человеческой и вампирской, но более всего тут чувствовалась манипуляция с потоками силы. Что это значило? Никому из них объяснять было не надо, особенно учитывая состояние Фриды. Ясность для присутствующих вампиров и дроу никто вносить не собирался. Конечно, Эдриан, как и Тарий с Корчем, дураком не был. Ему хватит и логических размышлений на тему того, что случилось в эту ночь. Рано или поздно он сопоставит исчезновение Мары и помутнение рассудка его дочери. Какие выводы он сделает? Этот вопрос оставался открытым, но, по мнению Оберона, не первостепенным. Как он ни старался, но не мог услышать песнь крови Серебра. А это давало ему на выбор несколько вариантов. Первый был самым неприемлемым. Мара мертва. Он тут же был отметен, поскольку нет тела – нет дела, как любил говаривать его любимый враг. Второй вариант был более логичен в сложившихся обстоятельствах, демоница использовала дар Грани, а значит, он теперь будет беречь свою хозяйку лучше любого цепного пса. Ни один демон, человек, вампир, эльф, дэйург или дракон не сможет почувствовать ее и творимую ей магию, пока она сама того не пожелает. Интересно, а она сама знает о таких свойствах игниса? Вероятнее всего, что нет. Не может ни один демон сознательно закрыться даже от собственного дэйурга. Отсюда возникала еще одна проблема, необходимо было найти Каа’Лима. Уж если кто и сможет дозваться ее сквозь силу Грани, так это он. Проблема под номером три стояла перед Обероном и сжимала в объятиях свою непутевую дочь. Демону едва удалось не поморщиться от брезгливости, глядя на Фриду. Но с этой проблемой он решил разобраться здесь и сейчас, дабы избежать ненужных последствий.

– Ты не откроешь охоту, Эдриан, – произнес он, смотря глаза в глаза повелителю вампиров.

– Что? – На мгновение Эдриан даже растерялся от такого заявления. – Это моя дочь и виновные…

– Не откроешь, – казалось бы, тихо сказал Оберон, но от мощи его голоса задрожали стекла в комнате Фриды. – Еще раз заставишь меня повторить, и разговоров более не будет. Лечи дочь и не лезь в дела, которые тебя не касаются.

У Эдриана не было выбора, кроме того, как смолчать, но был выбор, как поступить. Но думать об этом сейчас он не стал. Не зря ведь говорили, что некоторые демоны умеют читать мысли.

– Здесь нам более нечего делать, – сказал Илай, поворачиваясь спиной к собравшимся и направляясь к выходу.

Остальные, кроме Эдриана и пребывавшего в странной задумчивости Тария, последовали его примеру.

Демоны отказались продолжать поиски и отправились в выделенные им покои. Уже утром делегация Кайруса исчезла без лишней помпы и шума. Никто не видел, как они покидали стены академии, равно как и не слышал их сборов.

Дрэй и сам знал, что искать в МАМ бесполезно. Но все же с каким-то непонятным упорством продолжал прочесывать академию, стараясь найти хоть что-нибудь… что-нибудь, что сказало бы: она все еще рядом. Он и сам не понял, как оказался в ее комнате. Не осознавал и того, как раскрасило алое солнце серое небо. Но сейчас он точно знал две вещи. Чего бы ему ни стоило, но он найдет ее! А когда найдет, то скажет ей все, как есть. Главное, чтобы не было поздно. Но прежде следовало поговорить с Орэном. Он единственный из всех знал Мару достаточно, чтобы предсказать, куда она могла отправиться.

Кровавый горизонт рассветного неба принимал в свои объятия дитя воздуха, алого дракона, что встал в это утро на крыло. Он улетал стремительно, не оглядываясь. Он знал, должно быть впервые за всю свою долгую жизнь, чего на самом деле хочет. И эта жажда желаемого будет вести его в поисках той единственной, которую он не должен был потерять, но даже сейчас с каждым вздохом терял все больше. Быть может, у него еще будет шанс? На надежду, на прощение, на обретение утраченного? Нет, хотя бы на то, чтобы объяснить…

А в это время Лиам сидел во мраке собственной комнаты. Вид у него был потрепанный и весьма удрученный. Не на это он рассчитывал, совсем не на это. Он был недоволен собой, своим просчетом. Как недовольна была и тьма, что сейчас говорила с ним.