Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя люди ценят свою свободу, рамки, устанавливаемые обществом, настолько же необходимы для счастья, как и сама свобода. Если людей подавляют или выбивают из колеи возможности, открывающиеся для них и других членов общества, а также действия людей вокруг них, то, что они чувствуют, – это хаос, а не свобода. Следовательно, то, что мы считаем свободой, – неизбежно довольно ограниченная характеристика. Но только чужак будет считать, что ограничения, накладываемые культурой, являются притеснением. Поэтому общества, которые поощряют индивидуализм, как Соединенные Штаты, и те, что воспитывают коллективистскую идентичность, такие как Япония и Китай, – где люди большее внимание уделяют своей принадлежности к коллективу и той поддержке, которую им это дает, – могут одинаково ценить возможности и счастье, обеспечиваемые их обществом[1154]. Независимо от терпимости общества единство ослабевает, если граждане общества обладают свободой (или чувствуют, что должны обладать свободой) действовать за пределами зоны комфорта других, будь то женщины, участвующие в голосовании, протестующие, сжигающие флаг, или нетрадиционные пары, претендующие на право заключать брак.
Это слабости социальной структуры, с которыми борются многие современные общества. Но этническое разнообразие представляет еще большее осложнение в погоне за единством и свободой. Трудность заключается в сохранении равновесия между стремлением одной группы к свободе и комфортом другой группы. Нередко между группами появляется неравенство в вопросе личной свободы. Этнические меньшинства должны соответствовать тому, что общество считает приемлемым, особенно ожиданиям доминантной группы. Но они также обязаны не слишком подражать доминантной группе, оставляя большинству его отдельный привилегированный статус. Таким образом, этнические меньшинства оказываются в положении, когда они должны прилагать усилия для того, чтобы принадлежать не только к обществу, гражданами которого являются, но и к собственному этносу. Испаноязычные американцы, например, постоянно воспринимаются согражданами американцами и почти всегда считают сами себя латиноамериканцами. Представителям доминантной группы, в чьих руках находится контроль над символами и ресурсами наций, напротив, гораздо реже приходится задумываться о собственном этносе или расе, за исключением тех случаев, когда они должны объединиться в период экономических проблем. Это дает им бо́льшую свободу: представители большинства наслаждаются роскошью считать себя единственными в своем роде, уникальными людьми[1155].
Соединенные Штаты, которые смяли коренные народы материка и захватили их территории, чтобы кое-как создать общество, состоящее (за исключением рабов и их потомков) из людей, прибывших по большей части добровольно, – это эксперимент, почти не имеющий аналогов в истории. Население имеет разное происхождение, а обширные регионы страны не населены этническими группами большой численности, претендующими на то, что с этими территориями их связывают древние корни. В результате у США отсутствуют точки разлома, которыми усеяны общества Старого Света, собранные воедино в результате насильственного присоединения с последующей бесконечной историей негодования и обид. Отсутствие готовых линий разлома, возможно, служит показателем прочности Америки, несмотря на политический беспорядок. И все же неясно, во что превратится эта страна по достижении возрастной отметки в 250 лет. Единственный вопрос превосходит все остальные: смогут ли Соединенные Штаты продолжать существовать как одна неделимая нация и находиться в продуктивных взаимоотношениях с остальным миром в качестве сохранившейся сверхдержавы? При наличии широких возможностей для разнообразия, когда требования для получения гражданства сведены к нескольким условиям, социальное взаимопонимание и готовность адаптироваться будут необходимы, так же как и для многих стран.
Каков наиболее благоприятный вариант развития событий для будущего наших обществ? Что обеспечит здоровье и долговечность общества? Господствующей тенденцией в современных обществах является уход от поддержки разнообразия и сосредоточение национальной идентичности в более узком диапазоне – на доминантной группе. Даже в этом случае этнические меньшинства никуда не исчезнут. Мы можем замедлить темпы иммиграции, но изгнание представителей этносов, как иногда поступали римляне в тяжелые времена, больше не разумно. К счастью, Соединенные Штаты принадлежат к растущему числу современных государств, которые являются исключительными не только в плане многочисленности этносов, но и изобилия разного рода. Такие нации гордятся богатством вакансий, религиозного выбора, спортивными сообществами и другими группами по интересам. Этот рог изобилия может повышать прочность общества, предоставляя его гражданам множество возможностей, которые добавляют новые пласты их персональной идентичности и близости с другими людьми. Те, кто способен выйти за рамки своего этноса или расы или найти нечто общее с такими же людьми, как они, но придерживающимися других точек зрения, имеют шанс установить крепкие отношения с помощью других общих увлечений: вспомните об исследовании, которое демонстрирует, что на расу человека могут не обращать внимания, если он или она будет одет(а) в куртку любимой команды[1156]. Такие перекрестные связи могут быть хрупкими на уровне индивидов, но прочными в массе, сохраняя единство общества вопреки потрясениям[1157]. Управление тоже имеет значение. Нации, состоящие из отличающихся этносов, успешно функционируют, когда их институты поддерживают разнообразие[1158]. До тех пор пока взаимодействие остается эффективным, влияние предубеждений снижается. Этот феномен наблюдается независимо от того, насколько люди сдержанны в своем выборе друзей или сколь мало времени они проводят в личном контакте с другими этносами[1159].
Разнообразие, которое обеспечивает творческий обмен, инновации и решение проблем, поддерживаемые различными талантами и точками зрения, в то же время представляет собой социальный вызов[1160]. Остается тревожный вопрос о том, как долго общество способно сохранять прочность вопреки меняющимся взаимоотношениям между его населением. Для ненасильственного сохранения целостности общества все его сообщества должны иметь стимул, чтобы с одинаковым пылом сплотиться вокруг базовой идентичности. Но проще сказать, чем сделать, учитывая, что большинство имеет больше свобод и власти для манипуляции правилами игры в свою пользу, часто за счет институтов, которые в основном находятся под контролем верхушки общества. Нация, поддерживающая прочные связи между своими гражданами и настолько же искусная в ведении дел с другими обществами, обеспечила бы более высокий уровень благосостояния своего населения, продлив свое существование на Земле и сделав свое наследие наиболее запоминающимся, ярчайшим в истории человечества.
Было бы верхом глупости полагать, что подобного результата можно добиться посредством веселой доброжелательности или осторожного социального инжиниринга. Как бы оптимистичны вы ни были в отношении нашего умения решать проблемы, человеческий разум – и общества, которые мы создаем, когда эти умы взаимодействуют, – проявляет гибкость лишь до определенной степени. Наша готовность получать удовольствие от выгодного социального положения, даже наносить вред друг другу ради сохранения нашего чувства доминирования и превосходства – неизменная черта человека.
Наша беда
